Эварист Парни - Война богов

Приехав в Рим с мошной довольно скудной,

Скупает там монах-иезуит

И ладанки, и крестики, колечки,

И отпущенья папские, и свечки;

И грешникам, которых ад страшит,

Втридорога перепродать спешит.

Мошенничеством Лютер недоволен

И голосит: "Торг этот недозволен!"

О д и н и з е п и с к о п о в

А, протестант? Убейте, черт возьми!

Проклятье им!

Г а в р и и л

Упущен час, пойми.

В е с ь к л и р

Убейте все ж!

Г а в р и и л

Однако убивают

Уж ряд веков; пора и честь бы знать.

В е с ь к л и р

Ведь надо ж победителями стать!

Г а в р и и л

Не удалось: Европой обладают,

Помимо папы, Лютер и Кальвин.

Д е в а М а р и я (Христу)

Мы людям стоим дорого, мой сын!

О д и н и з к а р д и н а л о в

Одно меня немного утешает...

Д р у г о й к а р д и н а л

Ага! Варфоломеевская ночь?

В е с ь к л и р

О дивная!

Г а в р и и л

Еще вознаграждает

Испанцев пыл: кровь проливать непрочь,

Спешат они открыть для этой цели

Америку: индейцы там доселе

Не знают вас - какой великий грех!

Х р и с т о с

Крестите их.

Г а в р и и л

Уже убили всех.

Во имя ваше льется кровь людская

Повсюду, вплоть до самого Китая.

Тот - убивает, этот - умирает...

Все - в вашу честь, от края и до края.

Д е в а М а р и я

О, сколько жертв! Какая в том нужда?

Как много крови пролито напрасно!

Не лучше ли - со мною вы согласны?

Не делаться богами никогда?

Б о г - о т е ц

Философов читаете? Давно ли?

Д у х с в я т о й

Ошиблись вы. Нельзя давать им воли,

Все это - наши ярые враги.

Коль прояснятся у людей мозги

Мы задрожим при имени деистов;

Вы знаете: их дерзкий нрав неистов.

Х р и с т о с

Ай-ай! Молчите!

Д у х с в я т о й

Всюду и везде

Бог истинный, хотя его нигде

Не увидать... Мы ж - выдумка людская,

Мы - сказка, мы - побасенка пустая...

Сомнение развеет нас, как дым.

Х р и с т о с

Долой сомненье, и неверье - с ним!

Слепая вера разум уничтожит,

Невежество власть нашу приумножит.

Д у х с в я т о й

И Библия.

Б о г - о т е ц

А ежели совсем

Ложь с разумом соперничать не сможет

Что делать нам?

Д у х с в я т о й

Тогда вновь станем тем,

Чем были мы, иль попросту - ничем.

__________

Тебя, бога, [хвалим] (лат.).

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

Минерва рассказывает о том, что она видела,

посетив богов разных народов. Скандинавские боги

приходят на помощь языческим. Ночное

времяпровождение в женском монастыре.

Я домосед: по целым дням сижу

У камелька, и уголья мешаю.

И все-таки от холода дрожу

И скверную погоду проклинаю.

И так часы проходят в болтовне...

Когда же ночь напоминает мне,

Что спать пора, и я ложусь послушно

В свою постель, напяливши колпак,

И на меня за маком новый мак

Роняет из охапки сон воздушный

На крыльях сна дал?ко я лечу:

Как Тавернье, я странствую повсюду.

Народов всех, каких ни захочу,

Выдумываю нравы и причуды.

На островах Таити задержусь,

Недолго над Японией витаю,

Затем в Китай легко переношусь

И в Грузию с рассветом прилетаю.

Два слова: "женщина" и "красота"

Сливаются в одно и то же слово

На языке грузин; моя мечта

Остаться там, но я - в Париже снова.

О, если бы на небеса, к богам

Сон перенес меня в часы досуга

И, странствуя от севера до юга

С Минервою, все видел бы я сам!

Минерва начала повествованье:

"Бессмертных небожителей собранье

(Вы слыли таковыми до невзгод),

По-вашему, я очень задержалась?

От нетерпенья это показалось.

Сейчас вы мой услышите отчет

На полдень я направила полет

И встречена была богами Нила.

Им вовсе неохота воевать;

В бою поддержки можно ль ожидать

От Аписа-быка, от крокодила,

От аиста, от кошки, от жука?

Лечу оттуда в Сенегал: река,

По берегам - священные дубравы,

А в них - неядовитые удавы.

Там нечего мне делать, и лечу

Над Африкой я далее... Но - чу!

Вот подо мной забавное собранье

Жестянок, блях и всяких пустяков;

И все это - предметы почитанья:

Там негры сами делают богов.

Встав поутру, присядут за порогом;

Затем они глядят по сторонам

И первое, что предстает глазам,

Становится их амулетом-богом.

