Ананасы в шампанском - Игорь Северянин

class="v">Но ты едва ли виноват,

Ее бесчисленный хулитель:

Нет, не твоя она обитель…

О, Арнольдсон! о, Баронат!

Блаженный Гриша

Когда проезжает конница

Мимо дома с красною крышей,

В кухне дрожит иконница,

Сколоченная блаженным Гришей…

И тогда я его мучаю

Насмешкою над дребезжаньем…

Убегает. И над гремучею

Речкою льет рыданья.

И хотя по благочестию

Нет равного ему в городе,

Он злится, хочет мести,

Мгновенно себя очёртив…

Предостерегающая поэза

Художники! бойтесь «мещанок»:

Они обездарят ваш дар

Своею врожденною сонью,

Своим организмом шарманок;

Они запесочат пожар

В душе, где закон – Беззаконье.

Страшитесь и дев апатичных,

С улыбкой безлучно-стальной,

С лицом, постоянным как мрамор:

Их лики, из псевдо-античных,

Душе вашей бально-больной

Грозят беспросыпным кошмаром.

Они не прощают ошибок,

Они презирают порыв,

Считают его неприличьем,

«Явленьем дурного пошиба…»

А гений – в глазах их – нарыв,

Наполненный гнойным величьем!..

Chansonnette[16]

Изящная, среднего роста

С головкою bronze-oxidé,

Она – воплощение тоста.

Mais non, regardez, regardez![17]

Пикантная, среднего роста,

Она – героиня Додэ.

Поклонников много, – их до ста.

Mais non, regardez, regardez!

Но женщина среднего роста

Бывает высокой en deux…[18]

И надо сознаться, что просто… —

Mais non, regardez, regardez!

Она критикует

– Нет, положительно искусство измельчало,

Не смейте спорить, граф, упрямый человек!

По пунктам разберем, и с самого начала;

Начнем с поэзии: она полна калек.

Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,

А критика ему дала поэта роль…

Поэт! хорош поэт!.. ходячая малага!..

И в жилах у него не кровь, а алкоголь.

Как вы сказали, граф? до пьянства нет нам дела?

И что критиковать мы можем только труд?

Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:

Не интересно мне!.. тем более, что тут

Навряд ли вы нашли б занятные сюжеты,

Изысканных людей привычки, нравы, вкус,

Блестящие балы, алмазы, эполеты, —

О, я убеждена, что пишет он “en russe”.[19]

Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,

Аристократам мысли, чувства и идей,

Неинтересен он, бряцающий на лире

Руками пьяными, безвольный раб страстей.

Ах, да не спорьте вы! поэзией кабацкой

Не увлекусь я, граф, нет, тысячу раз «нет»!

Талантливым не может быть поэт

С фамилией – pardon! – такой: дурацкой.

И как одет! Mon Dieu![20] Он прямо хулиган!..

Вчера мы с Полем ехали по парку,

Плетется он навстречу, – грязен, пьян;

Кого же воспоет такой мужлан?.. кухарку?!..

Смазные сапоги, оборванный тулуп,

Какая-то ужасная папаха…

Сам говорит с собой: взгляд страшен, нагл и туп…

Поверите? – я чуть не умерла от страха.

Не говорите мне: «он пьет от неудач»!

Мне, право, дела нет до истинной причины.

И если плачет он, смешон мне этот плач:

Сантиментальничать ли создан мужичина

Без положенья в обществе, без чина?!.

II. Незабудки на канавках

Стихи «давно минувших лет»

Nocturne

Месяц гладит камыши

Сквозь сирени шалаши…

Всё – душа, и ни души.

Всё – мечта, всё – божество,

Вечной тайны волшебство,

Вечной жизни торжество.

Лес – как сказочный камыш,

А камыш, как лес-малыш.

Тишь – как жизнь, и жизнь – как тишь.

Колыхается туман —

Как мечты моей обман,

Как минувшего роман…

Как душиста, хороша

Белых яблонь пороша́…

Ни души, – и всё душа!

Тоска по Квантуну

О, грёза дивная, мне сердца не тирань! —

Воспоминания о прожитом так живы.

Я на Квантун хочу, в мой милый Да-Лянь-Вань

На воды желтые Корейского залива.

Я в шлюпке жизненной разбился о бурун,

И сердце чувствует развязку роковую…

Я по тебе грущу, унылый мой Квантун,

И, Море Желтое, я по тебе тоскую!..

Запад погас…

Запад

Погас…

Роса

Поддалась…

Тихо

В полях…

Ива —

Голяк…

Ветрится

Куст…

Зебрится

Хруст…

Ломок

Ледок…

Громок

Гудок…

Во мгле

Полотно

И склепа

Пятно…

Триолет

В протяжных стонах самовара

Я слышал стон ее души.

Что было скрыто в песне пара —

В протяжных стонах самовара?

Венчалась ли она в глуши,

Иль умирала дочь Тамара?

Как знать! Но в воплях самовара

Я слышал вопль ее души.

Морской набросок

Е. А. Л.

Тому назад всего два года

На этом самом берегу

Два сердца в страсти без исхода,

Дрожали, затаив тоску, —

Два женских сердца… Этой дрожью

Трепещет берег до сих пор…

…Я прихожу подъять свой взор

На море, и у гор подножья

Послушать благостную дрожь,

Потосковать душой пустынной

Вновь о вине своей невинной,

Где правду скрашивала ложь…

Грациоза

Дмитрию Крючкову

Я нежно хотел бы уснуть,

Уснуть, – не проснуться…

Далёко-далёко уйти,

Уйти, – не вернуться…

Хотел бы ее целовать,

Почти не целуя:

Словами, ведь, грубо