На огненной черте - Константин Михайлович Симонов

хотите знать, у меня тоже никого из родных не осталось…

Инга пристально смотрит на него. Молчание.

Кстати, мой папа тоже был учителем. И он преподавал немецкий. Я учился вашему языку с детства. Отец любил вашу немецкую литературу, немецкую музыку… а немцы убили его… Он плохо видел, он прошел в ополчение. Его убили сразу же… в первом бою… И я проклял все немецкое. Конечно же, я был не прав… Бетховен — это совсем другое.

Молчание.

Ладно… Надо идти. (Поднимается.)

И н г а (поднимается тоже, вытирает слезы, смотрит на парня). Ничего я не понимаю…

П е т р. До свидания. (Протягивает ей руку.)

Она колеблется. Петр нахмурился, опустил руку. Она быстро поворачивается и идет. Петр смотрит ей вслед. Она оборачивается раз, другой и останавливается. Они долго так стоят, молча глядя друг на друга. Вдруг глаза девушки расширяются от страха.

И н г а. Ты не будешь в меня стрелять?

П е т р (взрываясь). Дура!! Идиотка! Телка немецкая! (Резко повернувшись, идет.)

И н г а (негромко). Подождите…

Петр не слушает ее.

Подождите!..

Петр, не взглянув на нее, в сердцах отмахивается.

(Тихо подходит к нему, дотрагивается до его плеча.) Не обижайтесь на меня. Не обижайтесь… Вы должны меня понять.

Петр молчит.

(Заходит спереди, заглядывает ему в глаза.) Скажите, почему вы не уходили?.. Скажите.

П е т р (хмуро). Я не знаю.

И н г а. Скажите… Может быть, это нужно сказать.

П е т р (смотрит ей в глаза. Сдаваясь). Я сам не знаю. Я вдруг почувствовал, что мне не хочется уходить и… очень не хочется, чтобы уходили вы. Я не знаю, с вами бывает такое: вот встретишься с каким-нибудь человеком, поговоришь, а потом расстаешься с ним. Он уходит, а ты смотришь ему вслед и думаешь — я не знаю его имени, не знаю, где он живет… вот сейчас он скроется в толпе, повернет за угол, и я больше никогда в жизни не увижу этого человека, никогда!.. И становится очень страшно… С вами бывало такое?

И н г а (медленно). Да… бывало… Вы очень странный солдат. Я никогда в жизни не встречала таких солдат. (Молчание.) Хорошо… Вы хотите знать, где я живу? Хотите проводить меня?

П е т р (смутившись). Я не знаю… то есть, конечно… да.

И н г а. Кстати, вы еще не совсем обсохли. Пойдемте. Я живу там, в этой башне. (Кивнула на башню.) Как принцесса в заколдованном замке. (Улыбается.) Вы не боитесь заколдованных замков?

П е т р. Нет… теперь не боюсь.

И н г а. Теперь?

П е т р. Да. Раньше я боялся заколдованных замков и еще много другого. А потом понял — самое большое, что можно сделать с человеком, — это убить его. Меня много раз могли убить… Нет, теперь я ничего не боюсь.

И н г а. А мне всегда страшно… всегда.

Молчание.

Пойдемте.

Она дотрагивается до его руки, и они уходят.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Комната в разрушенной башне. Окна без рам и стекол, забиты фанерой. В проеме двери висит серое солдатское одеяло. Ломберный столик с порванным сукном, облезлые диван и кресло. На стене — кусок разбитого трюмо.

Входят  П е т р  Б о р о д и н  и  И н г а.

Входят в темноте, потом они зажигают огарок свечи. Петр осматривается, качает головой.

П е т р. Да-а… Замок.

И н г а (грустно усмехнувшись). Садитесь.

Петр кладет автомат на пол, садится на край дивана, Инга забирается с ногами в кресло напротив. Сквознячок колеблет пламя свечи. По стенам колышутся тени.

К сожалению, мне нечем вас угостить.

П е т р (улыбнувшись). Что вы, что вы, мне ничего не нужно. (Достает портсигар, вздыхает.) Все сигареты размокли…

И н г а (прыгает на пол). О, я, кажется, все-таки могу вас угостить! (Порывшись, откуда-то достает пачку сигарет.)

П е т р. Спасибо. Вот за это большое спасибо. Умираю, хочу курить!

И н г а. Только извините, сигареты не такие, как у вас. Кажется, их делают из буковых листьев.

П е т р (рассматривает пачку). Эрзац. Все равно спасибо. Очень хочется закурить.

Инга подносит ему свечку. Он закуривает. Она тоже.

Зачем?

И н г а. Что зачем?

П е т р. Зачем вы курите?

И н г а. Да, да. Очень плохо, очень плохо… Но все-таки помогает, когда хочется есть. И когда хочется плакать — тоже хорошо одну сигарету… (Погасила сигарету, улыбнулась.) Все. Видите, я могу быть послушной.

П е т р (передразнивая). «Я тебя ненавижу»!

И н г а (смущенно, помолчав). Как вас зовут?

П е т р. Петр.

И н г а. О!.. Пьетр. Это значит Петер… Петер!.. У нас до войны была очень хорошая картина «Петер». Там играет Франческа Гааль. Я пять раз смотрела эту картину.

П е т р. Я тоже смотрел. Правда, только три раза.

И н г а (удивившись). Эта картина шла и у вас?

П е т р. Шла. Тоже до войны.

И н г а. Как интересно… Оказывается, мы смотрели одну и ту же картину… (Пристально посмотрела на Петра, взяла лучинку, закоптила ее на огне свечи и, подбежав к Петру, кончиком лучинки быстро нанесла точки-веснушки на щеки и лоб парня. Отскочила, оценивающе пригляделась и вдруг захлопала в ладоши.) Петер! Настоящий Петер из фильма! (Запела известную песенку из фильма «Петер», закружилась по комнате. Внезапно перестала петь, опустилась на диван рядом с Петром и, уткнувшись головой в его грудь, заплакала навзрыд.)

П е т р (осторожно обнимает девушку, гладит, как маленькую, по голове). Не надо, не плачьте, не надо… Я прошу вас, не надо…

Инга постепенно успокаивается. Еще минута — и она выскользнет из его объятий, но в этот миг за окном раздается оглушительное пение соловьев.

Что это?

И н г а. Соловьи.

П е т р. Где?

И н г а. В парке… в городе… всюду.

П е т р. Откуда их столько? Их, наверное, тысячи… Откуда они взялись?.. так, вдруг, сразу?

Инга не отвечает, но мы слышим ее внутренний монолог.

И н г а. «…Они были всегда. Я помню их с самого детства. Боже мой, пять лет они не пели в нашем городе… а теперь они всюду — в парке, на всех бульварах, на каждом дереве… Это значит — кончилась война… Вот теперь я поверила… В эти ночи, когда они прилетали, в нашем городе никто не спал. Это было счастье нашего города… И вот оно снова пришло. Разве теперь это счастье? боже мой…»

Инга замолкает, и мы слышим внутренний монолог Петра.

П е т р. «…Они поют так же, как и у нас дома. А я так далеко сейчас, в чужом немецком городе… И рядом со мной чужая, нерусская девушка… Чужая… чужая… Какое тяжелое слово — чужая».

Петр вдруг притянул к себе Ингу и неловко поцеловал ее в лоб. Она вырвалась, откинула голову, с ужасом посмотрела на него. А затем, зажмурившись, крепко обняла парня и прижалась головой к его груди.