Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

их не видно, лежит Марта. Короткая пауза.

Г а в л о в а. Она играла так искренне, что я даже не решаюсь хлопать.

С л е д о в а т е л ь. Пока весьма любопытно, не правда ли? Хотя все, что мы видели и слышали, полностью совпадает с ее показаниями на суде. Интересно, что будет дальше.

М е л и х а р (вспрыгнув на площадку, склоняется над Мартой). Пан начальник, она в обмороке.

Н а ч а л ь н и к  т ю р ь м ы (направляется к сцене). Отнесите ее к врачу.

Гости поднимаются с мест.

Нет никаких оснований для беспокойства. Это от перенапряжения — она слишком вошла в свою роль… Дамы и господа, прошу пожаловать в мой кабинет. Мне хотелось бы показать вам небольшую выставку работ наших заключенных. Тем временем доктор сообщит, можно ли продолжать спектакль.

Г а в л о в а. А есть ли, дядюшка, у этой пьесы вообще какое-нибудь продолжение? Ведь мы узнали все, что собирался сказать автор. Перед нами прошла вся ее жизнь.

Н а ч а л ь н и к  т ю р ь м ы. Пожалуй, ты права. Будь здесь его преподобие, он сказал бы нам, что и как. Он знает всю пьесу.

Г о с т и  постепенно выходят.

Кто тут из вас в курсе дела? Это уже финал?

М е л и х а р. Я знаю, пан начальник…

Н а д з и р а т е л ь. Что ты можешь знать!

М е л и х а р. Как-никак я участвовал в подготовке…

Н а ч а л ь н и к  т ю р ь м ы. Верно, вы здесь работали. Так что же?

М е л и х а р. До финала еще далеко. Сейчас просто антракт.

Г а в л о в а. Не представляю, о чем еще автор может рассказать! Разве что о своей жизни в тюрьме?

М е л и х а р. Можно сказать, пан начальник?

Н а ч а л ь н и к  т ю р ь м ы. Да, да, мы слушаем.

М е л и х а р. Только теперь вы убедитесь, что она говорила правду, ничего не выдумывала. Эта женщина была именно такой, какой она себя изобразила. И человек, который убил ее мужа, тоже не вымысел. Поверьте, пан начальник, выяснится то, чего, по словам пана следователя, недоставало суду.

С л е д о в а т е л ь. Это вы обо мне?

М е л и х а р. Да, пан следователь, сейчас распутается весь клубок. Позвольте мне, пан начальник, взять бразды в свои руки, пока пани не придет в себя, — ведь только я и знаю, что будет дальше. И разрешите остаться артистам и осветителю, чтобы после антракта все шло как по маслу.

Н а ч а л ь н и к  т ю р ь м ы. Насколько я понимаю, вы хотите еще порепетировать с артистами? Ну, что ж, я дам указания надзирателю. А когда начнете?

М е л и х а р. Как только сможет эта пани, заключенная номер семьдесят два.

Н а ч а л ь н и к  т ю р ь м ы. Отлично. Идемте, господа. Я покажу вам любопытные вещи. (Уходит с оставшимися зрителями.)

Н а д з и р а т е л ь. Так кто тебе нужен?

М е л и х а р. Во-первых, ее муж, потом, поручик — здорово ты его изобразил! — Юльча, князь, чиновник… Еще несколько человек, и хватит. Да, двух артистов недостает, пан надзиратель. Уж раз вы здесь, не хотели бы вы сыграть с кем-нибудь из своих коллег? Вы же когда-то участвовали в любительских спектаклях… Роли будут первый сорт, и со мной по ходу действия можно будет не церемониться.

Н а д з и р а т е л ь. Со всем моим удовольствием, Мелихар, ты знаешь — я добряк!

К о л ь б е н (актер, игравший Адольфа). Слушай, Мелихар! Когда актер по ходу действия умирает, он идет ужинать или спать и не интересуется, что происходит на сцене после его смерти. Меня это и сейчас не очень интересует, но я бы не сказал, что после моей смерти в этой пьесе может еще многое произойти.

