Разбежались линии руки - Станислав Борисович Малозёмов

вагоны,

А внутри весёлый, пьяный

И давно небритый груз

Ждёт рывка на полустанки, перегоны…

Этот поезд на вокзале

Будто старая змея.

Зашипит, вздохнёт нутром и с места тронет

Сотни фантиков конфетных,

Пробки, скорлупа и я

Остаёмся на большом пустом перроне…

На вокзале что ни поезд,

То всегда не для меня,

Я хожу сюда страдать и волноваться:

Вот уносятся составы, каждый раз меня маня,

Мне бы с ними….

Только некуда податься.

Я жил

Я жил как рыба в коммунальной сырости

И лёгкий воздух детства пил всей кожей

Я засыпал с надеждой утром вырасти,

Но, к счастью, просыпался всё такой же

Большая блажь непуганой провинции:

Оркестр духовой в центральном сквере…

И к танцплощадке, где не продавиться

Я был приговорён как к высшей мере.

Потом прошло побольше, чем полжизни,

И вот осталось меньше, чем хотелось…

И что куда от жизни этой делось?

И духовой оркестр всё сыграл…

Ах, как тогда легко бежалось из дому

Под пьяный хрип страдающей сурдинки,

И каждый вечер тихо перелистывал

Моих минут весёлые картинки

За танцами, за драками да спорами

До будущего было далеко.

Но тополя старели над заборами

И чаще хоронили стариков.

Мелькали люди разные и странные,

А песни пелись глупые да лёгкие,

А флаги были всюду очень красные

И звали далеко края далёкие.

Свободой пах портвейн в столовой «Белочка»

И стоила свобода рупь да двадцать,

И в день раз пять меня бросала девочка,

С которой не хотелось расставаться…

Оркестр духовой играл «Фламинго»

От «Шипра» вяли клумбы и подруги…

Мы пальцы в кровь расписывали «финками»,

С тех пор не забывая друг о друге…

Всё было хорошо, легко и молодо,

Играла кровь и жизнь бежала рядом.

И не было ни жарко мне, ни холодно,

А было всё путём и всё как надо….

И вот прошло побольше, чем полжизни,

И вот осталось меньше, чем хотелось.

И что куда от жизни этой делось?

И духовой оркестр всё сыграл…

Бархатцы

Крутнуть бы всё назад, года в пятидесятые,

Ещё войной помятые, как морда с похмела.

И в нищетой проклятые, в года пятидесятые

Вернуться бы обратно бы, чтоб память ожила.

Обуться бы, одеться бы, как одевало детство

И тихо оглядеться бы и отсидеть сполна

В той жизни час коротенький на той облезлой родине,

С которой родом, вроде бы, которая ушла.

Ушла она, а, может, прогнала,

И не простит седых моих волос,

Хоть жизнь моя, спалённая дотла,

Зовёт меня назад, туда, где рос.

Там бархатцы цвели до самой поздней осени,

Как будто крошки бросили под зиму для сорок.

В тепле ли, на морозе ли во времени, как в озере,

За десять лет, за восемь ли проплыл я детский срок.

И стали мышцы жёсткими, усов пробилась шёрстка…

Забыв, что не подростками нас мама родила,

Мы на задворках взрослые шабили папиросами,

Не мучаясь вопросами.

А родина ушла…

Ушла она, а, может, прогнала?

И не простит седых моих волос,

Хоть жизнь моя, спалённая дотла,

Зовёт меня назад, туда, где рос.

Попёр я дальше всех, друзей терял, как деньги я.

И стали все отдельные в могилах к сорока…

От водки ли, от дури ли друзья мои зажмурили,

И детства не вернули им, а я хожу пока…

Весной сажаю бархатцы на безразмерной даче,

Но запах их всё дальше, как прошлые дела…

И всё, как надо, катится, но в том, наверно, разница,

Что бархатцы всё нравятся, а молодость ушла.

Ушла она, а, может, прогнала?

И не простит седых моих волос.

Хоть жизнь моя, спалённая дотла,

Зовёт меня назад, туда, где рос…

Элегия

Как долго ждал меня мой дом,

Тепло своё храня.

Давно другие жили в нём,

А он всё ждал меня.

Всё те же песни ветер пел в натопленной печи,

Всё те же открывали дверь ключи…

Но то не эхо давних снов

Домой меня звало.

Надежда, вера и любовь,

И старых стен тепло.

За что же прошлое всегда так долго помнит нас?

Зачем же мы нужны ему сейчас?

Но видно век короче дня,

Отпущенного в путь…

И тех, кто в доме ждал меня,

Всей жизнью не вернуть.

И будет дом стоять сто лет, но сколько ни зови,

Там нет надежды больше, веры и любви.

Что не сплю по ночам?