Мороз Морозов - Юлия Викторовна Игольникова

невестой прославляйте!

Смотрят люди, а Наташа

будто стала даже краше.

Не дрожит и не трясется,

веселится и смеется.

Будто стала крепче станом.

И не мерзнет, и румяна.

— Чудеса! — дивятся люди.

— Что же дальше с нею будет?

*

Накатались, нагулялись,

в замок поздно возвращались.

Хоть Наташа утеплилась,

много двигалась, бодрилась,

холод все-таки проник

в рукава, за воротник.

И под юбку забирался,

и с носками состязался.

И ладошки посинели.

Нежны щечки побелели.

А Мороз уж обнимает

и дыханием кожу ранит.

Долго так не продержаться,

надо как-то согреваться.

— Ты, Мороз, не торопись.

Яством вкусным угостись.

И вина себе налей,

чтобы было веселей.

И наполнила стакан.

Вскоре стал Морозов пьян.

А Наташа не сдается,

подливает и смеется.

— Ну давай еще чуть-чуть,

чтобы лучше отдохнуть!

И Морозов засопел.

Нос у дядьки покраснел.

И икнул, и закачался.

— Что-то я перестарался.

— Ничего, давай, приляг.

И упал он как тюфяк

на кровать и захрапел.

— А чего же ты хотел?

Староват уже, Мороз.

Вот веселья и не снес.

В шубу куталась девица.

— Пусть подольше тебе спится.

А сама пошла бродить.

Замок надо изучить.

Ледяные коридоры.

Из снежинок сшиты шторы.

Под ногами снег хрустит.

Лютый холод тут стоит.

И замки на всех дверях.

За спиной крадется страх.

Долго так не протянуть!

Стражу тут не обмануть!

Полон двор снеговиков.

Нрав, известно, их суров.

Закатают в снежный ком

и покроют сверху льдом.

«С ними не договориться», -

грустно думала девица.

Уголки все обошла

и каморку вдруг нашла.

Дверь от срока покосилась

и задвижка износилась.

И Наташа поднажала.

Деревяшка задрожала.

Дверь открылась, и девица

входит в скромную светлицу.

Все здесь будто по-людски:

стол и лавки из доски.

Занавесочка висит.

Что же там за ней стоит?

Это печка! Вот так чудо!

— Замерзать я здесь не буду!

Спички девушка нашла

и к полену поднесла.

Огонечки заплясали,

и дровишки затрещали.

Сразу сделалось теплей.

— Так-то будет веселей!

Быстро печка разгорелась.

Скоро девушка согрелась.

И вдруг слышит крик и топот,

а потом и стон, и грохот.

Подскочила, побежала

и Мороза увидала.

Тот бранится, все крушит.

Кулаками он грозит.

— Кто тут печку затопил? -

страшно дядька пробасил.

— Так ему несдобровать,

лютой смертью умирать!

И Наташа растерялась,

задрожала, испугалась.

А Морозов покраснел,

а потом позеленел.

За сердечко вдруг схватился,

на ступеньки опустился.

— Ой, Мороз, да что с тобой?

— Дай водички ледяной.

Что-то худо мне, Наташа.

Что случилось в замке нашем?

Кто-то печку затопил,

тем меня и погубил.

И Наташа промолчала,

и про печку не сказала,

и водицы поднесла,

до постели довела.

Без движения он лежит.

Лоб огнем его горит.

Говорит он еле слышно:

— Не пойму, как это вышло.

Что-то слаб я очень стал.

Сильно, видимо, устал.

— Так уж сколько тебе лет?

Ты, Морозов, уже дед! -

говорит ему Наташа

и чуть-чуть жалеет даже.

— Дед?! — Морозов удивился

и как будто разозлился.

Приподнялся, но упал.

— Так когда ж я дедом стал?

— Много зим лютуешь ты.

А невинной красоты

сколько ты уж погубил?

Сколько девок застудил?

Смотрит девушка с укором.

И Мороз под этим взором

хоть немного, да смутился.

— Да я просто веселился.

— Вон веселье за окном!

Вечно в платье ледяном,

взгляд стеклянный, не проснутся,

и домой уж не вернутся!

— Но зато как хороши,

вечно молоды, свежи.

То творение, искусство!

Их сердца не знают чувства.

Их никто не разобьет,

и покой не украдет.

Оправдаться он пытался.

— Я же ими любовался!

— Да в своем ли ты уме?!

Что за чушь несешь ты мне?!

Тут Наташа возмутилась.

— Зря к тебе я возвратилась,

помогла и пожалела.

Пострадал ты, дед, за дело!

Пот на лбу у старика.

И дрожит его рука.

Закривились его губы.

— Не ругайся, дочка, грубо.

Скоро мой настанет час.

Я могу покинуть вас.

— Что же хилый ты такой.

Что же делать мне с тобой?

То ли злиться, то ль ругать,

то ли деда ей спасать,

уж Наташа и не знала.

Жалость ей овладевала.

— Ладно, ты, Мороз, лежи.

Чем помочь тебе, скажи.

— Потуши, девица, печку

да зажги поярче свечку.

Обрести хочу покой.

Я покаюсь пред тобой.

*

— Я весельем забывался,

разлюбить ее старался.

— Ты о ком же? Не пойму.

— Ту, что сердцу моему

есть хозяйка, госпожа.

Та, кто больше всех нужна,

так красива, так нежна!

То жена моя, Весна.

— Ох, — Наташа завздыхала.

— Никогда о том не знала.

— Так давно то дело было.

И молва о том забыла.

Жили мы в любви и дружно.

Что еще для счастья нужно?

Правил миром я зимой,

а жена моя — весной.

Тот закон не нарушался.

И порядок соблюдался.

Коль зима, так все во льдах,

все в сугробах и снегах.

А весной все расцветало.

И тепло всех согревало.

Но зимою мерзли люди

и мечтали все о чуде,

чтоб весна всегда была,

чтоб земля весь год цвела.

И к жене все приходили,

умоляли и просили:

— Ох ты, матушка Весна,

наша любушка красна!

Не пускай ты к власти мужа.

Нам мороз совсем не нужен!

Много раз то повторялось.

И жена не удержалась,

разозлилась, рассердилась.

— Я молчала, не гневилась.

Объясняла, то закон!

Но нарушен будет он.

Я хочу вас проучить,

пониманием наделить.

Уступлю я мужу трон,

и весной пусть правит он!

Напугались очень люди.

— Что ж зима все время будет?!

— Да! Пока не уясните:

невозможного хотите!

Так задумано природой!

И любое время года

надо с миром принимать,

почитать и уважать.

Люди что ж, погоревали

и ко мне стучаться стали.

— Придержи ты холод, стужу!

Снегопад совсем не нужен.

Пусть метели не метут!

Все с прошениями идут.

— Я был зол, и я устал.

И такой ответ им дал:

— Чтоб вы больше не просили,

нас с женою не гневили,

холод вам пошлю такой,

что загонит вас домой,

чтобы в избах вы сидели

и у печки руки грели!

Так и сделал, как решил.

И людей я застудил.

Ну а люди не сдались.

И интриги все плелись.

И задумали схитрить,

и в обход жены женить.

И прощения просили.

Знатный стол они накрыли,

угощали, наливали,

девку ладну подобрали.

Ну а я-то сплоховал

и обман не разгадал.

Сыт и пьян, не удержался

и с девицей той остался.

А потом уж был шантаж.

— Ты теперь, Морозов, наш!

А иначе не соврем

и жене все донесем!

И Наташа рот раскрыла:

— Да неужто так и было?!

— Да, — качал он головой.

— Стал я хитрости