Разбежались линии руки - Станислав Борисович Малозёмов

жизнь останется.

Жизнь долгая да не гладкая, то счастливая, то не ладная.

Но росою чистой отмытая, жизнь и вспомнится, подзабытая.

Упадёт роса поутру

И сквозь капли эти хрустальные

Я обратно тебя заберу

В годы первые, в годы давние…

Как бы ностальгические:

Давайте вспоминать

Мы были удивительно похожи

Пока не стали взрослыми ещё.

Мы рисовали все одно и то же

Единственным простым карандашом:

Дом, дым, из трубы плывут колечки,

Вот кот на раскрашенном крылечке,

Вот сад возле самого окошка

В тот дом от ворот бежит дорожка

Прямо до крыльца.

Мы о рисунках этих забывали

И красило их время в жёлтый цвет…

Ах, как мы все прекрасно рисовали

Ещё пятнадцать, а может, двадцать,

Назад всего каких-то тридцать лет.

Давайте будем чаще возвращаться

К тому, что начинаем забывать.

Давайте с нашим детством не прощаться,

И будут нам о нём напоминать

Дом, дым, из трубы плывут колечки,

Вот кот на раскрашенном крылечке,

Вот сад. Возле самого окошка

В тот дом от ворот бежит дорожка

Прямо до крыльца…

Пусть детство нам никто вернуть не сможет.

У времени назад дороги нет.

Но будут дети рисовать одно и то же

И через двадцать, и через тридцать,

И через много-много-много лет…

Переправа

От дороги и направо три версты.

Если бережком, за полчаса на лошади.

Переправа здесь. А где-то есть мосты,

Как проспекты, как огромные площади.

А у нас мостов не строят и не строили,

В нашей местности паром практичней кажется.

Ведь паромы ввек дешевле стоили

При своей-то неизменной важности.

Чёрным кофе на дорогу пренебрёг я зря:

Укачает, утрясёт, замучает.

Ветер дикую несёт на берег рябь

Специально к несчастному случаю.

Кто-то в ужасе кивнёт на эту рябь,

А поглубже глянет — прямо охнет.

С ветром эта рябь ломает якоря

Но без ветра, слава богу, сохнет.

Ну, и что ж боятся? Дует в сторону.

Не потащит ни назад, ни вправо.

И пора уже к отъезду скорому

Брать билетики на переправу.

Всё изучено, проверено, но час ещё

До того как старший дёрнет в колокол.

Этот час потерян, этот час не в счёт,

И протащится он боком да волоком.

И захочется пешком пройти по берегу

И в тоске своей пустынной плюнуть в волны.

Эх, удрать куда-нибудь в Америку,

Или дом купить, или «Волгу».

Или если на паром да стюардессу бы,

Кофейку бы с коньячком, чай с конфетками.

Стюардессу поприятней бы если бы,

С человеческими данными редкими.

Чтобы голос был такой нежный и ласковый,

Не такой, как у паромщицы Трошкиной,

Чтоб господь не обделил её глазками.

И, само собой, ручками-ножками.

Вот тогда бы ни в какую Америку!

Целый день бы пропадал на пароме я.

А пока хожу-слоняюсь по берегу,

Опасаясь опять опоздания…

Гуляет улица

Гуляет улица, хиляет улица.

Не надо мучиться, куда пойти.

А нашей улице какой-то умница

Нам кабачок хороший замутил.

Там столько музыки с утра до вечера,

Там столько запахов — сойти с ума!

И что ни девочка, то делать нечего –

Она всё сделает тебе сама.

Лабает лирику оркестр пьяненький

И нотки нежные прилежно врёт

Про то ли бублики, про то ли пряники.

Да кто их там, под мухой, разберёт?

И нет желания уйти поранее,

Хоть завтра явно день коту под хвост.

Сижу я в голову смертельно раненый

Всем, что за час официант принёс.

Танцуй неловкая смешная публика,

От водки смелая до похмела.

Полно у лабухов горячих бубликов.

Купите бублички, и все дела!

И подавала вам под ноги стелется.

Карман живой ещё. Давай, крутись!

А за зелёненький вон та разденется,

Она работает у нас стриптиз.

Сижу я пахнущий бифштексом рубленым,

Салатом, поданным, как Ассорти.

И пью тихонечко за всё, что куплено,

За всё, что я сегодня заплатил.

Я пью за девочку, я пью за лабухов

И за мента в фойе влуплю сто грамм,

За то, что мне уже сыграли лабухи,

Я с удовольствием ещё поддам.

И уходить уже совсем не хочется.

Весь зал горластый мне давно родня.

Но только полчаса и всё закончится,

Дай только бог, до завтрашнего дня.

Опять до вечера одни страдания,

И завтра снова день коту под хвост.

Сижу я в голову смертельно раненый

Всем, что