Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев

class="p1">одна на небосклоне,

ничтожная в сравненьи с фонарем -

как бриллиант в серебряном кулоне,

ограненный морозным январем.

В ней схожесть есть с едва замерзшей льдиной -

как ярок свет,

как холоден их свет -

нет страсти под сияющей личиной.

О, приходи,

живительный рассвет.

Чистота

Радио врет как всегда о погоде:

дождь обещали,

на улице ж – зной.

Лесом иду,

птицы песней щекотят,

шмель-наркоман увязался за мной,

травы хмельные стоят вдоль дороги,

прошлым величием дух теребя.

Мне б очутиться сейчас на пороге

дома, в котором я встретил тебя,-

я бы напился студеной водою

из родника перламутровых глаз,

рук твоих нежных укрылся фатою -

ты для меня в чистоте сбереглась.

Хочу

Я думал,

что на многое горазд,

и не копил здоровья, мыслей, злата.

Теперь же вот скитаюсь по палатам

в надежде -

будто кто-то силы даст.

Не жди чужого -

пользуйся своим,

в борьбе с самим собой приобретенным.

Я не хочу -

быть просто молодым,

хочу в тебя быть заново влюбленным.

Года твои – жемчужины на нитке

Года твои – жемчужины на нитке.

Чем больше их – тем краше твой наряд

Не прячь крупицы жемчуга в улитке -

пусть на груди твоей они горят,

храня в себе таинственную свежесть

твоих манящих глубиною глаз,

твою неиссякаемую нежность,

невыставляемую напоказ.

Ты вся сродни сокровищу морскому -

чем старше,

тем дороже и ценней,

даруя мне не пряную истому,

а белый свет прозрачности своей.

Чуть-чуть отстранена,

укрывшись в нише

своих переживаний и забот -

ты для меня становишься все ближе,

но все не догоню -

который год.

Сиреневая нежность чароита

Сиреневая нежность чароита,

тепло его веснушек-угольков

мне обнажают даль живых веков,

и глубь природы в камне мне открыта.

Без опасений в эту даль гляжу

и, отрицая право на ошибку,

в ожившем камне часто нахожу

я чью-то чароитную улыбку.

Мы с тобой неравны

Мы с тобой

неравны по возможностям,

мы с тобою

равны по делам.

В этом мире отчаянно-сложностном,

где, казалось бы, правит бедлам,

нашей прихотью, нашим желанием

было двое детей рождены.

А теперь я глотаю реланиум,

чтобы в ауре верной жены

позабыть про житейские трудности,

коротая вдвоем вечера.

Сколько нам еще надобно мудрости,

чтобы «завтра»

равнялось

«вчера»,

чтоб в своей разноликой потенции

наши души в грядущем смогли

сохранить верность той же тенденции -

больше выдать,

чем взять у земли.

На сером фоне

На сером фоне

ветки словно бритвы

сейчас прорежут небо

и…лови

свой первый снег,

как первые молитвы,

как первое признание в любви.

Снег радуется встрече с человеком,

глаза ему восторженно слепя.

Я поздравляю

с новым

первым снегом

Вас

и себя.

Заиндевелые леса

Заиндевелые леса

печальной чистотой облиты,

и тонет в ней моя слеза –

слеза несбывшейся молитвы.

Я так хотел найти звезду,

ту, что за облако заброшена,

познать чужую красоту

лишь взглядом,

взглядом осторожным.

Я так хотел любить ее

беспамятно и бесконечно,

чтоб паутиной бытие

не тронуло дорогу млечную,

любить как тайный идеал,

недосягаемый руками,

чтоб никакой девятый вал

не прикасался к ней губами.

Но вышло все наоборот:

звезда сама скатилась в руки,

втянув меня в водоворот

земных страстей, земной разлуки.

Звезду в руках не удержать,

погасла и заледенела…

Мне остается только ждать -

чего? -

в лесу заиндевелом.

Каросса

Набухла туча черной рванью

и от стыда закат погас,

предгрозовой вечерний час

налит немым очарованьем.

Все – в ожиданье.

Лес зонтом

укрыл свою младую поросль.

А мы опять с тобою порознь,

и где-то значится наш дом.

Он – пуст.

Мы все – поразбежались

по разным нашенским делам,

опущена на окна жалюзь -

нас затянул земной бедлам.

И лишь пред Небом мы в ответе

за то, какими стали дети,

какими стали сами мы

в преддверьи грозовой зимы.

О небо,

ты не мучь вопросом,

скорей грозою разрешись -

молнеобразная Каросса*

дарует нам

иную жизнь.

* Каросса – проявления общего аспекта человечества (см. «Розу мира» Д. Андреева)

Звездность

Наверно, я тебя не понял.

Ты – не томление креста,

что над собой я гордо поднял,

ты – уцелевшая звезда.

Хотя мне недоступны страсти,

что твой поддерживают свет,

он отгоняет все напасти

и красотою полнит цвет.

О, эта звездная фотонность,

что нить гармонии прядет,

заманивая нас в бездонность,

где всяк себя вновь обретет.

08.03.95 г.

Наваждение

В черной рамке мой портрет,

надо мной словесный бред:

он ушел в расцвете лет

и оставил яркий след.

Нет.

Пока еще живой -

буду слушать голос твой

и кидаться с головой

в бурный омут деловой.

Свой бокал я – не допил,

глаз твоих – не долюбил,

замков светлых – не слепил,

песен главных – не сложил.

Жил, живу и буду жить -

будет некогда тужить,

буду с звездами дружить,

этим миром – дорожить.

Нас крутит жизнь

Нас крутит жизнь

подстать земли вращенью,

космическому вторя кораблю.

Мне незачем просить у Вас прощенья:

кого, за что – не знаю,

но… люблю.

Дрожит листва в объятьях Ветродуя

Дрожит листва в объятьях Ветродуя

и сбрасывает наземь желтизну.

Уж больше никого не украду я,

а если…

попытаюсь и рискну.

Мадонны спешат на работу

Мадонны спешат на работу,

забыв про домашний бедлам.

С трудом подавляя зевоту,

они отдаются делам.

И в белом своем облаченьи

они разгоняют хандру.

Я вслед им гляжу с облегченьем,

и хочется жить по-утру.

Я видел женщину (мимолетное)

В этом северном крае

альбиносам назло

мне богиню из рая

лицезреть повезло.

Просмоленая челка,

древнегреческий нос,

и стройна – словно елка,

а глазища – вразнос.

Скулы выдались малость,

чтоб улыбку беречь.

Гнули – но не сломалась

от назойливых встреч.

Никакие другие

оценить не могли

пальцы – струны тугие,

что меня увлекли.

Протянула мне руку

на прощанье она -

по сердечному