Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений

LI

Когда уйти хотел он, полюбилаОна его, быть может, в первый раз.Так недоступное для женщин мило,Так сердцу дорого в последний часРазлуки то, что покидает нас.Счастливым быть одно страданье учит;Мы любим тех, кто нас сильнее мучит.

LII

Он говорил, послушен, робок, тих:«Я помню, как сердился; вдруг увиделЯ ваши ручки, – гнев в душе затих,И я почувствовал, что вас обидел,Что я жесток, когда взглянул на них.Как не любить мне этих ручек бедных,Почти что детских, тоненьких и бледных!..

LIII

Но Вера не глядела на него,Стыдливая от счастья своего,С улыбкой утомленной и спокойной.Он ей твердил: «Прости мне!» – «Ничего,Уж я простила…» Тополь нежный, стройныйЛиствой в лазури утренней звенел,Как будто песнь любви над ними пел.

LIV

«Вчера, – промолвил он, – как это странно,Вчера мне горько было не любить,А между тем не мог я победитьВ душе какой-то радости нежданной,Что нет любви, что стало легче жить,Что вновь свободен я, как птица в поле...Я рад был одиночеству и воле.

LV

Себя мы слишком любим; не хотимИной любви, боимся, как недуга...Но если мы тщеславья не смирим,Но если только оттолкнем друг друга,Потом всю жизнь себе мы не простим.Кто много любит, тот страдает много;Верь, это крест, нам посланный от Бога».

LVI

Она молчала. Сердце сжалось в нейПредчувствием неведомых скорбей.Во взорах – отблеск грусти непонятной;Меж тем, под лаской утренних лучейВсе так дышало жизнью благодатной,В лазури тополь листьями звенел,Как будто песнь любви над ними пел.

LVII

Ночь; спит Боржом; шумит один поток...Уж утро близко. Открывает взорыРосой умытая звезда Авроры;На выси гор потухший месяц лег.Лишь в комнатке у Веры огонек.Открыв окно, она прохладой дышитИ в дневнике заветном что-то пишет.

LVIII

«Сергей влюблен; успеху своемуДивлюсь я, право; неужель такая,Как я, могла понравиться ему,Капризная, ленивая, пустая?..Я даже некрасива; почемуЯ нравлюсь людям? Рада этой честиЯ от души, но будь на их я месте...

LIX

Ужель к любви я окажусь способной?Едва ли, – слишком я люблю себя, —О, как люблю! Все лучшее губяВ душе, люблю себя насильно, злобно,И как стыжусь, как мучаюсь, любя...Но чем ему я нравлюсь? Вот загадка.А все-таки любимой быть так сладко...

LX

Чтоб сразу был развенчан мой герой(Я часто наблюдала), мне поройДовольно слова, черточки ничтожной,Во вкусах, в мненьях мелочи пустой,Иль даже в разговоре нотки ложной;Стыдишься вдруг того, кем был так горд;Фальшивый тон – разрушен весь аккорд.

LXI

Когда он мне понравился, – я знала,Что это очень важно, не умом,А сердцем, – долго с жадностью искалаЯ этой черточки фальшивой в нем:В манерах, в мыслях, в голосе – во всем,Искала так внимательно, злорадно —И не нашла... и было мне досадно...

LХII

Люблю ли я его? И нет, и да...Как человека – только иногда,По вечерам, когда любовь сильнееИ как-то ярче... Утром же всегдаМечты спокойней, сердце холоднее;Тогда не человека, не всего, —Люблю в нем только сердце, ум его.

LХIII

Он не простой; он чувствует так сложно,Что я порой совсем теряю нить;Он ищет, роется в душе тревожно,Он не умеет попросту любить;Рассудок может чувство в нем убить.И это страшно мне, и я тоскую,Его любовь к его уму ревную».

LXIV

Она закрыла тихо свой дневник.Уж холод утра в комнату проник,Звезда Авроры дивными огнямиПереливалась ярче над горами;Ответила природа в этот мигНа первый луч денницы безмятежной,Как сонное дитя, улыбкой нежной.

LXV

Почти два месяца прошло с тех пор.У них любовь – все тот же вечный спорЗа первенство; поутру – охлажденьеИ слезы горькие мгновенных ссор,А вечером – восторги примиренья...Счастливцы, не заметили они,Как эти светлые промчались дни.

LXVI

Сбирался теплый дождь; в лесу молчанье;Вечерний отблеск солнца в тучах гас;Поцеловал он Веру в первый раз...«И только-то?..» – шепнуло им сознанье...Так много обещал им этот час,Что каждый, грустью странною волнуем,Разочарован первым поцелуем.

