Игорь Северянин - Том 3. Менестрель. Поэмы

Поэза отчаянья

Я ничего не знаю, я ни во что не верю,Больше не вижу в жизни светлых ее сторон.Я подхожу сторожко к ближнему, точно к зверю.Мне ничего не нужно. Скучно. Я утомлен.

Кто-то кого-то режет, кто-то кого-то душит.Всюду одна нажива, жульничество и ложь.Ах, не смотрели б очи! ах, не слыхали б уши!Лермонтов! ты ль не прав был: «Чем этот мир хорош?»

Мысль, даже мысль продажна. Даже любовь корыстна.Нет воплотимой грезы. Все мишура, все прах.В жизни не вижу счастья, в жизни не вижу смысла.Я ощущаю ужас. Я постигаю страх.

Апрель 1920 г.

Toila

Блестящая поэза

Carl Sarap'ile

Я жить хочу совсем не так, как все,Живущие, как белка в колесе,Ведущие свой рабий хоровод,Боящиеся в бурях хора вод.

Я жить хочу крылато, как орел,Я жить хочу надменно, как креол,Разя, грозя помехам и скользяМеж двух соединившихся нельзя.

Я жить хочу, как умный человек,Опередивший на столетье век,Но кое в чем вернувшийся назад,По крайней мере, лет на пятьдесят.

Я жить хочу, как подобает житьТому, кто в мире может ворожитьСплетеньем новым вечно старых нот, —Я жить хочу, как жизнь сама живет!

Поэза «Villa Mon Repos»

Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,Мясо наелось рыбы и налилось вином.И расплатившись с мясом, в полумясном экипажеВдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером.

Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу,И сотворяло мясо по прописям земным.Мясо болело, гнило и превращалось в массуСмрадного разложенья, свойственного мясным.

Ревель

Только о детях

Альтруизм:

О, дети, дети всеблагие! —  Вздох по весне…

Эгоизм:

Но раз во мне живут другие,  Нет места мне!

Ревель

сент. 1921 г.

V. Письма из Парижа

Первое письмо

Живет по-прежнему Париж,Грассирующий и нарядный,Где если и не «угоришь»,То, против воли, воспаришьДушою, даже безотрадной.Буквально все как до войны,И charme все тот же в эксцессере;На карточках запретных серий,Как прежде, женщины стройны, —Стройней «натур», по крайней мере…И в «Призраках» его разнесТургенев все-таки напрасно:Здесь некрасивое прекрасно,И ценны бриллианты слез,И на Монмартре Аполлон —Абориген и завсегдатай.Жив «Современный Вавилон»,Чуть не разрушенный когда-то…Там к Наслажденью семафорПоказывает свет зеленый,И лириков король, Поль Фор,Мечтает о волне соленой,Усевшись в цепком кабаке,Тонущем в крепком табаке,Где аргентинское тангоТанцует родина Пого.Столица мира! Город-царь!Душа, исполненная транса!Ты положила на алтарьГражданство Анатоля Франса.

Вчера в Jardin des TuileriesЯ пробродил до повечерья:С ума сводящая esprits,И paradis, и просто перья…Кабриолеты, тильбюри,«Бери авто и тюль бери,И то, что в тюле»… Я париДержу: так все живут в Paris.Однако бросим каламбур,Хотя он здесь вполне уместен.О, как пьянительно-прелестенЯзык маркизы Помпадур!

Люблю бродить по Lauriston(Поблизости от Трокадэро),Вдоль Сены, лентящейся серо,К Согласья площади. ТритонИ нимфы там взнесли дельфинов,Что мечут за струей струю.Египет знойный свой покинув,Спит обелиск в чужом краю.

