Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы

И совесть века светится под ним...

До времени мое седеет поколенье,

На лбу его горят старинные рубцы,

Но на мече его - ни ржавчины, ни тленья,

Суровы и тверды гранитные борцы.

До времени мое седеет поколенье,

И седина его - как новое цветенье!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От старых пастухов, бросавших города,

Вдыхавших средь пещер пергаментную плесень,

Я унаследовал большой и сладкий дар -

Великолепное вооруженье песен.

И - знак преемственности - ржавый алфавит.

О грандиознейший точильный камень века

Я должен наточить, и голос мой звенит,

Высокий, зычный голос человека:

- Иди вперед, мой век, - величественный рост!

Греми, гроза, в которой - гнев и радость!

И мир изрезан поездами звезд,

Высокими шлагбаумами радуг...

1927

Перевод О. Колычева

ПЕСНЯ

ПЕСНЯ

Полночью старинною

Злые ветры дуют

Над пустыми рынками

В колыбель пустую.

В дали непочатые

Ветры вносят споры:

- Для чего качать ее

И швырять в просторы?

Ярмарки развеяны,

Отшумели - нет их...

На груди камеями-

Медные монеты.

Пепел и отрепья

Расшвыряли в гуле

И дороги-жребии,

Стасовав, тянули.

Кровь на теле - пламенем.

Кровь на теле - миррой.

Развернулся знаменем

Ураган над миром!

Как взорвал он, яростен,

И гремуч, и жарок,

Ветхое от старости

Кладбище хибарок!

Вихрь тряпья и падали,

Нищенские сумы,

Из-за туч не падало

Золото изюмин.

Кто там пытан пытками,

Кто там исковеркан?

Нищие, забытые,

Встаньте на поверку!

С жерновом и молотом,

Розовым от жара,

Выступайте молодо

Через шум базара.

По запевшим улицам

Шагом поколений

Входит Революция

В сумерки молелен,

Где грозой исхлестанный

Разрывает талес,

Пусть под звонкой поступью

Просияют дали...

Входят вереницами

В дали голубые

Нивы - роженицами -

Грозные и злые...

И леса кудрявые

В буре и в брожении

Жаждут - величавые -

Оплодотворения...

Спины выпрямляются,

Песни над полями.

В жилах зажигается

Солнечное пламя.

Блещут спины голые

В знойный день покоса,

О ржаное золото

Ударяют косы.

Прочь, тоска косматая,

Прочь, тоска и горе,

Вызреют богатые

Урожаи скоро!

Поутру отбитые

Полыхают косы,

И жнецы ушли туда,

Яростны и босы.

Чтобы радость радугой

Брызнула вослед им

За страданья прадедов,

За мученья дедов!

1928

Перевод О. Колычева

ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ

ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ

Зарисовки из жизни

Шесть долгих лет прошло, а может быть, и пять,

А может быть, к концу подходит третий...

Они сидят вдвоем, не в силах глаз поднять,

Не зная, что спросить, не зная, что ответить.

Ребенок говорит, цепляясь за двоих.

Разлука для него — еще пустое слово.

Не знает ничего он про дела больших

И на руки к отцу карабкается снова.

Гудящий ресторан. Обед среди чужих.

Накрытые тоской столы с казенной меткой...

В угрюмой немоте застыли лица их.

Она глядит в стакан и теребит салфетку.

Молчанье глаз сухих, усталость серых лиц...

Кто больше виноват, кто первый камень бросил?

Печально-сдержанно мигание ресниц.

«Пора, пора!»—один без слов другого просит.

Скорей бы вырваться в мир шума и машин!

Скорей бы утонуть на перепутьях улиц!..

Но с равнодушием глядит на них графин:

Ему ведь не впервой таких вот караулить...

Мужчина крепок, сух, красив, широк в плечах,

Бескровных губ разрез решителен и тонок.

Наверное, ему подумалось сейчас,

Что мало на него похож его ребенок.

Она же думает: «Он не виновен, нет!

Но разве я виной разлада между нами?» —

И тихо говорит: «Малыш, иди ко мне,

Иди, мой маленький, ну подойди же к маме».

Прохожие спешат. Им, людям, всё равно.

Но кажется, что все глядят они сквозь окна.

Чей первый был удар, кто выломал окно,

Покоя разорвал прозрачные волокна?

Гонимая овца — потерянный покой...

Ее полощет дождь, терновник колет ноги.

Овечка, не беги! Страх бесполезен твой.

Тебе назад, домой, уж не найти дороги.

Печально-сдержанно мигание ресниц.

«Пора, пора!» — один без слов другого просит.

Молчанье глаз сухих, усталость серых лиц, —

Кто больше виноват, кто первый камень бросил?

Воспоминания долой с усталых плеч!

Неважно, кто сказал то роковое слово...

Но дни встают, как строй угасших белых свеч,

И просит каждая зажечься, вспыхнуть снова.

«Ну ладно,—он сказал,—отдай ребенка мне,

Отправлю я его на дачу этим летом

И буду добрым с ним и ласковым вдвойне».

Сказал—и развернул перед собой газету.

Ребенка с нежностью целует в лобик мать,

И растекается такая боль по жилам...

С нахмуренного лба отбрасывает прядь

И говорит: «Ты ешь, ведь всё уже простыло».

Ребенку весело. Из хлеба строит дом.

Никто не сердится, что скатерть он закапал.

Играет с матерью, к отцу идет потом:

«Ты почему домой к нам не приходишь, папа?»

Как много дядюшек повсюду у него!

Игрушек — сколько их! — мячей, картинок, пушек!

И среди них одной недостает всего —

Недостает ему отца среди игрушек...

1928

Перевод Д. Маркиша

ЖЕНЩИНЕ

ЖЕНЩИНЕ

Нынче солнце в зените — как прорубь над омутом золота,

Над плотинами света, омытыми первым дождем.

Мы пойдем, мы придем — синева нашим солнцем

расколота,

Мы ковшами ладоней отраду твою зачерпнем!

Сколько в мире костров, сколько гроз, сколько радостей

юных,

Сколько вихрей веселых, голодных, тревожных, лихих!

Я твой голос, сестра, услыхал на весенних трибунах

Пробудившихся к жизни садов, городов, мастерских!

На заляпанных нарах, в траншеях, у братской могилы,

Семя пуль восприяв, ты в годину войны понесла,

И своим молоком ты винтовку свободы вскормила,

Словно первенца смерти. И не было битвам числа.

Путь твой праведно-прям, только долог, и труден,

и вязок:

До тифозных вокзалов, во тьму от родного гнезда,

К лазаретам войны, в гной солдатских бинтов и повязок,

Но уже кирпичи в день грядущий везут поезда!

Нынче — солнцем пропахло твое загорелое тело,

И глаза твои нынче великой надежды полны,

Молотком и киркой ты орудуешь нынче умело,

Славно трудишься ты на бесчисленных стройках страны!

Голос твой, словно колокол, звучен и радостен ныне,

Вот он в дали земные за тысячи верст полетел:

— Знайте, сброшено наземь постылое бремя рабыни,

Вольный труд и борьба — не таков ли мой новый удел?