LXVII

Вдруг хлынул дождь из набежавших туч,Но не померк вечерний солнца луч, —Он полон к миру тихого участья,И брызнул ливень, светел и певуч,Как будто все заплакало от счастья.Смешалось солнце с влагой нежных струй,Как с теплыми слезами поцелуй.

LXVIII

Потом, когда они припоминалиТот поцелуй чрез много-много дней,Исполненный таинственной печали,Он был для них чем дальше, тем милей, —Им чудился и аромат полей,И крыши дач Боржома дорогого,И шум веселый ливня золотого.

LXIX

Однажды полдень пламенем дышал;Лесной пожар волнующимся дымомВдали холмы и села облекал;Там, над Курой, в обломках желтых скалВсе онемело в зное нестерпимом;Лишь ящерица быстрая порой,Как изумруд, блеснет в траве сухой.

LXX

Зато свежо – под влажной тенью парка,Где пенится зеленая волнаБоржомки горной, вечно холодна.Сергей, когда бывало слишком жарко,Спускался к ней; здесь мрак и тишина,И в чудный свод, таинственно шумящий,Сплелись чинары, дуб и клен дрожащий.

LXXI

К потоку с нежною мольбой ониПротягивают ветви, словно руки,И говорят: «Помедли, отдохни, —У нас так хорошо; к чему же муки,К чему борьба? Пора уснуть в тени.Куда ты рвешься, плача и тоскуя?..»А он в ответ гремит им, негодуя:

LXXII

«Из недр Кавказа, страшен и суров,Я вырвался; внимая реву бури,Я созерцал рождение громов,И мне ль плениться запахом цветов,И мирным сном, и прелестью лазури!О, нет! Скорей на волю! Жизнь моюЛишь с океаном вечным я солью!»

LXXIII

Сергей глядел, счастливый и безмолвный,На Божий мир, и в первый раз он жил,Не думая, – как лес живет и волны;Он никогда так просто не любил,Без гордости; непримиримых силЗатихла в нем мучительная битва;Теперь любовь спокойна, как молитва.

LXXIV

С дороги не видать Сергея; светЧуть проникал сквозь чащу; конский топот —Два всадника... то Вера, с ней кадет,Красавец; но... не может быть, – о, нет, —Ему почудилось – влюбленный шепот...Он руки жмет, целует, и она...Она смеется, радости полна.

LXXV

Она смеется... Смех знакомый, милый!Он столько раз внимал ему в тиши...Так это было все игра, – душиВ ней нет!.. И вот на что он тратил силы!Как счастливы они, как хороши!Помчались вихрем; он высок и строен,В сознании победы так спокоен.

LXXVI

«Да полно, любит ли она? – шепталКакой-то голос: любит, да, он молод,Красив, а я смешон, и худ, и мал...»Он вздрогнул, – пробежал по сердцу холод...«Все кончено!» На землю он упалС потухшими и мертвыми очами,Без слез, немой, закрыв лицо руками.

LXXVII

Когда б он знал, что, под улыбкой скрывК нему глубокой нежности порыв,Как никогда, его любила Вера;Лишь им полна, лишь им одним, забывПро все, не слыша глупой речи кавалера,Она смеялась; счастлив был тот смех;Он говорил: «Сергей мой лучше всех!»

LXXVIII

Когда б он знал, как ночью, в ожиданьеЗари желанной, Вера не моглаСомкнуть очей, как утром на свиданьеОна с тревогой радостною шла,И как его любила, как ждалаШагов, знакомой серой шляпы, встречи,Улыбки, ласк и тихой милой речи!

LXXIX

Шел ночью дождь, разросся мутный валБоржомки бешеной, и с громом мчалОн трупы сосен, вырванных с корнями,И теплый ветер сыростью дышал;Струился пар над влажными лесами,На солнце каждый лист блестел, дрожа;Лазурь была туманна и свежа.

LXXX

Вот подошел Сергей; спокойно, гордоИ вежливо ей руку протянул;«На этот раз мое решенье твердо —Я уезжаю вечером». Взглянул —И вдруг лицо в смущеньи отвернул:С такой наивной, робкою мольбоюОна глядела: «Милый, что с тобою?»

LXXXI

– «К чему притворство, Bеpa?.. Я вчераУзнал, что вы не любите, забавойБыла любовь... Наскучила игра...Ну, что ж, нам разойтись давно пора.Расстанемся без объяснений; право,Так будет лучше». Молча, побледнев,Она встает... И в нем проснулся гнев.

LХХХII