Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина - Сергей Николаевич Дурылин

Отвечали в Темьяне светлою верою на непрестанное семидневное христосованье колоколов: младенцы, долго не обретавшие радость первого слова, немцы, утерявшие слово, – все ответят колоколам:

– Воистину воскресе!

Из повести «Хивинка» [37]

XI

Подошло время к Светлому дню. Тут я больше всего загрустила.

«Господи, не светел, – думаю, – на чужбине и Светлый день! Яйца красного не увидишь, звона колокольного не услышишь; никто не скажет: «Христос воскресе!» Макару Максимычу я ничего не говорила: не хочу его огорчать. Останусь одна с девочкой, посмотрю на нее, подумаю: «Не видать тебе, сердечная, красного яичка!» А она, дитя, мне улыбнется.

Однажды Макар Максимыч мне говорит:

– Скоро Светлый день.

Я сама знала, что скоро, а когда будет – не знала. Басурманская страна: не у кого узнать.

– Я у своих был. У них узнал: через три дня будет Христов день.

– У каких, – спрашиваю, – своих?

– У поморцев, – говорит, – у двоеданцев.

Я обрадовалась.

– К утрене, – говорит, – пойдем. Тут моленная у них есть.

Я не поверила ему сначала: в басурманской стране – моленная!

А правда это была: в то время старой вере теснотно было в России. Много тогда народу разошлось: на Кавказ, в Туретчину, в Китай; вот и в Хиву уходили. В Хиве разный вольный народ жил из староверов. Соберутся из России идти, крадучись, возьмут с собой старые книги, иконы, скарбишко, составят партию; если Бог сохранит, кое-как оборонятся от киргизов, дойдут до хивинских земель и просят довести хану: желаем, мол, поселиться и жить бы нам по старой вере нашей. Худа с собой никакого не несем.

Ханы таких принимали: староверы – народ серьезный. Мастерства многие знают, власть почитают – только б веры не трогали. Ханы позволяли им покупать земли, торговлю вести, даже курить вино для себя и для других русских. А жили они в Хиве безвестно. Только все в книги Божественные глядят, в толстые, в кожаные.

Пришла Великая Суббота, я собиралась к утрене: сама себе не верю, что «Христос воскресе!» услышу. А ну как поморцы нас в моленную не пустят? Строги они очень. Сказала Макару Максимычу.

– Нет, – говорит, – пустят. Мы поодаль станем. Их начетчик у нас по домам требы отправляет. Русского попа здесь нет. Как нужно покойника отпеть или окрестить младенца, их зовут.

Мы пошли.

Моленная была домик небольшой в форштадте. Долго мы стучались. Нам отворил молодец в поддевке. Макара Максимыча все русские хорошо знали и уважали. Нас впустили. Скоро и служба началась. Моленная была обычная горница, чисто прибранная.

Передняя стена ее вся увешана была иконами; лики темные. Перед иконами подвешены на лентах кадила. Свечи восковые зажжены.

Ладаном накурено. Народ чинно стоял: мужчины, в черных суконных поддевках, по правую сторону; женщины, в сарафанах, по левую; их много меньше было, чем мужчин. Мы поодаль, у входных дверей, стояли. Вышел к аналою с книгами начетчик, седой старик, почтенный, в медных очках.

Я как заслышала первое Божественное слово – ангельскою речью оно мне показалось. «Волною морскою»[38], – начетчик в медную кандию ударил три раза – вот и весь пасхальный звон! А у нас-то, у нас-то! Церкви Божии народом полны. По всей Руси красный звон льется. Прислушайся, кажется: до нас, до горемычных, через пустую степь долетит! Нет, не долетит: далеко. Как услышала я «Христос воскресе из мертвых!» – слезы у меня градом полились. Служба кончилась. Все стали христосоваться. Макар Максимыч мой подошел ко мне: «Христос воскресе!» – и трижды мы облобызались. И тут он мне впервые показался – будто и законный муж, родной человек. Рада я ему была: есть мне кому ответное Христово слово сказать: «Воистину воскресе!» Тут подошел к нам Парфен Никитич, я у конюха его видела, и другие русские, христосовались по чину. Вот какая мне радость была!

А вышли наружу: тихо. Ночь. Я обернулась в родную сторону и про себя сказала: «Христос воскресе!»

Домой пришли. Я девочке своей говорю: «Христос воскресе!» Она ручками мне в ответ поиграла. Душа ее младенческая с ангелами Христову дню радовались.

Павел Мельников-Печерский

Из романа «В лесах»

Часть 2, глава 7 (отрывок)

Совсем захлопоталась Аксинья Захаровна. Глаз почти не смыкая после длинного «стоянья» Великой Субботы, отправленного в моленной при большом стеченье богомольцев, целый день в суетах бегала она по дому. То в стряпущую заглянет, хорошо ль куличи пекутся, то в моленной надо посмотреть, как Евпраксеюшка с Парашей лампады да иконы чистят, крепко ль вставляют в подсвечники ослопные свечи и достаточно ль чистых горшков для горячих углей и росного ладана они приготовили… Из моленной в боковушу к Насте забежит поглядеть, как она с Матренушкой крашены яйца по блюдам раскладывает. С ранней зари по всему дому беготня, суетня ни на минуту не стихала… Даже часы Великой Субботы Евпраксеюшка одна прочитала. Аксинья Захаровна только и забежала в моленну послушать паремью с припевом: «Славно бо прославися!..»

Стало смеркаться, все помаленьку успокоилось. Аксинья Захаровна всем была довольна… Везде удача, какой и не чаяла… В часовне иконы и лампады как жар горят, все выметено, прибрано, вычищено, скамьи коврами накрыты, на длинном столе, крытом камчатною скатертью, стоят фарфоровые блюда с красными яйцами, с белоснежною пасхой и пышными куличами; весь пол моленной густо усыпан можжевельником… Одна беда, попа не доспели, придется на такой великий праздник сиротскую службу отправить… В стряпущей тоже все удалось: пироги не подгорели, юха курячья с шафраном сварилась на удивленье, солонина с гусиными полотками под чабром вышла отличная, а индюшку рассольную да рябчиков под лимоны и кума Никитишна не лучше бы, пожалуй, сготовила. Благодушествует хозяюшка… И пошла было она к себе в боковушу, успокоиться до утрени, но, увидав Патапа Максимыча в раздумье, стала перед ним.

– Ты бы, Максимыч, прилег покуда, – молвила она. – Часок, другой, третий соснул бы до утрени-то.

Патап Максимыч поднял голову. Лицо его было ясно, радостно, а на глазах сверкала слеза. Не то грусть, не то сердечная забота виднелась на крутом высоком челе его.

– Присядь, старуха, посоветовать хочу.

Ни слова не молвив, села Аксинья Захаровна возле мужа.

– Я все об Настенке, – сказал он. – Что ни толкуй, пора ее под венец.

– Нашел время про скоромные дела говорить. Такие ли дни? – ответила Аксинья Захаровна.

– Не про худо говорю, – молвил Патап Максимыч. – Доброму слову всякий день место… Жениха подыскал…

– Кого еще?

– Да хоть бы Алексея, – молвил Патап Максимыч.

Аксинья Захаровна всплеснула руками да