До вечера кадят ему; глядишь

День кончился, и выброшен фетиш.

А завтра, начиная все сначала,

Они обожествляют что попало.

Но по ночам - безбожники они.

От новоявленной такой родни

Я уношусь, и вижу панораму:

Богов индийских предо мной семья.

На старшего из братьев, то есть Браму,

Не очень-то рассчитывала я:

Создателю вести войну негоже.

Бог Вишну воевать не любит тоже,

Заботиться он должен обо всем.

И Шиву я на помощь приглашаю.

Он рек: "Я все охотно разрушаю,

И был бы рад помериться с врагом.

Но, видишь ли, нельзя оставить Браму

Бесстыдник он: не оберешься сраму!

Тебе его характер незнаком.

На матери он собственной женился

И сделался сестры своей отцом;

Дочь подросла - он и в нее влюбился.

Однажды я по делу отлучился,

А старикан дочурку подстерег

В лесу; она в испуге убегает.

Оленем став, и резв, и быстроног,

Кидается он вслед и догоняет;

Догнав - над ней насилье учиняет...

Хочу за честь племянницы отмстить

(Хоть Вишну и советовал простить,

Его натуре ненавистна кара).

У Брамы, как известно, пять голов;

Слетела с плеч от моего удара

Одна; четыре же без дальних слов

Я отхлестал за эти похожденья.

Но коль покину я свои владенья,

То примется вновь Брама за свое,

А Вишну той порой починит все,

Что я разрушил.. . Нужно мне, богиня,

Остаться дома. Верь, мне очень жаль

(Не удивит тебя моя печаль),

Что не могу я уничтожить ныне

Твоих врагов и всех вас заодно".

Да, свойственны ему такие речи

И обижаться было бы смешно.

В дальнейший путь, в надежде новой встречи,

Пускаюсь; но в Японии опять

Меня постигло разочарованье:

Там божества - породы обезьяньей,

Уродство их мне трудно описать.

Приветствовала новых я собратий;

Ответом было множество гримас.

Поведав о беде, постигшей нас,

За красоту их похвалила кстати.

Внимательно прослушав мой рассказ,

Вновь эти боги начали кривляться,

И прыгать, и скакать, и кувыркаться;

Затем, приняв величественный вид,

Мне старшая кривляка говорит:

"Вас выручить могли бы мы, положим,

Да времени нет лишнего у нас.

С утра торчим мы в храмах; ни на час

Мы отойти от алтарей не можем.

Подохнуть от тоски немудрено!

Коль, одурев от скуки, мы задремлем,

То нас трясут, и вот мы снова внемлем

Молитвам, надоевшим нам давно.

Хоть кормят нас, могу сказать, изрядно,

Но пичкают конфетами нещадно.

Коль не съедим - зовет к нам докторов

Толпа благочестивых дураков.

От них порою убегаю вскачь я...

Хоть боги мы, но жизнь у нас собачья".

Промолвив это, сделала прыжок

И от меня пустилась наутек.

К другим богам я было полетела,

Однако же успеха не имела.

Я видела в одном из уголков

Два дряхлых и заброшенных начала

Добра и Зла, а дальше повстречала

Донельзя непристойных двух богов:

То были просто символы полов.

Огромные, они стояли прямо,

Как два тюльпана, в волнах фимиама.

Мне нечего богине было дать,

А бога дар я не могла принять.

На север я Европы полетела,

Там Одина могучего узрела

И у него поддержку обрела.

Он любит нас и помощь обещает,

За мною вслед с войсками поспешает,

Мы спасены, Юпитеру хвала!"

В то время как Минерва речь кончала,

Рог затрубил и забряцала сталь.

То с севера к ним конница скакала.

Ее ведет воинственный Геймдаль,

Чье бдительно и неусыпно око.

Он, между прочим, видит так далеко,

Что и с небес (так говорит молва)

Жемчужин рост заметит между створок

В глуби морской - вот до чего он зорок!

А слухом ловит, как растет трава,

Как вырастает за ночь шерсть овечья...

Куда там слух и зренье человечьи!

По длинному, широкому мечу

(Не каждому он будет по плечу),

И по насупленным бровям, по росту,

По увенчавшим голову рогам,

По молнии в руке довольно просто

Все узнают, что это - Один сам.

Тор, сын его, храбрец, тучеводитель,

Ветров и бурь воинственный властитель,

На колеснице мчался, в бой готов;

Она влекома парою козлов.

В его деснице молот сжат чугунный,

Наводит страх сей молот на врагов

Не менее, чем Одина перуны:

Оружие, нехитрое на взгляд,

Сразив врага, летит опять назад.

Волк Фенрис тут: с цепи его спустили.

Нигде его страшней нет: всех осиля,

Он может всю вселенную пожрать.