Брат, Брат-2 и другие фильмы - Балабанов Алексей Октябринович

— Я вовсе не забыла вас. — Эдварда покраснела и погладила его руку. — Нет-нет.

— Завтра? — Глан снова потянулся к ней.

— Нет, завтра нет, — ответила она. — Завтра я устраиваю праздник. — Она засмеялась. — Хотела сделать тебе сюрприз, но вижу, лучше сказать сразу.

— Тогда сейчас. Проводи меня, Эдварда.

— Нет, сейчас я не могу. У меня еще столько хлопот с завтрашним днем… Вот и доктор обещал мне помочь. — Она улыбнулась извиняющейся улыбкой.

— Да, конечно. — Глан вдруг повернулся. — Здравствуйте, доктор! — громко крикнул он, снял картуз и поклонился, улыбаясь излишне радушно.

Доктор поспешно обернулся и поклонился в ответ, как-то неловко сняв шляпу.

— До свидания, господин лейтенант, — сказала Эдварда. — Завтра я вас жду. Пойдемте, доктор.

И они пошли вниз в сторону поселка. Глан смотрел им вслед. Залаял Эзоп. Эдварда обернулась.

Глан вышел к сторожке. Эзоп встретил его радостным лаем. На пороге стояла девушка в белом платке и дула себе на палец.

Это была Ева, дочь кузнеца.

— Здравствуй, Ева! Что с тобой? — спросил Глан.

— Эзоп укусил меня, — сказала она и потупилась.

— Эзоп укусил? — недоверчиво переспросил Глан, быстро взглянул на радостно прыгающего вокруг них Эзопа и взял ее руку. Она сама укусила себя.

Глан внимательно посмотрел на нее. Ева покраснела и стыдливо опустила глаза.

— Боже мой, — пробормотал Глан. — И долго же ты дожидалась?

— Нет, недолго, — тихо-тихо ответила она.

— Ну, пойдем скорее. — Глан взял ее за руку и ввел в сторожку. Эзоп вошел следом, и дверь затворилась.

Стемнело так, что пришлось зажигать свечи. Все танцевали, и было весело. Близняшки играли на фортепиано в четыре руки, а потом их сменил заезжий коммерсант и заиграл так, будто у него их было шесть.

Глан сидел на стуле в своей обычной лесной одежде и чувствовал себя неловко. Он неотрывно смотрел на Эдварду, которая летала по залу, меняла партнеров и почти непрерывно смеялась.

— Эдварда! — позвал Глан, когда она в очередной раз пробегала мимо.

Но раскрасневшаяся Эдварда лишь улыбнулась ему, слегка замедлив шаг.

— Отчего вы не танцуете, господин лейтенант? — весело спросила кокетливая близняшка, одна из дочерей помещика Лехтовена.

— Извините, сударыня, мне уже пора. — Глан встал. — Мой пес Эзоп один в сторожке, он ждет меня… — Он не нашелся, что бы еще сказать, неловко повернулся и пошел к выходу.

В прихожей его нагнала Эдварда.

— Зачем вы так? — сказала она с упреком. — Я не забыла вас, я просто понадеялась, что вы уйдете последним — самым последним.

— Однако же нам надо объясниться…

Она взяла его руки в свои и проговорила с мольбой:

— Только не сегодня, не сейчас. Мне так грустно. Боже, как вы глядите на меня! Вы же были мне другом…

— Но я… — Мысли Глана мешались.

— Не надо. — Она коснулась пальцами его губ. — Я никогда не училась музыке, — сказала она, склонив голову туда, откуда доносились звуки вальса. — Ах, если б только я умела играть…

Сердце Глана метнулось к ней:

— Отчего вы так грустны, Эдварда? Может быть, я помогу вам?

— Сама не пойму. Так, все вместе, должно быть. — Она подошла к окну. — Не будет никого счастливее меня в тот день, когда я ступлю на палубу парохода и уплыву отсюда!

— Вы хотите уехать?

За стеной вальс сменился бурным танцем. Визг и хохот мешались с музыкой.

— Ушли бы они поскорее, все до единого, — выдохнула Эдварда. — Только не вы, нет-нет! — Она порывисто прикоснулась к нему. — Помните, вы уйдете последним!

И она побежала в залу. Глан поплелся следом.

Доктор пел романс под аккомпанемент коммерсанта.

— Я и не знала, что у него такой чудесный голос, — сказала дама своей соседке.

