Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин

class="epigraph">

Белеет парус…

М. Л.

Одиноко в небо грозовое

тонкая воткнулась мачта.

Как бы мне прикинуться травою,

чтобы в сердце пепельная скачка

каплей пополам переломилась!

Сколько тяжести накоплено и смуты

в капле нескончаемой минуты –

вот она свернулась, помутилась.

Тоненькая в небе грозовом

мачта в тучах одинока.

Карандаш Ильи-пророка –

грифель сломанный и гром.

Есть мертвенность в разлитии равнин

и жизни вмятина пустая –

как точка на письме из облачного края,

где только образ Божий сохраним.

Июнь 1974

Песня равнины

Здесь далеко до любого холма

(Виноградник, любовь моя, твой виноградник

в розовых шрамах!)

Слышишь дыханье вина? и равнина, где сходят с ума,

поднимается всюду.

Плоское сердце плывет, обретая покой.

(Где же ворон, любовь моя?) Кружит воронка!

Ямы толкуют о ямах.

Кризис нисходит на крик – но холмы родились под рукой.

Вдох, подобный сосуду.

Как же далеко он, клекот! В окно

долетают, любовь моя, плоские пташки –

гульканье пьяных…

Наши объятья – равнина. Венозное наше вино

шарит по небу ветвями.

Здесь нет восхожденья, ни зрения вниз,

иллюзорная чаша, – любовь моя! – уровень губ.

Яма тоскует по яме.

Но, пия от пространства, наполнись, пойми пустоту, захлебнись

ровной жалостью к жизни –

о, чья она? чья она? чья?

Июнь 1977

Чаша

Низводима до слова, пустеет железная чаша.

Выпадает последняя капля на книгу. Пятно

воспаленной бумаги восходит.

Только влаге одной пригождается творчество наше.

Видишь: буквы размыты и мутно окно,

и дыхание йода морское.

Сырость выстлана Богом – и в низменной снится постели

восхожденье души над заливом, где поутру пар

полон жестами и голосами.

Клочья памяти живы! но словно бы чайки взлетели –

стало ясно. Окончено действие чар

на странице, размытой слезами.

Только два состояния – входа и выхода, астма

земноводной души между явью и сном –

только двое любовников знают

друг о друге такое, что каждая капля прекрасна,

и пьянит, и расходится винным пятном,

на созвучья слова размывая…

Апрель 1974

II. Переход и отдых. Шесть стихотворений на случай

Сто лет без Тютчева

Как нитка в человеческом клубке

высвобождается из петель. Как петля

в ослабший узел ускользая, –

вольется зрение в лиловые поля,

сосредоточится на праздном волоске,

на блестке паутины, утоля

печаль бездействия и злую жажду края

земли. Как нитка с ниткою, внахлест –

всехристианской ткани краснозем –

как, перекрещиваясь и переплетаясь

под железнодорожным колесом,

окраина земли скользит в уколах звезд…

Стук ткацкого станка, и грохот рельс, и гром.

Счастливый детский страх – гроза уходит в лес.

Сосредоточиться – и лоб изборожден

морщинами. Состариться с клубком

все нераспутанным (старушечье занятье),

седому волоску предаться целиком,

смешаться с ветром, поездом, дождем –

и одинокий крест принять в свои объятья,

как нитке полотна, где Бог изображен.

1973

Автомобиль начала века. К 60-летию приезда Маринетти в Россию

Маринетти – Хлебникову (1913):

«Вы, русские, странный народ. Относитесь к женщине идеально, с томлением. Мы берем женщину в автомобиле, на полном ходу».

Не быть пассеистом, не сеять гнедого зерна…

Где чадил Маринетти, в любовном авто уносимый, –

пламя держится на керосине,

и к началу столетья конечная нота чудна.

Как прозрачен, как нежен, как дыханью податлив,

извлечем его спичкой – как нежен! но как неживой

из формальной, из тьмы гробовой

голубоватый язык выпадает. Ты счастлив? Ты рад ли

услышать (уже бескорыстно и вдруг) –

что когда-то звучало, машинным пропитано маслом,

что спасеньем прекрасным

напитало дрожащий отверженный звук.

О, не быть пассеистом! Какая бы мерзость ни пела –

время ладной рукой извлекает истаявший лед

из июльской реки – перельет

бремя ила в хрустальное тело.

Июль 1973

Стихи на День колхозника 11 октября 1970

Как робкая трава под холодом незрячим,

умрет желанье перемен,

и Летний сад, убежище Камен,

продрогших рук не спрячет.

Душа ли, падчерица северного ветра,

оголена среди наук?

Лишь земледельческих багрово-сизых рук

целует кожу грубую Деметра.

Но дочери-душе двурукий труд неведом,

ни польза любящих полей –

лишь Летний сад Камен, смертельный сад камней,

пронизанный нездешним светом.

Октябрь 1970

Стихи на День Победы 9 мая 1973

Шоколадное дерево праздника слабой фольгой шелестит.

Отзвенел патриот, возвратился домой постояльцем.

Что за сладость растаять, прильнуть к обескровленным пальцам,

что за липкие дни! – и о чем очевидец грустит?

Клейкой – как говорится о зелени мая,

будто правда приклеенной птичьим пометом к стволам, –

клейкой зеленью, значит, но с голубизной пополам

праздник полит обильно, и толпы текут, омывая

исполинские ноги с угрюмым упором ступней.

Как шевелятся пальцы – и люди снуют между ними –

кто по ногтю скользит, кто с колена сползает… Пустыми

всех обводит глазницами вышняя груда камней.

Что же грустен стоит очевидец в сторонке?

Шоколадное дерево праздника плавится, тает над ним…

Вот оркестр полковой прошагал пауком площадным,

но еще напряженно дрожат барабанного дня перепонки.

Май 1973

Наследующему – 9.5.75

Наследующий ложь, на следующий день

после пожара в розовом дому.

Послушай плач по гробу своему!

Платки со смертью пограничных деревень

сбиваются,