Ананасы в шампанском - Игорь Северянин

сказать,

Как тонко люблю я…

Ни страсти хочу, ни огня,

И боли слиянья,

Чтоб телом к ней в тело войти,

Войти без страданья…

Хочу я не тела ее,

Но лишь через тело

Прочувствовать душу могу

Всецело…

Prélude II

Мои стихи – туманный сон.

Он оставляет впечатление…

Пусть даже мне неясен он, —

Он пробуждает вдохновение…

О люди, дети мелких смут,

Ваш Бог – действительность угрюмая.

Пусть сна поэта не поймут, —

Его почувствуют, не думая…

«Где при вздохе ветерка поет фарфор…»

Маньчжурский эскиз

Там, где нежно колокольчики звенят

И при вздохе ветерка поет фарфор,

Еду я, восторгом искренним объят,

Между бархатных полей и резких гор.

Еду полем. Там китайцы сеют рис;

Трудолюбьем дышат лица. Небеса

Ярко сини. Поезд с горки сходит вниз.

Провожают нас раскосые глаза.

Деревушка. Из сырца вокруг стена.

Там, за ней, фанзы приземисты, низки.

Жизнь скромна, тиха, убога, но ясна —

Без тумана русской будничной тоски.

Пасть раскрыл свою, на нас смотря, дракон,

Что из красной глины слеплен на фанзе.

Я смеюсь: мне грозный вид его смешон.

Село солнце, спит трава в сырой росе.

Эскиз

Клубится дым при солнце зимнем,

Несется в дебри паровоз;

Причудлив он в хитоне дымном,

В хитоне смутном, как хаос.

Снег лиловатого оттенка

Пылит под небом голубым.

Вдали темнеет леса стенка,

А дым – как снег, и снег – как дым.

Траурная элегия

Умирала лилия лесная…

К. Фофанов

Умерла она в пору августа,

Когда зелень трав и дубрав густа,

Когда в воздухе вкус малиновый,

Когда ночь дрожит в тьме осиновой.

Умерла она, ясно ведая,

Что такое смерть, храбро следуя

За давнишними пожеланьями

Молодой уснуть, с колебаньями

Незнакомая… И правдивая,

И невинная, и красивая!..

Умерла она, сделав грустно нам…

К ней путем идем, болью устланным,

На могилу к ней, одинокую,

Как она была, на далекую…

Там помолимся о душе ее:

– Да прославится имя твое!

Царица из цариц

В моей душе – твоих строфа уст,

И от строфы бесплотных уст

Преображаюсь, словно Фауст, —

И звук любви уже не пуст.

   Как в Маргариту юный Зибель —

   В твой стих влюблен я без границ,

   Но ждать его не может гибель:

   Ведь ты – царица из цариц!

Оттого и люблю

Я люблю сердечно, безрассудно,

Безотчетно всю, как есть, тебя!

Но за что люблю, я знаю смутно,

А верней – совсем не знаю я.

   Как тебя целую! как милую!

   Ты со мной – смеюсь, а нет – грущу…

   Оттого тебя ведь и люблю я,

   Что любви причины не ищу!..

Вернуть любовь

…То ненависть пытается любить,

Или любовь хотела б ненавидеть?..

Минувшее я жажду возвратить,

Но, возвратив, боюсь ее обидеть,

Боюсь его возвратом оскорбить.

   Святыни нет для сердца святотатца,

   Как доброты у смерти… Заклеймен

   Я совестью, и мне ли зла бояться,

   Поправшему любви своей закон!

Но грешники – безгрешны покаяньем,

Вернуть любовь – прощение вернуть.

Но как боюсь я сердце обмануть

Своим туманно-призрачным желаньем:

   Не месть ли то? не зависть ли? сгубить

   Себя легко, и свет небес не видеть…

   Что ж это: зло старается любить,

   Или любовь мечтает ненавидеть?..

Букет забвенья

Я погружу в букет душистый

Лицо и душу погружу.

И лес ресниц твоих пушистый,

Пушистый лес воображу.

Я озарял его, сжигая

Доверья хрупкие костры…

О, дорогая-дорогая

С душой любовницы-сестры!

Но то ушло, пришло другое…

Того, что было, не спасти…

О, дорогое-дорогое,

Мое далекое, прости!

Прости и ты, мой ангел чистый,

Краса и гордость бытия!

Бросаю жизнь в букет душистый,

И захлебнусь в букете я!

Berceuse томления

Я люблю тебя нежнее

   Белой лилии,

Я пою тебя волшебней

   Сказок фей.

Я беру тебя в аллее

   Весь – воскрылие,

В поэтическом молебне

   Чародей.

К груди грудь, во взоры взоры!

   Вешней лени я

Не осилю – ах, нет мочи, —

   Я в плену.

Мне мерещатся озёра

   Из томления.

В них всё глубже, всё жесточе

   Я тону.

Мельница и барышня

Постарела труженица-мельница

На горе стоит, как богодельница;

Под горою барышня-бездельница

Целый день заводит граммофон

На балконе дачи; скучно барышне:

Надоел в саду густой боярышник,

А в гостиной бронза и плафон.

Я смотрю, вооруженный… лупою:

Граммофон трубой своею глупою

Голосит, вульгаря и хрипя,

Что-то нудно-пошлое, а дачница,

В чём другом, но в пошлости удачница,

Ерзает на стуле, им скрипя…

Крылья дряхлой мельницы поломаны,

Но дрожат, в обиде, внемля гомону

Механизма, прочного до ужаса,

И пластинкам, точным до тоски…

Ветра ждет заброшенная мельница,