На стихи не навесишь замки - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

class="p1">Вот так бегала я от позора

к позору совсем плохому —

нетрезвому, холостому.

Ты записывай, всё так и было:

мать меня не простила,

отец в свинарнике умер;

а как ветер на курицу дунул,

так и баба Нюра помёрла.

Собралась я, в деревню попёрла.

Приехала, села. Дома!

Завели мы с мамкой корову

и ещё долго жили:

много ели, водку не пили.

Нас на праздники звали,

но мы лишь руками махали.

Вы уж так как-нибудь веселитесь,

сами с собой деритесь!

А мы на лавочку и за семечки,

две непожившие девочки,

две молодящиеся старушки —

бездушные душечки душки.

Как я бегала от счастья до счастья

Напрямую ни от кого не зависело счастье.

Был бы суд-пересуд, а «участие»

у завистников быстро найдётся.

Кто в моём случае разберётся?

Всё хорошо у нас было:

дом, корова, свинья, кобыла,

и прозвище наше Силантьевы.

Фамилия? Да ладно вам!

Не обижал меня муж то,

жили мы дружно,

но не было у нас деток,

и мой Михалко забегал.

А бегал он по незамужним,

то бишь, дитё ему нужно.

Забрюхатили сразу трое.

Теперь суд. Как понять такое?

На суде все ручищами машут!

Тятьки вилы на Мишку тащат:

Кричат: «Порешаем на месте!»

Каждый дочь свою тянет в невесты.

Надумала я утопиться

иль самогоном залиться,

но плюнула, ждать решила — что будет,

с меня уже не убудет.

Вот такая история приключилась.

Недолго мы разводились.

У Михайло новая была свадьба,

алиментов на две усадьбы,

и пересудов лет эдак на тридцать:

позор скороспелым девицам!

А в деревне осталась я виноватой:

от того, что не ходила брюхатой.

И мне пришлось съехать,

в другое село уехать

под названием «строительство БАМа».

Там я была желанна.

Записалась я в коммунисты

и с листа нового чисто

жизнь свою начинаю.

Знаю, счастье где-нибудь повстречаю,

ведь оно ни от кого не зависит,

счастье с белого облачка виснет:

хватай, молода покуда!

А молва, суды, пересуды,

где бы ты ни была, догонят:

«Разведёнка, прям тут иль в вагоне?»

Как мы тётку Нюру крестили

А было всё на крещение

принимали мы омовение:

тётку Нюру

с толстющей фигурой

посадили на лёд,

а она ни назад, ни вперёд.

— Прыгай, Нюра!

— Не могу, не могу, фигура

застряла в сугробе!

— Эта дура всю прорубь угробит,

её надобно в бане попарить:

от лишнего веса избавить.

Вот сбросит она сто кило,

тогда её и на дно!

В баню Нюра, вроде бы, хочет,

сидит в сугробе, хохочет.

— Тащите её в помывочную,

пока волны нет приливочной

в нашей воде-океане!

— Волн в проруби не бывает,

там раки и щуки

от разной-всяческой скуки.

Но Нюрка вдруг испугалась,

с сугроба быстро поднялась.

А наши местны мужики

(тоже ведь не дураки)

как её в прорубь закинут!

Христа помянут и выпьют

литра три самогона:

— И что я такой влюблённый

в морозы крещенские?

— Да. Только бабы пошли дюже мелкие!

Я разочарована в любови деревенской

Интересные мужчины —

те, которые в кручине

не бывали никогда.

Я б за ними так пошла:

голая, раздетая,

колхозными заветами

вся, как кукла, скована.

Я разочарована

в любови деревенской.

Танец хочу венский

сплясать с поэтом злобным.

Хлопай, душа, хлопай

голодна пока что.

Хочу чтоб принц бумажный

писал мне… Не напишешь?

Слышишь ты, не слышишь?

Тётя Зоя и валенки

Тётя Зоя

ни с кем не спорит,

она сидит на завалинке,

латает зачем-то валенки,

но от латок её нет прока:

от первого снега потёкла

её прошлогодняя латка.

Ну и ладно.

А на улице вечер,

и полон скворечник

скворцами,

там деточки с мамой.

И лето!

Жаль, Зоя, ты не раздета.

Забрось свои валенки за забор,

может, припрётся Егор

на дармовщину:

спрячет свою личину

да и дитя «надует».

А оно нам надо? Задует

тётя Зоя сальную свечку,

проверит свои колечки.

И спать в одиночку завалится,

пущай хоть хата развалится,

ей Егора чужого не надо,

ему и его жинка рада.

А мы тоже слезем с завалинки,

подберём свои старые валенки

да пойдём по-взрослому целоваться.

Не век же нам женихаться?

О том, как дети бабам надоели

Дети бабам надоели:

пить хотели, спать. Поели

и давай опять орать.

Так орут, что не унять!

Что же делать, как же быть,

как о детях нам забыть?

И придумали чудилку,

саму страшную страшилку:

не рожать детей и вовсе,

а родив, так сразу бросить!

И пошло-поехало:

сто грехов нагрехали

и ещё немножко,

видала даже кошка!

Но недолго такое было,

Клавка с дедом согрешила,

родила — не отдаёт!

Собрались бабы на сход:

что же делать с Клавкой,

ножом её или булавкой?

Решили просто забить топором.

А Клавка прёт напролом,

забралась на сцену

и орёт: «Где смену

брать вы будете?

Сдохнете или скурвитесь!»

Говорила Клавка час,

а может, два. И сглаз

уходил потихоньку:

трезвели бабы, легонько

дитя того шлёпали.

И нравилось им, да хлопали

глазищами непонятными:

что за порча такая отвратная

на наши головы навалилась?

Бабы очухались и влюбились

в самого распоследнего старика!

Он еле живой. А я

к мужу приеду скоро:

— Ну здравствуй, самый милый

на всей планетище, Вова!

Бабы и тоска вселенская

Жили-были бабы. Так себе жили,

ни хорошо и ни плохо:

никого никогда не любили —

всё меньше мороки!

И в чёрную глядя вселенную,

ни о прошлом не плакали, ни о настоящем,

а думали: «Мы, наверное,

кинутые или пропащие.»

А звёзды такие печальные,

ни в конце пути, ни в начале

«друзей баб» никогда не видели:

девок бросили те иль обидели?

Бабы ж играли в игрушки:

перекладывали подушки

с пустого места на место.

— Чудесное слово «невеста!» —

вздыхали бабы и плакали,

да жизнь измеряли знаками

на своём нелёгком пути.

Надо идти, идти и идти!

Шли бабы долго,

прошли Енисей и Волгу,

вошли в Карибское море:

— Нет нам счастья, утонем!

Тонули они тоже долго:

растолстели бабы, без толку

свои пышные бёдра топили,

лишь веру в погибель убили.

Уселись на берегу, ждут

когда к ним друзья приплывут.

Но лишь глупо бакланы кричали,

да сирены на баб ворчали:

— Не ждите друзей, они с нами,

мы их к себе забрали!

Ох, как давно это было:

Ивана, Степана, Василя…

Тут список имён наполнил

огромное море. «Помним

(шептали бабы) Ивана,

Степана, Емелю, Полкана…

Помним, а ну отдайте,

мужиков обратно верстайте!»

И кинулись на сирен своим весом: