Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений

VIII. «Да, это было так: глухой бульвар, окрайна…»

Да, это было так: глухой бульвар, окрайна.Я ночью шел… Зачем? Я шел любить, мечтать,Я почему-то был совсем необычайноИ странно ласковым, готовым всё обнять.По мокрой улице мелькали беспрестанноОбличья темные, спеша, спеша, спеша…Отдельный огонек горел под крышей странно,Как одинокая и умная душа…Чуть-чуть шел мелкий дождь и мне казалась зыбкойБульвара глубина, темнеющая там,И молча я слагал с застывшею улыбкойСонеты призракам, бредущим по ночам.Ах, эти призраки! И мне казалось – каждыйНесчастен был и слаб, и бесконечно мал,Затерян в темноте и был охвачен жаждой,Чтоб кто-нибудь его ласкал бы, разгадал…Зачем в такую ночь они еще бродили?Ведь город каменный, неведомый, большой!..И было больно мне, что все они скользили,Скрывались, шмыгали, сливались с темнотой…

И вдруг я увидал – недвижная застылаКак будто женщина… далеко… на скамье…Я ближе подошел. Да, женщина. ЗакрылаОна платком лицо… Спала, казалось мне.Я рядом сел и ждал: она не шелохнулась…И стал меня страшить недвижный силуэт…Что с ней случилося? Зачем она согнуласьК коленям головой? Она жива иль нет?Быть может, это мать; она в глубоком горе;Ребенок умер, сын, прелестное дитя;Окаменевшая в отчаянном укоре,Она не чувствует ни ночи, ни дождя.Иль это нищая? Иль это… Или это…Не умерла ль она на улице одна?!

Я с криком сжал плечо и руку силуэта…И голову свою приподняла она.

Ужасно дряхлая, безбровая старуха,Безжизненно-тупа, глядела в темноту,

Большими складками свисали щеки сухо,Уж затемненные в густую желтизну.Губами тонкими не мне она шепталаНеобъяснимое… И побрела во тьму…Согнувшись, медленно… И вот уже пропала…

Я плакал, я дрожал… не знаю почему…

IX. «А иногда в тиши, когда всё странно-строго…»

А иногда в тиши, когда всё странно-строго,В душе, как призраки, медлительно растутДогадка страшная и страшная тревога –Все притворяются, что жизнь есть только труд?

Вглядитесь в них, в людей!В них брезжит смутно, где-то,Сиянье странных грез, невысказанных снов,Есть поиски иль грусть какого-то ответаНа что-то, что лежит в подвалах их умов!

Мы лгать обречены! Но в серой мгле пороков,Как лава под землей, как дремлющий экстаз,Есть ожидание растерзанных пророков,Застывших бледных лиц и молча страстных глаз.Вдруг будет день – Канун. Мечта, что создаваласьТысячелетьями, вдруг станет всем близка…О, если бы она когда-нибудь прорвалась,Пан-человечества бездонная тоска!

Начнется шепот губ по темным закоулкамИ будет всё расти, повсюду проникатьИ станет наконец всеобщим, страшным, гулким,Но где-то в глубине, не смея закричать…Смятутся книжники, встрепещут лжи авгуры,Появятся слова, слова, как меч, как суд,Их скажет кто-нибудь, и все посмотрят хмуроИ сразу замолчат. Ведь все чего-то ждут.Железный лязг замков заполнит ночь тревожно,Угрюмо все начнут запоры починять;Раздастся шум иль крик, все шепчут: это ложно!Безумцы явятся.Их будут убивать.

Все станут хитрыми, все будут сторониться,Глядеть из-под бровей, грозить кому-то в высь,И вот реченное от древних книг свершится –Внезапный, острый вопль раздастся: Бог, явись!

