Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Глава шестнадцатая

Идет служенье. И в капище круглом,С двумя жрецами, в полуночный срок,Иштар встречает безбожный пророк:Восторг в лице истомленном и смуглом,Густые кудри над сумрачным лбом,Как хищный клюв, переносье — горбом;В губах румяных и чувственно-пухлыхУсмешки дрожь. Богохульный девиз,Как вызов, выткан по трауру риз.Кажденье серы дыханьем протухлыхЯиц дымится. В костлявой рукеЛже-маг сжимает орудье закланий —Трехгранный нож, и на сизом клинкеЧернеют кровью запекшейся грани.

Со стен свисает гирлянда-змеяРазрыв-травы с жестколиственным терном,И пурпур ягод на мраморе черном,Как кровь, пылает. Высоко царя,На своде красны, как кровь, острияШестиконечной звезды из коралла.В средине храма высокий помост;На нем, литой из цветного металла,Стоит кумир в человеческий рост, —Источник жизни в прообразе фалла.Узором грубых и гнусных фигурПокров помоста умышленно вышит;Огонь алтарной жаровни чуть дышит,Клубится дым мандрагоры и хмурЗловещий идол, окутанный чадом.Пред ним, от хмеля и страсти слепа,Беснуясь, пляшет и скачет толпа:Мужи и жены — все вместе; и градомС их лиц спадает струящийся пот;Их щеки бурным огнем разогреты,Дыханье жарко и руки воздетыВ порыве дружном. Как водоворот,Несет их пляски стремленье, и тесенИх круг под ритм завывающих песен:

В смерче вращенья —Пламени крещенья…Прославлен Лингам!В смерче вращенья —Дух очищенья…Прославлен Лингам!В смерче вращенья —Тайна общенья…Прославлен Лингам!

В страсти общенья —Тайна крещеньяИ очищенья!..В смерче вращенья,Исходит Лингам!

Но сразу жалким тоскующим плачемПрервало песню блеянье овцы:К закланью жертву готовят жрецы.И с мрачным блеском во взоре незрячемСвой нож заносит поющий пророк.Еще блеянье, как будто спросонок,Объятый страхом, заплакал ребенок…И в сердце жертвы вонзился клинок.Овца метнулась; и хлынул потокНевинной, жарко дымящейся крови.А жрец, насупив сращенные брови,Ее сливает в чугунный котел.В кровавых пятнах и пол, и треножник;В кровавых брызгах недвижный безбожник;Он кровь вдыхает, он очи возвелК звезде на своде; в лице — напряженье.Внезапный шорох… Меж женщин движенье…

Пронесся смутным жужжанием пчелНевнятный шепот неясной тревоги:В толпе со стуком копытцев прошелИ вдруг вскочил на помост — длиннорогий,Как полночь черный, мохнатый козел.Вскочил и замер видением мрачнымУ ног кумира, как будто прирос,И лишь привычным движением жвачнымШевелит быстро свой чувственный нос.

Огонь оживший пылает в жаровне,Костей и мяса удушлива гарь;Ужасен кровью залитый алтарь.Чернее мысли… желанья греховней…И снова пляски томящий недугЛюдей свивает в танцующий круг.

Девы, вас зовет ЛингамВ мир, открытый лишь богам!

Полумесяц — серп Лингама —В небе всплыл, как челн рыбачий,

Чуждый в море берегам.Чу! гремит эпиталамаУзам сладостных безбрачий, —Девы, вас зовет Лингам!Умащайтесь ароматомДрагоценных благовонийС безбоязненной мечтой:Близок Он в челне рогатом,Близок миг его погониЗа влекущей наготой…Гуще волны фимиама, —И Двурогий Гость в зените!..Пойте гимн его рогам!В свите светлого ЛингамаТело кровью окропите:Девы, вас избрал Лингам!

И девы, с песней, спешат, как для пира,Надеть из веток терновых венцы;А маг с помоста, во имя кумира,Кропит их кровью закланной овцы.

Он бросил травы на угли в каганце;Волной поплыл белладонны угар,И все помчались в ликующем танце,Как птицы, стаей трепещущих пар.

Он грядет!Он придетВ просветленьи!Вихрь несет,Как полет,В устремленьи.Свергнут гнет:Мир цвететВ преломленьи.Дух поет,Плоть зоветВ окрыленьи…Он придет,Он возьметВ исступленьи!..

