И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора

51

Пришел, увидел, победил,

мильон терзаний породил

и рецензирует, один,

пародии свои.

Муж – всепрощающ. Муж – влюблен.

Муж апробирован в веках.

Апостол прав. Апломб времен.

Опорный столп в верхах! —

52

По разветвлениям стволов

струился черно-белый снег.

Пятьсот мильонов макарон

свисало со стволов.

Он шел каналом.

          И тоска

гнездилась пауком в висках.

Как белый колокол, мороз

ритмично ударял.

53

Как белый колокол – мороз!

Он вынул пачку папирос.

Остановился. Прикурил.

Взглянул через плечо,

каким-то звуком привлечен…

каким-то…

увидал волков…

пересчитал…

их было семь…

И все тихонько шли.

54

Шли волки.

Пять…

И два еще поодаль…

крадучись… —

         расчет

дистанции —

        волчица шла

на корпус впереди.

Прекрасна, с грацией цариц

или арабских кобылиц,

и профиль бело-голубой,

приподнятый к луне.

55

– Ты – Нефертити, – думал он,

залюбовавшись на нее,

окаменев от красоты,

не торопясь идти.

Позыв – охотничий инстинкт,

как небо, ненависть ясна

солдатам голода.

          Веди,

волчица, волчий вождь. —

56

Потом опомнился. Присел.

– Беги от бабки, колобок! —

NN раздвинул коробок:

и спичек было семь.

Он километры подсчитал

до Дубно. И – проклятый мир! —

и километров было семь.

И тишина была…

57

Металл – деревья. Мерзлота.

Песчинка – спичка и пустяк.

Пожар не выйдет.

          Побежать?

Пожалуйста! – сожрут.

Он первой спичкой шарф поджег,

тот отпылал в один прыжок.

Второй NN поджег

           пиджак,

поджег и побежал.

58

Пиджак горел на километр.

Пальто – на три, треща, как сук…

А сердце, как секундомер,

скандировало стук.

А ноги ныли, онемев.

Кричать: обороните! SOS!

Будь семью семьдесят волков,

не закричал бы он.

59

NN на белый снег упал,

упал на снег, а снег пылал.

Он негасимый снег ласкал,

молочный снег лакал.

Лакал и плакал…

          Кулаком

большие слезы вытирал,

большие слезы кулаком,

как школьник, вытирал.

60

Потом опомнился. Накрыт.

Лицо пощупал? Был небрит,

потом почувствовал: замерз…

NN оледенел:

не тело – а металлолом,

а майка хлопала крылом,

как аист…

Он осатанел —

и сделал первый шаг.

61

Пять отстранились.

Арьергард —

два – опустились на зады.

Волчица, профиль уронив,

опешила, скуля.

Он первым сделал первый шаг,

шаг…

шаг еще…

и побежал —

на Нефертити!

        Не дыша,

от бешенства дрожа!..

Эпилог

62

Я мог бы много обобщать.

Моральный облик обличать.

Мир внутренний обогащать.

Сатиру ополчать.

Мог исправленье обещать.

Уродцев в принцев обращать.

Но —

к сожалению —

роман

дописан до конца.

Послесловие

63

Прекрасен сад, когда плоды

созрели сами по себе,

и неба нежные пруды

прекрасны в сентябре.

Мой сад дождями убелен.

Опал мой самый спелый сад,

мой самый первый Аполлон,

мой умный Моэм, сад.

64

Летайте, листья!

          До земли

дотрагивайся, лист! Замри!

До замерзанья – до зимы —

еще сто доз зари.

Отгоревал сад-огород,

мой многолапый сад-кентавр,

а листья, листья – хоровод

из бронзовых литавр.

65

Лимит листвы в саду моем?

В студеных дождевых щитах

плывут личинки,

их – мильон!..

Я прежде не считал.

Любой личинке бил челом…

Но вечно лишь одно число.

Число бессмертно, как вино —

вещественно оно.

66

Мы сводим счеты, вводим счет.

Лишь цифры соблюдает век.

Одной природе чужд подсчет.

Вот так-то, человек!

Летайте, листья,

вы, тела

небес,

парите и

за нас…

Ни ритуалов, ни тирад

в саду.

Лишь тишина.

67

Сад – исхудалый хлорофилл…

Зачем сочится седина?

Зачем ты животом не жил,

ты фрукты сочинял?

Плоды полудней дураки

припишут дуракам другим,

твою Песнь Песней – дураку,

тихоне – твой разгул!

68

Фавор тебе готовит век,

посмертной славы фейерверк.

Ты счастлив нынешним:

дождем,

дыханьем, сентябрем.

Ни славы нет тебе.

Ни срам

не страшен для твоих корней.

Безмерен сад.

Бессмертен – сам!

69

КОНЕЦ

«Празднуем прекрасный вечер…»

Празднуем прекрасный вечер

с электрической свечой,

с элегичностью зловещей…

Почему молчит сверчок?

Свежей песней не сверкает?

Страхи

не свергает?

Наши гости приуныли,

будто провинились.

Мы «Столичную», пельмени,

помидоры

      и балык

пользуем попеременно…

Пальцы у девиц белы.

Варимся —

       вороны в супе…

А сверчок не существует.

Ни в камине.

Ни в помине.

И ни по какой причине.

Землекопы

Где солнце роняет моркови,

антенны шумят – ковыли,

в траншеях стоят землекопы,

зеленые ногти в крови.

И дышат костлявые спины.

Беззвучны глаза голытьбы.

Планируют низко над глиной

лопаты

     слоновые лбы.

Над ними начальник лампадой

пылает

    и ловит момент,

чтоб дать нам большие лопаты —

тебе

   и, любимая,

          мне.