Он будет диким, крик! Вберет он стоны «Хлеба»И стоны «Истины» и будет страшно прост,И он порвет, как холст, лазоревое небо,Раздвинет облака и долетит до звезд…

И се в ответ ему, как медный глас страданий,Ударят языки восторженных церквей,Заговорят века печальных ожиданий,Заплачут женщины и обоймут детей.В прекрасных мантиях, с подъятыми крестами,Герольды горожан на площадь созовут,Пройдут процессии с зажженными свечами,Первосвященники в их голове пойдут!Там будут девушки в одеждах белоснежных,Там дети будут петь старинные псалмы,И гимны плачущих, и радостных, и нежныхРастрогают сердца привыкших к рабству тьмы.Et erit Veritas.Исчезнет мертвый, странный,Прозрачный, страшный мир, который мой удел,И встанет зрячее в безумии ОсанныВсё человечество, нашедшее предел!

Но этого… не будет никогда!..

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

«Есть редко такие мгновенья…»

Есть редко такие мгновенья,Когда хорошо и светло.К прошедшему нет сожаленья,А в будущем нет воскресенья,Но жалко – не знаю чего.Прочту я святые страницыПоэта какого-нибудь,И вот поплывут вереницы,Живые, прекрасные лица,И что-то стесняет мне грудь…И в лицах я вижу стремленьяПечальной, понятной души,Но нет ни тоски, ни сомненья,Всё стройно в ночные мгновеньяИ славно, и грустно в тиши.Да, грустно. Свеча догорает,Шипя, потухает она…В уме моем слабо мерцают,Плывут, созидаются, таютОбрывки какого-то сна…И так хорошо, что на светеЕсть где-то еще красота,Что шумны и веселы дети,Что есть еще смелые эти,Что любят и жаждут креста,Что яркие любят одежды,Что в полночь глядят на звезду…Но полн я спокойной надежды,И грустью туманятся вежды:Себе ничего я не жду…

«Ветер злобный мутил, волновал океан…»

Ветер злобный мутил, волновал океан…Вал за валом на приступ бежал,И, грозя берегам, свирепел ураган,Разбивался грудью у скал…Как фаланги в шеломах, блестящей броне,Хищно мчались громады из водИ бежали угрюмо и с шумом онеНа жестокую битву вперед.Всё стремились туда, где сурово стоитИз камней вековечных стенаИ вокруг ее бешено пена кипит,Завывает и стонет волна.И летит, колыхаяся, пенистый ряд,Полный мести зловещей, к скалам…Вот удар… Грянул гром… и лишь брызги летятК ясным, звездным, немым небесам.Но бесстрашно вперед и на смену емуНовый злобный и бешеный валНес зеленую, плотную к скалам волнуИ об камень ее разбивал.И остатки волны, и крутясь, и шипя,Подымая у берега муть,Уходили опять, приходили кипя,Били мертвую, твердую грудь.Гей же, братья, ко мне! Все скорее в ряды!Все в фаланги бесстрашных бойцов,Мы пойдем умирать с смелым криком борьбыИли свергнуть твердыни оков.Братья, дружно вперед мы пойдем, как волна.Мы, кипящие злобой святой,И с скалами рабства пусть воюет она,Как немолчный и грозный прибой!Пусть у выступов скал мы погибнем в бою,Не страшны нам все жертвы борьбы,Тем, что идут на бой, звонко песню пою,Тем, что в битве находят гробы!

МОЯ ЛЮБОВЬ

Нет тягостной любви и лишь полна

страданий одна любовь – Фамари и Аммона.

Трактат Авот

Я мрачен с вида.Как пирамида,Я недвижим.

Рожден балбесомИ лени бесомЯ одержим.

Скучал до боли,Но глазки ОлиРаз увидал!

И легче пуха,Быстрее духа,Пред ней предстал.

Стройна, высокаИ черноокаОна была.

Полна движенья,И треволненья,И вся светла.

И, как у Гретель,В ней добродетельВисит, как груз.

А я вихрастый,Хромой, очкастыйИ весь кургуз.

Одну надеждуЯ на одеждуЕще имел…

Взглянул на брюки…Какие мукиЯ претерпел!?

С тревогой тайнойВзглянул отчайноНа свой мундир…

Поникли вежды…Мои надежды –Мечты, эфир…

«Я вспомню. Был вечер, и мебель…»