М е л и х а р. Как бы не так! Ведь она была не виновна, факт.

К о л ь б е н. Я и не сомневаюсь.

М е л и х а р. А доказано это? Нет, пока не доказано. Мы это еще должны доказать и растолковать во втором действии.

К о л ь б е н. Но у меня уже кончился текст.

М е л и х а р. Тебе не хочется играть?

К о л ь б е н. Ты меня не понимаешь. Каждое слово, которое актер произносит, написано в тексте его роли. А у меня нет больше слов, я уже все сказал.

Ю л ь ч а. И я. Выходя от следователя, я говорю свои последние слова.

К н я з ь. Я тоже под конец уже не говорил, а только пел.

М е л и х а р. А кто вам сказал, что вы должны говорить что-то новое? Будете повторять старые слова — только и всего. И эта пани, номер семьдесят два, тоже будет произносить только то, что уже произносила.

Л ю д в и к. Выходит, мы просто повторим ту же пьесу?

М е л и х а р. А ты что тут делаешь? Я вовсе не просил тебя оставаться.

Л ю д в и к. То есть как? По-моему, без меня пьесы не сыграть — ведь я почти что главный герой.

М е л и х а р. Никакой ты не герой. Тебе вообще в этой пьесе не место. Это был не ты. Уведите его, пан надзиратель!

Н а д з и р а т е л ь. Пошли!

Л ю д в и к. Посмотрим, что скажет семьдесят вторая. Ничего у вас без меня не выйдет.

М е л и х а р. Стой! Оставь пиджак, он нам пригодится. Снимай! И шарф тоже, живо. И волосы! Никак, приятель, ты собирался уйти с этими волосами! (Стаскивает с него парик.) Послушай, кем ты был до тюрьмы?

Л ю д в и к. Бухгалтером.

М е л и х а р. Оно и видно по тому, каким ты изобразил своего Людвика. Забирайте его, пан надзиратель!

Н а д з и р а т е л ь  уводит  Л ю д в и к а.

Так, а теперь мы сыграем, как играли когда-то в пантомимах.

К о л ь б е н. Как, ты тоже играл в театре?

М е л и х а р. Я? А что! В цирке мне сколько раз приходилось выступать перед публикой. Случалось, всех загребали: и конюхов, и смотрителей из зверинца, и повара, и плотника. Такие представления закатывали! Помню — в «Буффало Билле»{82} всех лошадей выводили на арену. В «Царице савской»{83} — десять верблюдов. А раз приехали черкесы, танец с саблями исполняли, — ух, какую мы с ними феерию отгрохали! «Принца Гамлета». Гамлет так ловко фехтовал, что отправил на тот свет всю королевскую челядь. Созовет нас директор за час до представления, скажет, что к чему, и дело в шляпе. Ну, айда. Попробую и я вам растолковать.

Б у д е ц и у с. Боюсь, нарвемся на неприятности. Сделаем что-нибудь не то…

М е л и х а р. Тебе не стыдно? И это говорит человек, который играл роль такого славного поручика!

К о л ь б е н. Я — за, хотя твой замысел не очень ясен.

М е л и х а р. Вот когда все увидят, что эта пани и впрямь не виновна, — поймешь. Мы должны ей помочь — не останавливаться же на полдороге. Самое главное еще впереди.

К н я з ь. Похоже, ты знаешь больше нашего.

М е л и х а р. Спрашиваете! Ну, пошли!

Все уходят. Свет на вращающейся площадке гаснет, а на сцене зажигается.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ИНТЕРМЕДИЯ

Раздается гонг, после чего один за другим появляются  з р и т е л и  и занимают свои места. Зрительный зал в тюрьме освещен скупо, буднично. Появляется  Г а в л о в а, к ней подходит  м о н т е р.

М о н т е р. Простите, барышня. Не скажете ли, какое теперь давать освещение? Мне никто ничего не говорил.

Г а в л о в а. Понятия не имею, я ведь только зритель. А у них вы