И блещет похоть в горящих глазах:«Вращайтесь!.. Вейтесь!..» Не бешеный скоп лиПодземных духов на черных крылах,Взметая, носит подхваченный прах?«Лингам!.. Вращайтесь!..» Пронзительны вопли;Терзают люди одежды в клочки;Хватают ветки и терном колючимСо свистом хлещут; из язв ручейкиГорячей крови текут, и под жгучимДождем уколов восторгом летучимПьянеют люди, вертясь, как волчки.

Вторично кровью из чаши алтарнойКропит безумцев неистовый маг;И пляшет сам, окровавлен и наг,Вращаясь вихрем в горячке угарной:«Сливайтесь!..» — кинул он радостный клич,И возглас души ужалил, как бич…Толпа в смятеньи дробится попарно.«Лингам!.. Сливайтесь!.. Сродняйтесь!.. Лингам!..»И люди ищут, подобно врагам,В борьбе бесстыдной — победы любовной.Тела змеятся от судорог, словноСтремится с плотью расстаться душаПод хрип дыханья прерывисто-частый.Достигли страстных верхов оргиасты…Снуют старухи, лампады туша…

А рядом — комнат и зал анфилада;Сады разбиты на крытых дворах;Журчат фонтаны, и ночи прохладаПриветно веет в древесных шатрахРазлиты крепких духов ароматы,Лазурной пылью покрыты полыИ всюду говор и смеха раскаты.В хрустальных сводах столовой палатыОгни в хрустальных лампадах светлы;Чертог богато цветами украшен,Хлопочут слуги и гнутся столыВ убранстве пышном под тяжестью брашен.

Здесь всё, что может порадовать взорИ тонко вкуса утешить причуды:Меж чаш заздравных и звонкой посуды,Затейлив кубков чеканный узор;Цветов тепличных искусен убор;Обильны яства на кованых блюдах,Несчетны сласти и, в красочных грудах,Плодов привозных изыскан подбор;Душисты вина в прозрачных сосудахИ в красной глине тяжелых амфор.Но пир окончен. Истомно и душно.На пищу гости глядят равнодушно,Забыты чаши и вял разговор.

Насытясь вдосталь, как варвары, мясом,Упившись хмелем отведанных вин,Следят мужчины лениво за плясомРабынь под сиплый напев окарин.Другие женщин, почти оголенных,Влекут, и тут же на шкурах пантерСлепая похоть, пьяней, чем сикер,Сплетает змеи их рук воспаленныхИ будит, трепет животный в телах…Печально вянут цветы на столах…

Глава семнадцатая

Меж тем хозяин со взором суровым,В тяжелом хмеле на шутки скупой,Идет по саду с другою толпойНарядных женщин и к зрелищам новымВеселых спутниц ведет за собой.Спешат мужчины за ними гурьбой,И топот ног по дорожкам садовымТо громкой речью мужской заглушен,То взрывом смеха и кликами жен.

А вкруг клубятся ночные туманы:Росистый сумрак дремотой объят,Не дрогнут кедры, веков великаны,Широкой сенью нависли платаны,Рядами стрел кипарисы стоят;Лениво плещут в бассейнах фонтаны,Холодной сталью застыли пруды;Над ними дремлют глубокие гроты,И отсвет статуй огнем позолотыГорит на глади недвижной воды.

Пройдя ворота меж двух обелисков,Вступили гости на скошенный луг,Стеной кустов обнесенный вокруг.Напротив входа, в тени тамарисковСтолы накрыты. Подносы сластей,Плоды в плетеных из прутьев корзинахИ вина в старых тяжелых кувшинахСоблазном тонким встречают гостей.

К себе их манят призывно лежанкиУзором пестрым ковров дорогих.Они ложатся. Рабыни-служанкиКропя, духами обрызгали их,А слуги, молча, омыли им ногиВодою свежей в глубоких тазах,У женщин блеск любопытства в глазах,С оттенком страсти и странной тревоги…Всё небо — в звездах, как в чистых слезах,И плавно месяц плывет остророгий.

