Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий
Г о р ь к и й (поражен). Брать? Зимний дворец?
Л е н и н. Да!
Г о р ь к и й. Штурмом, что ли?
Л е н и н. Решительным революционным штурмом. Так как же?
Г о р ь к и й. Зимний!..
Л е н и н. Разве за эти несколько месяцев революции от кровавого воскресенья этот ваш рабочий не прошел в своем политическом развитии путь, равный целым десятилетиям обычного мирного развития?
Г о р ь к и й. Владимир Ильич… А сколько еще в России тех, кто нашей борьбы вообще не понимает, не принимает? Велик, гениален Лев Толстой, подобно Шекспиру, Сервантесу, Данте…
Л е н и н (перебивая). Толстой!.. С одной стороны — самая беспощадная критика капиталистической эксплуатации рабочих масс, с другой стороны — отстранение от политической борьбы этих масс? Полное неприятие вообще революционной борьбы, которая есть в конечном счете вернейший путь к тому прекрасному, совершенному человеку, о котором мечтает сам Толстой!
Г о р ь к и й. Владимир Ильич… Что, если этот новый человек… так и останется в наших с вами прекрасных снах?
Л е н и н. Тогда вся наша борьба оказалась бы напрасной, Алексей Максимович… Для чего иначе была бы вся наша трудная, невероятно, немыслимо, нечеловечески трудная борьба?
Г о р ь к и й. Обыватель, мещанин, потребитель — многолик, вечен…
Л е н и н. Разве история даст нам другой материал? Хорошеньких и чистеньких, идеальных людей? Да, нам предстоит бороться и строить это новое общество с человеком сегодняшним, с его пристрастиями и заблуждениями, с его предрассудками и пошлостью, со всеми его мыслимыми и немыслимыми слабостями, Алексей Максимович!..
Г о р ь к и й. Заглянуть бы вперед… лет эдак на сто? Ну… на пятьдесят?
Л е н и н. Взглянуть на этого сегодняшнего несовершенного человека?
Г о р ь к и й. Сегодняшнего мещанина… А?
Л е н и н. Который громче всех вопя сегодня самые правильные, самые «революционные» слова, умудряется, как и во все времена, оставаться вне схватки?
Г о р ь к и й. Который всегда желает лишь жить спокойно и красиво, иметь удобную обстановку в своей душе… Что ему, в сущности, вся наша святая борьба? Многоликий и слишком, к великому прискорбию, многочисленный обыватель сей, с его выживаемостью и приспособленчеством… с его способностью в любой момент громогласно примкнуть к любому популярному лозунгу… с его редкостным уменьем вписаться со всеми своими потрохами в любую общественную систему, от какой-нибудь средневековой азиатской деспотии — до коммунистического рая на земле… не разъест ли, не разложит ли этот тип изнутри, как ржавчина, как неизлечимая болезнь, и это великое и прекрасное новое общество будущего? Признаться, эта мысль не дает мне покоя…
Л е н и н. Через сто лет нам уже ни на что взглянуть не удастся, Алексей Максимович… Вот нам с вами.
Г о р ь к и й. Да уж… это — так!
Л е н и н (продолжая). Да и через пятьдесят… Лет бы через двадцать — тридцать, а?
Г о р ь к и й. Хотелось бы!
Л е н и н (продолжая). Еще как бы хотелось! Да… Очень и очень… А бороться и строить действительно придется с человеком сегодняшним. Другого материала нам действительно история не даст… И ради этого человека — вся наша борьба… Ради того, именно ради того в конечном счете, чтобы человек — действительно звучало прекрасно, звучало гордо… По-горьковски!.. (Помедлив.) Через двадцать лет… Пятьдесят… Сто!..
Г о р ь к и й (взволнован). Владимир Ильич… за этим столом… Вот за этим… решаться будет? Все это?
Л е н и н (рассмеявшись). Ну, за этим столом чай пить будем, вы обещали!
Г о р ь к и й. Не отказываюсь.
Л е н и н (продолжая). Не за этим столом решаться будет, Алексей Максимович… Все в России сейчас сорвано с места гигантским революционным вихрем! И надо торопиться жить, чтобы отдать все этой великой буре… (Счастлив.) Ей-богу, хорошая у нас в России революция, а?
Г о р ь к и й. Ей-богу!
