Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений

LXXIX

Пусть к вам летит простая песнь моя,Безвестные, далекие друзья!Мы все полны одним негодованьем,Одной любовью и одним страданьем.Нас, братья, много: мы – одна семья,Мы одного мучительно желаем,Мы вместе плачем над родимым краем.

LХХХ

Там, на прибрежье теплых синих волн,Вблизи часовни ветхой над аулом,Откуда виден в море дальний челн,Где ароматный, свежий воздух полнЗеленых сосен бесконечным гулом,Есть одинокая могила. В нейУснула та, кого любил Сергей.

LXXXI

Кругом покой и тишина: лишь пчелыВ цветах шиповника гудят весной;О чем-то детском шепчет ключ веселый...Как реквием таинственный, поройЗдесь слышен моря вечного прибой.И радостна, тиха ее могила:Она была любима и любила.

1890

Песни и легенды

Пророк Исайя

Господь мне говорит: «Довольно Я смотрел,Как над свободою глумились лицемеры,Как человек ярмо позорное терпел:Не от вина, не от сикеры —Он от страданий опьянел.Князья народу говорили:«Пади пред нами ниц!» и он лежал в пыли,Они, смеясь, ему на шею наступили,И по хребту его властители прошли.Но Я приду, Я покараюТого, кто слабого гнетет.Князья Ваала, как помет,Я ваши трупы разбросаю!Вы все передо Мной рассеетесь, как прах.Что для Меня ваш скиптр надменный!Вы – капля из ведра, пылинка на весахУ Повелителя вселенной!Земля о мщенье вопиет.И ни корона, ни порфира —Ничто от казни не спасет,Когда тяжелая секираНа корень дерева падет.О, скоро Я войду, войду в мое точило,Чтоб гроздья спелые ногами растоптать,И в ярости князей и сильных попирать,Чтоб кровь их алая Мне ризы омочила,Я царства разобью, как глиняный сосуд,И пышные дворцы крапивой порастут.И поселится змеей в покинутых чертогах,Там будет выть шакал и страус яйца класть,И вырастет ковыль на мраморных порогах:Так пред лицом Моим падет земная власть!Утешься, Мой народ, Мой первенец любимый,Как мать свое, дитя не может разлюбить,Тебя, измученный, гонимый,Я не могу покинуть и забыть.Я внял смиренному моленью,Я вас от огненных лучейПокрою скинией Моей,Покрою сладостною тенью.Мое святилище – не в дальних небесах,А здесь – в душе твоей, скорбями удрученной,И одинокой, и смущенной,В смиренных и простых, но любящих сердцах.Как нежная голубка осеняетНеоперившихся птенцов,Моя десница покрываетБольных, и нищих, и рабов.Она спасет их от ненастьяИ напитает от сосцовНеиссякаемого счастья.Мир, мир Моей земле!.. Кропите, небеса,Отраду тихую весеннего покоя.Я к вам сойду, как дождь, как светлая росаСреди полуденного зноя».

1887

Небо и море

Небо когда-то в печальную землю влюбилось,С негою страстной в объятья земли опустилось...Стали с тех пор небеса океаном безбрежным,Вечным, как небо, – как сердце людское, мятежным.Любит он землю и берег холодный целует,Но и о звездах, о звездах родимых тоскует...Хочет о небе забыть океан и не может:Скорбь о родных небесах его вечно тревожит.Вот отчего он порою к ним рвется в объятья,Мечется, стонет, земле посылает проклятья...Тщетно! Вернется к ней море и, полное ласки,Будет ей вновь лепетать непонятные сказки.Мало небес ему, мир ему кажется тесным,Вечно земное в груди его спорит с небесным!

1889

У моря

Сквозь тучи солнце жжет, и душно пред грозой.Тяжелый запах трав серебряно-зеленыхСмешался в воздухе со свежестью морской,С дыханьем волн соленых.И шепчет грозные, невнятные словаСердитый вал, с гранитом споря...Зловещей бледностью покрылась синеваРазгневанного моря.О мощный Океан, прекрасен и угрюм,Как плач непонятый великого поэта, —Останется навек твой беспредельный шумВопросом без ответа!

1889

На южном берегу крыма

Немая вилла спит под пенье волн мятежных...Здесь грустью дышит все – и небо, и земля,И сень плакучих ив, и маргариток нежныхБезмолвные поля...Сквозь сон журчат струи в тени кустов лавровых,И стаи пчел гудят в заросших цветниках,И острый кипарис над кущей роз пунцовыхЧернеет в небесах...Зато, незримые, цветут пышнее розы,Таинственнее льет фонтан в тени ветвейНевидимые слезы,И плачет соловей...Его уже давно, давно никто не слышит,И окна ставнями закрыты много лет...Меж тем как все кругом глубоким счастьем дышит, —Счастливых нет!Зато в тени аллей живет воспоминаньеИ сладостная грусть умчавшихся годов, —Как чайной розы теплое дыханье,Как музыка валов...