Влекуще-жутки людские пирыНа мертвом лоне полночной поры:Чуть шепчут ветки, и лунные чарыВидений роем живят их шатры;Дразнящей песней рыдают кифары,В наплывах дыма приносят кострыОтрадный вздох ароматной коры.Течет вино, наполняются чары,Кружа, волнуют хмельные пары;Мятежней мысли; тревожней ударыСердец горячих; от страстной жарыИстомно телу… Пушисты ковры…Одежды вяжут… Сближаются парыВ притворном споре любовной игры…

А пестрых зрелищ картины живыеИдут, сменяясь. Толпа дикарейПропела песни свои хоровые;Волшебник въявь вызывал теневыеВиденья — призрак людей и зверей;Танцоры, ветра ночного быстрей,Мелькали в танцах порывисто-бурных.Играли мимы. Силач-богатырьС натугой гнулся под тяжестью гирь.Шуты кривлялись в одеждах мишурных.

Чем дальше — больше забав-новостей,Чем позже час — тем нежданней затеи.Как дети малы, но пылки, пигмеиСредь общей свалки разгаром страстейВ любовных сценах смешили гостей.

С бичом надсмотрщик, скачками сатира,Бежал вприпрыжку и девочек гналПо лугу к месту разгульного пира.«О-э!..» — он крикнул. В ответ на сигнал«О-э!» — раздалось, и рой мальчугановВрасплох малюток застал на лугу:Свистели петли проворных арканов,Добыча быстро досталась врагу.У женщин взоры подернулись дымкойПохмельной страсти. Следя за игрой,Мужчины громко кричали порой,Стихали сразу пред близкой поимкой,В погоне — вслух ободряли ловца,В ладони били в минуту удачи;И люб им был поединок горячий,И долгий трепет борьбы до конца,И робкий лепет беспомощной сдачи…

Попарно шесть обнажившихся жен,В мужских и женских раскрашенных масках,Сплелись, сомлев в неестественных ласках;И, шатким светом костров озарен,Союз любовный их тел змеевидных,В растущей страсти восторгов бесстыдных,Казался въяве чудовищным сном…И снова кубки вскипают вином.

Гостей волнуют и кружат соблазны;Их говор громок, но речи бессвязны;Всё чаще смех, всё несдержанней крик,Грубей намеки и резче движенья;Уже несносна обуза туник;Уже влечет колдовство притяженья,И льнут, к устам приникая, уста,И взоры тонут во взорах туманных.Уже поспешно для юношей странныхС гостями рядом готовят места.

В них всё двулично, и вид, и приемы:Зеленых тог полуженский покрой,И губ насмешка с призывной игрой,И дерзкий взор с поволокой истомы,Смарагды в кольцах на нежных руках,Смарагдов цепи на стройных ногах.И отрок, с кожей по-девичьи гладкой,С густым налетом румян и белил,К вождю приблизясь, придвинул украдкойХозяйский кубок и с женской повадкойВино лениво сквозь зубы цедил.

Но вождь-хозяин, как завороженный,Упрямо в думы свои погружен,Был чужд веселью гостей, окруженныйВниманьем льнущих и вкрадчивых жен.Они напрасно, одна пред другою,Его старались желаньем зажечь:Его не тешит ревнивая речь,Не будит взор под двойною дугоюРесниц с их быстрым немым языком,Не дразнит грудь недомолвкой нагою,И нежность кожи, мелькнувшей тайкомМеж складок тоги, упавшей с лежанки,Не жалит бегло коварством приманки.

На сердце струны иные звучат.Как дар елея пылающей ране,Струится в душу другой аромат:О нежных пальцах, о девственном стане,Об юном смехе, — минутно богат,Минутно счастлив, в блаженном обманеОн снова грезит, как грезил стократ.Пред ним — царевна. И в бражном туманеСейчас так дорог виденья возврат!Она такая опять, как и ране,Тогда, впервые, у царских палат,Под самый вечер, в саду на поляне.

Ее любовно горящий закатОсыпал, точно рубиновой пудрой;Вокруг головки ее темнокудрой,Как алый нимб, диадемы охват;Туника рдеет, и дивное телоВ лучах багряных свободно и смело,А грудь бесстрастно, как вздох ветерка,Покров воздушный колышет слегка.

Она — сиянье нездешнего света,В ней — свежесть, радость и трепет расцвета,Как в день весенний томленье цветка.Дыханьем слаще и тоньше жасминаНезримо веет ее чистота;Сурьмы не надо бровям, и карминаНе просят губы желанного рта.А взор?.. Как боль от ожога железом,Доныне чара очей тех жива!В глазах, с чудесным изящным разрезом,Как небо, темных зрачков синева;Их взгляд глубокий, прозрачный и чистый,Как тайна, чуден и непостижим:Он в душу смотрит, прямой и лучистый,Смущенья чуждый пред взором чужим…

Глава восемнадцатая