Л е н и н. Первая революция, главная сила которой уже не буржуа, — это в прошлом, это непростительные плехановские заблуждения, — а этот ваш рабочий!.. (Задумчиво.) Помню, приходила корреспонденция из России… Новые формы движения… Перспективы движения… Читаем эти письма, перечитываем, ночь не заснуть! Покажем Плеханову — а он вдруг словно почву под ногами теряет… И — недоверие какое-то… Он так давно оторвался от России, от российского пролетариата, мог ли он читать многое, если не главное, между строк? А его диалектическому уму так не хватало, и сегодня особенно так не хватает непосредственных впечатлений, живых фактов нашей российской действительности!.. Ну, теперь, когда Плеханов сам уже воочию все увидит… узнает этого рабочего-революционера…
Г о р ь к и й (перебивая). Приедет ли?
Л е н и н. Приедет.
Г о р ь к и й. Медлит…
Л е н и н. Завтра — штурм!
Г о р ь к и й (в раздумье). Олимп — привычен… Женевский Олимп… По-человечески если! Ни горечи сомнений… Ни риска возможной утраты, а то и краха того, что исповедовал, чему учил, чем жил эти четверть века эмиграции… Спускаться с таких высот? Чисто по-человечески-то… А? Владимир Ильич?
Л е н и н. Да ведь это — Плеханов… Алексей Максимович — Плеханов! Посчитаем-ка: Радищев… Герцен… Чернышевский… Плеханов!
Г о р ь к и й. Предчувствую… не приедет!
Л е н и н. Встретить победу революции?!.
Л е н и н в своем кабинете в Кремле. Он неподвижен у карты России, висящей на стене…
Л е н и н (глядя на карту). Две трети… Нет! Три четверти… Три четверти государства — у врага… Врагов!.. Три четверти… (Обводя рукой центр: Москву, Петроград…) Остров… Островок!.. (Отходя от карты.) Если пришлось бы снова пережить седьмой год, еще раз… Хватило бы сил?.. Да или нет?.. (После паузы.) В декабре… да, в самом конце… в конце седьмого года покину Питер… Россию… кажется, последним?.. Все было кончено, надежд не оставалось… Ровно никаких надежд… Провалюсь под лед пролива в Финляндии… Уходил от погони… спешил на пароход в Стокгольм… Снова Швейцария… Женева… Кафе Ландольта…
1908 год, начало января. Женева. Л е н и н и В а с и л ь е в - Ю ж и н за столиком в кафе Ландольта. В глубине щебечет ю н а я п а р о ч к а. Маскируясь под завсегдатая кафе, время от времени появляется н е и з в е с т н ы й г о с п о д и н.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. А если бы погибли?!
Л е н и н. Когда лед стал уходить из-под ног, мелькнуло: «Эх, как глупо приходится погибать».
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Ах, Владимир Ильич, Владимир Ильич…
Л е н и н. Не утонул, вот и хватит об этом… Как устроились в Женеве?
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Как сказать… Владимир Ильич, как же вы решились пролив переходить по такому льду, да еще с подвыпившими провожатыми? Неужели трезвых финнов не нашлось?
Л е н и н. Трезвые не соглашались.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Почему?
Л е н и н. Лед-то еще слабоват был. На редкость теплая зима выдалась в этом году в Финляндии!..
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Что бы вам подождать еще пару морозных дней!
Л е н и н. И дождаться, пока охранка сцапает? Прямо по пятам от самого Питера шли… господа хорошие! С кем бы тогда вы сейчас кофе пили, Михаил Иванович?
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Эх, Владимир Ильич… Не до шуток!
Л е н и н. Я не шучу… Какие уж сейчас шутки? (С болью.) Точно в гроб ложиться сюда приехал!.. (После паузы.) А там, в России… Что сейчас там? В России…
Неизвестный господин, отойдя от стойки, проходит вблизи столика Ленина и
Откройте для себя мир чтения на siteknig.com - месте, где каждая книга оживает прямо в браузере. Здесь вас уже ждёт произведение Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий, относящееся к жанру Драматургия. Никаких регистраций, никаких преград - только вы и история, доступная в полном формате. Наш литературный портал создан для тех, кто любит комфорт: хотите читать с телефона - пожалуйста; предпочитаете ноутбук - идеально! Все книги открываются моментально и представлены полностью, без сокращений и скрытых страниц. Каталог жанров поможет вам быстро найти что-то по настроению: увлекательный роман, динамичное фэнтези, глубокую классику или лёгкое чтение перед сном. Мы ежедневно расширяем библиотеку, добавляя новые произведения, чтобы вам всегда было что открыть "на потом". Сегодня на siteknig.com доступно более 200000 книг - и каждая готова стать вашей новой любимой. Просто выбирайте, открывайте и наслаждайтесь чтением там, где вам удобно.