— Да, жаль, что он уезжает, нашему обществу его будет не хватать.

— Как? — ворвался в их разговор Глан. — Доктор уезжает? Когда?

— Когда?.. — Дама испуганно посмотрела на Глана. — Я, право, не знаю. Вот давеча говорили что-то…

Аплодисменты и восторженные возгласы выручили даму. Она поспешила отойти в сторону.

Улыбающийся доктор принимал поздравления, когда подбежала Эдварда, бросилась ему на шею и несколько раз поцеловала в губы.

Глан вышел.

Он сидел за деревом и смотрел, как гости спускались с крыльца, как отъезжали коляски, как господин Мак махал с балкона, как белое платье Эдварды мелькало на веранде… Последним простился доктор.

И тогда он вошел.

В первую минуту Эдварда даже растерялась:

— Ах, вы тут. Как мило, что вы всех переждали. Но я умираю от усталости.

— Да, вам пора ложиться. Надеюсь, сон разгонит вашу грусть, — холодно сказал Глан.

— О да, я высплюсь, и все пройдет. Спасибо, что пришли.

Глан взял ружье, Эдварда подала ему картуз.

— Не затрудняйтесь, — сказал Глан, — я сам.

Надевая картуз, он уставился в одну точку и почему-то не выходил.

Эдварда проследила направление его застывшего взгляда.

В углу стояла палка доктора.

Эдварда смешалась.

— Ваша палка. Не забудьте свою палку, — выпалила она и сунула палку ему в руки.

— Нет. — Глан бережно поставил палку на место. — Это палка доктора. Не пойму, как хромой мог позабыть свою палку.

— Хромой! Хромой! — крикнула она с горечью. — Вы-то не хромаете. Куда! Но если бы вы даже и хромали… Все равно, все равно вы не стоите его!..

— До свидания, госпожа Мак. Счастливого пути.

По узкой тропинке, хромая, спешил доктор.

Глан встал на его пути и приподнял картуз.

Доктор ответил тем же.

— Я вам не кланялся, — сказал Глан.

Доктор отступил на шаг, вглядываясь в его лицо:

— Не кланялись?

— Нет.

Повисла напряженная пауза.

— Ну ладно, мне это безразлично, — побледнев, сказал доктор и попытался пройти.

Тогда Глан вытянул перед ним ружье, как перед собакой, и закричал:

— Гоп! Гоп! Гоп!

Плотно сжав губы, доктор смотрел под ноги, затем вдруг быстро взглянул на Глана.

— Ну зачем же вы так? — тихо и как-то по-доброму спросил он.

Глан выпрямился и молчал.

Доктор сделал шаг вперед и взял его за руку повыше локтя:

— Что-то с вами неладно. Сказали бы мне, может быть, я…

Стыд захлестнул Глана.

— Простите меня, доктор! — выкрикнул он. — Ну что со мной может быть неладно? Эдварда ждет вас, только поторопитесь. Правда, поторопитесь… что же вы стоите!

Глан повернулся и пошел прочь.

Глан сидел на топчане напротив двери в точности как вошел, с сумкой через плечо, с ружьем в руке, и смотрел в пустоту. Потом бессмысленно огляделся, как бы впервые увидел ружье, взвел курок, встал посреди комнаты, приставил дуло к левой лодыжке и нажал спуск. Пуля прошла, стушив, и впилась в пол. Эзоп коротко, испуганно залаял. Глан снова сел.

В дверь постучали. Глан не ответил. Стук повторился, и дверь распахнулась. Это был доктор.

— Извините, что я вторгаюсь. — Он вошел со света и тщетно, пока не привыкли глаза, пытался хоть что-то разглядеть в полутьме сторожки. — Вы так поспешно ушли, а ведь нам не мешало бы поговорить. Тут как будто пахнет порохом?

— Видели ли вы Эдварду? — спросил Глан.

— Я взял свою палку. Эдварда уже легла… Что это? О Господи, да у вас кровь?

— Пустяки. Я ставил ружье, а оно выстрелило. Сущие пустяки. Черт побери, да отчего же это я должен перед вами тут отчитываться? Значит, вы взяли палку?..

Доктор неотрывно смотрел на простреленный сапог и стягивал перчатки. Затем наклонился и приподнял простреленную ногу.

— Сидите-ка тихо, надо снять сапог. То-то мне показалось, что я слышу выстрел.

Стоял теплый летний день. В окно сторожки втекал один большой солнечный луч и падал на топчан, на котором полулежал Глан.