Чаруен Тюльерийский сад,Где солнце плещется по лицам,Где все Людовиком-ФилиппомДо сей поры полно. ГрустятТам нифы темные, и фавныПолустрашны, палузабавны.Деревья в кадках, как шарыЗеленокудрые. БоскетыГеометричны. И ракетыФраз, смеха и «в любовь игры»!О, флирт, забава парижанок,Ты жив, куда ни посмотри!В соединении с causerie —Ты лишь мечта для иностранок…

Стою часами у витрин.Чего здесь нет! — и ананасы,И персики, и литры вин,Сыры, духи, табак. Для кассыБольшой соблазн и явный вред,Но неизвестен здесь запрет.Притом, заметьте, скромность цен:Дороже лишь в четыре раза,Чем до войны. И эта фразаМне мелодична, как «Кармен».Здесь, кстати, все, что ни спросиИз музыки, к твоим услугам,И снова музыкальным плугомВспахал мне сердце Дебюсси…А «Клеопатра», Жюль Масснэ?«Манон», «Таис», «Иродиада»?По этим партитурам радаДуша проделать petite tournee(Тут мне припомнился Кюи,Масснэ «расслабленным Чайковским»Назвавший. С мнением «таковским»Понятья борются мои).На всем незримое клеймо:«Здесь жизнь — как пламя, а не жижа».

— Я лишь пересказал письмо,Полученное из Парижа.

Второе письмо

На ваш вопрос: «Какие здесьЗаметны новые теченья?»,Отвечу: как и прежде, смесьУма с налетом поглупенья.Apollinaire, Salmon, Sendras —Вот три светила футуризма!Второе имя — слов игра! —Нас вводит в стадию «рыбизма»,Иначе — просто немоты:Для уха нашего беззвучноИх «нео-творчество»; докучноОно, как символ тошноты.А «дадаизм», последний крикЛитературной ложной моды.Дегенератные уродыИзображают крайний сдвигВ театрике «Ambassa deurs»Актер, игравший дадаиста,Кричал: «Да-да!» — по-русски чисто —Дадаистический пример!..

От пышного «Folies-bergeres»До «Noctambules», мирка студентов,Их пародируют. ОдниОни — объект экспериментовНеисчерпаемый. Они —Великовозрастные дурни.В салоне, в парковой тениИ в подозрительной «амурне»Они завязли на зубах…Ошеломляющая «слава»Дегенератов (тлен и прах!)Плывет, как восковая пава…Исканье — вечный идеалХудожника. Но эти «томы» —Весьма плачевные симптомы.Теперь, когда весь мир усталОт шестилетней гнусной бойни,От глупых деяний и слов,Пора искусству стать достойнейИ побросать «хвосты ослов!»

Уже в прославленном кафеСреди Латинского кварталаМоя знакомая встречалаТонущего в своей строфе,(А может статься — и в софе,Как в алькермессе!..) солнцепевца,Решившего покушать хлебцаФранцузского. Итак, БальмонтВошел под кровлю «La Rotonde»,Где не бывал шесть лет. За этиЛета немало перемен,Но он все так же вдохновенИ непосредственен, как дети.Литературно обруселПариж достаточно. На кейфеЖивет в Contrexevill'e Тэффи,И Бунин прочно здесь осел.Сменил на вкус бордоских вин«Денатуратный дух Расеи»,Вотще свой огород посеяв,Туземец Гатчины — Куприн,Маяк «Последних новостей»!..И, как ее ни ороси я,Суха грядущая РоссияДля офранцуженных гостей…

В Париже — полу-Петербург,Полу-Москва. И наша «грыжа»,Болезнь России, для Парижа, —Заметил друг словесных пург,Который брови вдруг насупил, —Как для купчих московских — жупел.Весь мир похлебкою такойНаш русский человек «осупил»,Что льется изо ртов рекойОна обратно… Для французаЭстета до мозга костей,Приезд непрошеных гостей,Избегших «грыжи», — вроде грузаНа модном галстуке. Но он,Француз, любезен и лощен:Ведь узы прежнего союзаОбязывают до сих пор…А потому — умолкни спор!

1920

VI. Трагедия на легком фоне

Трагедия на легком фоне