Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев

мыслями о тебе.

Всё хорошо. Всё очень хорошо

Всё хорошо. Всё очень хорошо.

Жена меня неторопливо любит.

Нетерпеливым я карандашом

уже не рву тетрадные листы.

Всему свой срок.

Мой, видимо, прошёл,

Сухую ветвь бесстрастно Время рубит.

Мой остов остаётся нагишом,

и в памяти – стерильные пласты.

Иссохшая душа не прослезится,

не рухнет наземь буйным водопадом,

и родниковой тайною дыша,

потрескавшихся губ – не освежить.

Но если огненная колесница

чужих страстей промчится

где-то рядом,

горячим ветром вдруг меня коснётся -

как знать,

от искр случайных не займётся ли

пожаром новым

и жарким словом

пусть высохшая,

но не кончившая жить

моя душа.

Горы в розовом хитоне

Горы в розовом хитоне

груди вверх вздымают страстно

и Ярилле шепчут: «Кто не

любит, тот живёт напрасно».

Круч волнующая сила,

склонов трепетная нежность

уломала, упросила.

Позабыв про неизбежность,

позабыв про вечность круга

и про Времени проклятье,

солнце спит у скал в объятьях.

Ждёт Рассвет напрасно друга.

Ты проникла в меня

Ты проникла в меня, словно в утро

рассвет.

Я к тебе прикипел, словно к яблоне

цвет.

Созревает душа моя вместе с тобой,

вырастает одной неделимой судьбой.

Пусть ветра прошумят,

пусть нас мочит дождём.

Мыс тобой и разлуку и всё -

переждём.

Ты меня не откинь,

словно высохший лист,

пред тобою я чист, пред собою не чист.

Потому я и жду того судного дня,

чтоб снега одеялом укрыли меня.

Но и там, не любя, или слишком любя,

никуда не смогу я уйти от тебя.

Незнакомка

Читая Брюсова иль Блока,

я грежу: брызнет беглый блик,

и из давнишнего «далека»

увижу Незнакомки лик.

Дыша улыбкою туманной,

конец вуали теребя,

она мне скажет: «Всё – обманно».

О, как похожа на тебя.

Сколько раз говорено

Сколько раз говорено:

не надо

старые следы искать в песках.

Даже эхо прежней канонады

чувств не отражается в висках.

Замело. Затихло. Отболело.

Но иммунитета нет и нет.

На снегу нетронутом и белом

в новый

себя вдавливаю след.

И сквозь налетающую снежность

новый взгляд в толпе людской

ловлю,

тот, что отрицая безмятежность,

снова даст почувствовать:

люблю.

Голубая сутолочь любви

Голубая сутолочь любви,

ты меня в объятья не лови,

я не тот, и ты уже не та,

ни к чему нам эта маята.

Треволнений нам и так не счесть,

бьёт волною нас о берег быта,

чайки стонут жёстко, словно жесть,

по которой жизнь молотит битой.

В грохоте и сутолоке дней

спрятали мы сердце в твёрдый панцирь,

ничего нет проще и трудней,

как перед собою оправдаться.

Будто всё изведали сполна,

нам теперь спокойствие дороже,

отчего ж тогда душа больна

так, как будто бы мороз по коже.

Эх, взыграй в нас с прежней силой,

страсть,

подымусь я вверх и в волны ринусь.

Даже если и придётся пасть,

разолью всего себя на вынос.

Я. Мне. Моё

Я. Мне. Моё.

Мы. Нам. Вдвоём

Знать, трудной некрикливой теплотою

Знать, трудной некрикливой теплотою

костёр меня согреет до утра.

Так и любовь, волненье молодое

уняв, становится надёжна и мудра.

Цветёт японская сакура

Цветёт японская сакура

в дождями залитой Москве –

и уж не так на сердце хмуро,

не так паскудно в голове.

Я слышу розовые трели

и лёгкий шелест кимоно,

как будто ты идёшь к постели,

но … обрывается кино.

Я для тебя

Я для тебя -

и «да»

и «нет»

из горьких слез

и грез несладких.

В пространстве бесконечных лет

не сыщешь тротуаров гладких.

Но сквозь колдобины и грязь

живу,

тобою обретясь.

Сойди в меня

На стене – пожелтевшее фото

молодой и красивой – тебя.

Ты с прищуром глядишь на кого-то,

память будущих лет теребя.

Все ли так, как казалось когда-то,

что – сбылось,

от чего – отреклась?

Ты – осталась.

А жизнь – как стаккато

в ритме «темпо», увы, пронеслась.

Не грусти.

И сегодня ты – прима

не на сцене, а в жизни моей.

Так же мне дорога и любима.

Так сойди в меня.

Станься.

Сумей.

За эти годы – много лет прошло

За эти годы – много лет прошло, а зимы нас,

по счастью,

миновали;

и память мне нести не тяжело,

хотя событьями по горло был завален.

Ты для меня -

как некий божий дар -

ниспослана счастливою судьбою.

Пускай в груди уже не тот пожар,

но я любуюсь и горжусь тобою.

Ты – мой фундамент,

ты – моя звезда, ты – стимул мой

и первый и последний,

к тебе – моя последняя верста,

мои земные и дела и бредни.

Ты – свет и тень моя,

моя юдоль,

ценитель мой

и мой хулитель строгий.

С тобою мы и поперек и вдоль

исколесили всякие дороги.

От дома ты напасти отвела

и двух орлов пустила в поднебесье,

теперь у них уже свои дела,

а нам с тобою – оставаться вместе.

Нет, время не касается тебя,

и не коснется -

верую в надежде,

а я, колеса лет не торопя,

люблю тебя еще сильней, чем прежде.

Ну что тебе сказать в июльский день -

не хочется мне, право, повторяться -

пускай чело твое не тронет тень -

желаю этого и буду добиваться.

14.07.94 г.

Доброта любви

Знаю – не по наущенью,

жизнью в истину вбит:

нет доброты всепрощенья,

есть доброта любви.

Жарче

В чужом окне

огонь сияет ярче,

моя лампада – тусклая звезда,

но угли отгорающие

жарче,

чем пламенные всполохи,

всегда.

Я не люблю глухие переулки

Я не люблю глухие переулки,

сюда не проникает звездный душ,

здесь обитают сутенеры душ,

шаги их отдаются эхом гулким.

И падшая – величие храня,

здесь обнимает -

только не меня.

Зажглась звезда – одна на небосклоне

Зажглась звезда -