Изморозь - Михаил Петрович Лаптев

Пробасит короткий мой гудок.

Я веду состав тяжеловесный

На далекий золотой восток,

Там, на БАМе, горы поседели,

Там ребята молодых кровей,

Там живой защитой встали ели

В ледяных шеломах до бровей.

Разбудив ветра́ на перегонах,

Вслед за мной уходят поезда…

Над постом из облачных ладоней

Прикурила первая звезда.

«Поет старуха на дежурстве…»

Поет старуха на дежурстве.

Пойми, о чем она поет.

Поет, как в дальнем детстве,

                              в жмурках,

Незрячей ощупью идет.

Забыта мусора корзина,

В углу метла — ее весло…

Сегодня ей письмо от сына,

То долгожданное, пришлое

Ты не спугни ее расспросом,

В ухмылке губы не криви.

Ты не мешай, а тихо, просто

Слова нехитрые лови.

И если мать еще живая,

За тридевять земель

                          приветь, —

Пускай и ей не помешают

Под вечер так же тихо спеть.

Качканар

Я через годы вспомнил снова

Уют палаток, мягкость нар,

Картавое воронье слово:

Кач-ка-нар!

Разбуженная в край из края

Вздыхает Долгая гора.

На лапы сосен наступая,

Идут в карьеры трактора.

Здесь вдребезги дробятся скалы,

И весь дымится горный зев…

Покрякивают самосвалы,

Под грузом каменным осев.

Она пред силой отступила,

Лешачьи спрятала рога,

И людям зимники открыла

Непроходимая тайга.

«Я встретил финна по весне…»

Я встретил финна по весне

На сплаве возле Вятки.

Он был характером по мне,

Голубоглазый яткя.

По-русски яткя — лесоруб.

А также — плут, бродяга…

Я был с товарищем не груб —

Махорка и бумага,

Обед в столовке — пополам

Не можем друг без друга,

А на вечерку вдоль села —

За пазухой пуукко.

По-русски это будет нож.

На валке и на сплаве

Ни к черту без ножа не гож

Наш яткя, парень бравый.

Кто знал, что в дружбе есть межа.

Что клятва — песня птичья?

Порой опаснее ножа

Разлет бровей девичьих.

Девчонку силой не вернешь,

Не сбросишь друга с возу…

И я сломал свой финский нож,

Всадив его в березу.

Последний плот уплыл за вал,

За каменистый, узкий…

На свадьбе друга я плясал

По-фински и по-русски.

«Он упал, не рассчитав прыжка…»

Он упал, не рассчитав прыжка, —

Разошлись и вновь сомкнулись боны.

И текла, как прежде, вдаль река,

Но не стало парня-плотогона.

Свой багор бросая на причал,

Мастер буркнул что-то о сноровке.

Паренек под елями лежал

В мокрой продырявленной спецовке.

Мать в тоске над ним не голосила —

Он не дома принял смерть свою.

Чистая река его обмыла,

Золотые сосны отпоют.

Вечер насмерть елями проколот,

Оторочен трауром закат.

И стоят ребята, каждый молод,

Кепки смяв в натруженных руках.

Позовут поутру лесовозы

Плотогонов басовым гудком…

На плотах девчонки моют косы,

Машут мне из юности платком.

«Волна ли опять набежала…»

Волна ли опять набежала,

По гальке прибрежной журча…

Мне тайные клады Урала

Все снятся по темным ночам.

Мне снится: на самом закате

Под черной скалою большой,

Что я — неприметный старатель,

Что я самородок нашел!

Что снова я весел, и молод,

И полон живого огня,

Спешу я с находкою в город,

Где девушка любит меня.

«Наступила пора междузорья…»

Наступила пора междузорья!

День полярный над тундрой встает,

Где дрожащие белые зори

Между ночью и днем — напролет.

Наступила пора гнездованья,

Икромет откипел и затих.

Горевая пора расставанья

Почему-то не просится в них.

Но всегда —

                 в ноябре или в мае —

Нашим зорям встречаться дано.

Пусть струится оно,

                             пусть играет

Наших встреч

                      молодое вино!

«Бродит лето ромашковой тропкой…»

Бродит лето ромашковой тропкой,

Зноем ягодным день пропах.

По бугру, над болотиной топкой, —

Волчьи ягоды на кустах.

Так и манят все дальше и дальше

Лихоманные эти края.

Несмотря на запреты старших,

Волчьи ягоды пробовал я.

А потом я бродил, как пьяный,

С горьким, вяжущим вкусом во рту.

Отыскали меня в бурьяне

Меж репейников алых во рву.

Бабка мне потом говорила,

Прялку в сторону отложив:

— Волчья ягода отравила,

Только чудом остался жив.

…Сенокосом, по травам павшим

Шла девчонка, платочек ал.

Несмотря на запреты ваши,

Ту девчонку я целовал.

А потом я ушел, как пьяный,

С горьким, вяжущим вкусом во рту —

Шла девчонка моя обманом

Целоваться с другим во рву…

«Слегка осев и чуть качнувшись набок…»

Слегка осев и чуть качнувшись набок,

Уставив в небо из жердей рога,

Храня всю зиму сенокосный запах,

Стоят в снегу до пояса стога.

У родника, загородясь от ветра.

За синей гранью снежной полосы

Беседуют о скором лете кедры,

Дыша в заиндевелые усы.

Как хорошо упасть в сугроб с разбега,

Как весело встряхнуть уснувший куст!

Черпни-ка горстку розового снега,

Попробуй-ка на ощупь и