1889, Мисгор

Монах Легенда

Над Новым Заветом склонился монах молодой,Он полон святой, бесконечной отрады;На древнем пергаменте с тихой зарейСливается отблеск лампады;И тусклые, желтые грани стеклаВ готических окнах денница зажгла.Прочел он то место, где пишет в послании Павел:«Как день перед Господом – тысячи лет!» —И Новый ЗаветВ раздумье оставилСмущенный монах, и, сомненьем объят,Печальный идет он из кельи, не видит, не слышит,Как утро в лицо ему дышит,Как свеж монастырский запущенный сад.Но вдруг, как из рая, послышалось чудное пеньеКакой-то неведомой птицы в росистых кустах —И в сладких мечтахЗабыл он сомненье,Забыл он себя и людей.Он слушает жадно, не может наслушаться вволю,Все дальше и дальше, по роще и полюИдет он за ней.Той песней вполне не успел он еще насладиться,Когда уж заметил, что – поздно, что с темных небесВечерние росы упали на долы, на лес,Пора в монастырь возвратиться.Подходит он к саду, глядит – и не верит очам:Не те уже башни, не те уже стены, и гущеДеревьев зеленые кущи.Стучится в ворота. «Кто там?» —Привратник глядит на него изумленный.Он видит – все чуждо и ново кругом,Из братьев-монахов никто не знаком...И в трапезу робко вступил он, смущенный.«Откуда ты, странник?» – «Я брат ваш!» – «Тебя никогдаНикто здесь не видел»... Он годы свои называет —Те юные годы умчались давно без следа...Седая, как лунь, бородаНа грудь упадает.Тогда из-за трапезы всталИгумен; толпа расступилась пред ним молчаливо,Он кипу пергаментов пыльных достал из архиваИ долго искал...И в хронике древней они прочиталиО том, как однажды поутру веснойПошел из обители в поле монах молодой...Без вести пропал он, и больше его не видали...С тех пор три столетья прошло...Он слушал – и тенью печалиПокрылось чело.«Увы! три столетья... о, птичка, певунья лесная!Казалось – на миг, на один только мигЗабылся я, песне твоей сладкозвучной внимая —Века пролетели минутой!» – и, очи смежая,Промолвил он: «Вечность я понял!» – главою поникИ тихо скончался старик.

<1889>

Имогена Средневековая легенда

«Лютой казни ты достоин...Как до выси небосклона, —Далеко оруженосцу —До наследницы барона!

Но в любви к тебе призналасьИмогена, – я прощаю;Божий суд великодушноВам обоим предлагаю.

Ты возьмешь ее на плечи,По скалам и по стремнинеТы пойдешь с бесценной ношейКо кресту на той вершине.

Путь не легок: поскользнешься —Смерть обоим... Если ж с неюДо креста дойдешь, – навекиБудет дочь моя твоею.

Что ж, согласен?» – «Да». – «До завтра».Грозный час настал. СобраньеЖдет, окованное страхом,Рокового испытанья.

Сам барон мрачнее ночи.Опустил угрюмо вежды;Только те, кто любят, полныЧудной силы и надежды.

И с отвагой, и с любовью,Он берет ее на плечи,И она ему, краснея,Шепчет ласковые речи...

Вот сигнал, – по дикой кручеОн идет... Пред ними бездна...Но в очах его отвага,С милой смерть ему любезна.

Из-под ног сорвался камень, —Он дрожит, изнемогает...Но так нежно ИмогенаКудри милого ласкает.

И в очах блеснуло счастье,И легко над страшной кручейОн прошел каким-то чудом,Безмятежный и могучий.

А над ним она, в лазури,С золотыми волосами,В белом платье – словно ангелС белоснежными крылами.

Но таков удел наш горький:Кто нам дорог, кто нас любит, —Обнимая, вместе в безднуУвлекает нас и губит.

С каждым шагом все тяжелеДавит ноша, и, склоняясь:«Тяжко мне, я умираю…» —Прошептал он, задыхаясь...

Но она взглянула в очиИ «люблю» ему сказала,И безумная отвагаВ гордом взоре заблистала.

Вся – надежда, вся – молитва,Имогена, в страстной муке,Чтобы легче быть – высокоПодымает к небу руки...

Вот и крест... Еще мгновенье —И достиг он цели... Бледный,Пал он с ношей драгоценной,И раздался крик победный:

«Ты моя, моя навеки!»«Поскорей разнять их!» – грозноЗакричал барон... Со свитойОн примчался – было поздно...

Слишком крепко ИмогенаОбвила его руками...На лице – покой и счастье,И уста слились с устами.

«Что ж вы медлите? СкорееРазлучить их!» Но стоялиВсе, поникнув головою,Полны страха и печали.

Лишь один ответил робко:«Никакая власть и силаРазделить, барон, не можетТо, что смерть соединила…»

1889