Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

class="stanza">

Здесь живет злой дух.

Нет, один не ходи

Ночью в средневековый замок!

Там блуждает Белая Пани.

Сон тревожен в замковой спальне.

Колыханье, дрожанье…

Зябко, холодно там.

Гулко сердце колотится,

Чуя тайну тайн.

Припев:

Всюду слышатся шаги,

Здесь живет злой дух.

Долго волком кто-то воет,

Хлоп! И тянет серой — ух!

Кто-то смотрит с потолка,

Нет страшнее харь.

Руки-крюки из-за печки

Треплют календарь.

Это не жилище, ветер свищет.

Можно и свихнуться здесь, дружище.

Ну какое же это жилище!

Глянь, часы идут обратно.

Воздушок протух.

Черт-те что, невероятно!

Ходит-бродит злой дух.

Оркестр повторяет мелодию припева как тихое сопровождение к последующему мимическому номеру.

Б у л ь в а  и  П а п у л л и й  пытаются поймать сачком невидимый дух; под барабанную дробь Папуллий ловит невидимого голубя и бросает в корзинку, которую держит Бульва.

Голубь хлопает крыльями, оркестр играет туш, фокусники раскланиваются.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

МУЗЫКА И ТАНЕЦ

Перед занавесом.

Оркестр играет рефрен фокстрота «Здесь живет злой дух». Танцуют  х р а м о в ы е  т а н ц о в щ и ц ы, уже без золотых масок.

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

ЕВРОПА И РУМБА

Б у л ь в а  и  П а п у л л и й  выходят на просцениум, в рваной современной одежде.

П а п у л л и й (с любопытством приглядывается к Бульве). Пардон, сударь, не имел ли я честь?..

Б у л ь в а (оглядывает Папуллия). Не припомню…

П а п у л л и й. Мы с вами нигде не встречались?

Б у л ь в а. Что-то не припомню…

П а п у л л и й. Не изволите ли вы закусывать у Липперта?{70}

Б у л ь в а. Отнюдь.

П а п у л л и й. И на скачках мы с вами не виделись?

Б у л ь в а. Не помню. Впрочем, что-то знакомое есть…

П а п у л л и й (про себя). Голос, жесты… только вот элегантный наряд сбивает с толку.

Б у л ь в а (про себя). Знакомые манеры… Где я видел эту физиономию?

П а п у л л и й. Не встречались ли мы в какой-нибудь из наших прошлых жизней?

Б у л ь в а. Это в смысле переселения душ?

П а п у л л и й. Да, и я — ангел среди нас.

Б у л ь в а. Вы мне чем-то очень знакомы. Это несколько плебейское выражение лица…

П а п у л л и й. Плебейское… Бульва!

Б у л ь в а. Папуллий! Приветствую вас! Скажите, чем все это тогда кончилось? В сорок четвертом году до нашей эры? Я вышел из храма и больше вас не видел!

П а п у л л и й. Я потерялся и тщетно вас искал. Дожил потом до глубокой старости. До ста восемнадцати лет. Дожил до правления Тиберия и до первых христиан. Я и сам был одним из основателей этой секты. Мы то и дело спасались бегством и жили в катакомбах. Однажды на пляже я рисовал на песке рыбу. Это был наш тайный символ. Подходит ко мне преторианец в штатском и говорит: «Ты что тут рисуешь, старик?» Я ему говорю: «То-то обрадуешься, коли узнаешь, что это наш тайный христианский символ». Из чего он каким-то образом уразумел, что я христианин, схватил меня и упек в каталажку. Позднее с несколькими сотоварищами я был сожжен.

Б у л ь в а. А, живые факелы!

П а п у л л и й. Это была бездарнейшая из моих смертей. К тому же я тогда здорово подкачал. Представьте себе: подожгли нас, ребята горят — любо-дорого посмотреть, один я ни в какую: смрад, треск, а загореться не загораюсь. Они уж и так и сяк, а я не вспыхиваю, и все тут. Понимаете, у меня была водянка. Вот какой конфуз! Так что я счел за благо окочуриться со стыда. А как вы покинули сей бренный мир?

Б у л ь в а. Уж и не помню. Я столько жизней прожил, что все в голове перемешалось. Знаю только, ни разу не удалось мне родиться в богатом семействе. Вечно я был беден. Лишь однажды, да и то по протекции, заполучил богатых и знатных родителей. Дело было в Париже, в тысяча пятьсот семьдесят втором году, двадцать четвертого августа. Появился я на свет около шести часов вечера. Вокруг — сплошное великолепие, знатные родители, знатные родственники, лежу весь в шелках — не нарадуюсь. Потираю ручки, гулькаю, ору — словом, веду себя как здоровый младенец. Солнце садится так чудесно, золотая посуда сверкает, а я уже прикидываю, сколько за нее выручу, когда получу наследство. Наступила ночь, великолепная, теплая, летняя, но — увы! — варфоломеевская{71}. И на беду, папаша оказался гугенотом.

П а п у л л и й. Черт возьми!

Б у л ь в а. И вот меня убили. Младенец был задушен в колыбели собственным свивальником.

П а п у л л и й. Экая жалость. Родиться — и тут же отдать концы!

Б у л ь в а. Озлился я на белый свет и долго здесь не появлялся.

П а п у л л и й. Я тоже давненько не живал в человеческой шкуре. Одно время был мухой. Это не так уж плохо. Летал в купальни… О, я такое мог бы порассказать!.. Но меня проглотила ласточка.

Б у л ь в а. Из всех моих жизней, доложу вам, я еще кое-как приемлю нынешнюю.

П а п у л л и й. Верно, эта — не из худших. Правда, люди бранят ее, оттого что не знают, кто виноват в нынешнем кризисе. Человечество тут ни при чем…

Б у л ь в а. …ясное дело, виновата Европа! Она отродясь была ветреной, вечно попадала под влияние какого-нибудь субъекта.

П а п у л л и й. Взять хотя бы Зевса, который похитил ее, обернувшись быком! Чем не скандальная история?

Б у л ь в а. Потом крутила роман с Цезарем…

П а п у л л и й. В пятнадцатом веке — с папой римским…

Б у л ь в а. …потом — с Наполеоном…

П а п у л л и й. …в конце первой мировой в четырнадцати пунктах сошлась с Вильсоном…{72}

Б у л ь в а. …теперь за ней приударяет Гитлер…

П а п у л л и й. …только она от него нос воротит.

Б у л ь в а. Стара стала. Хоть и лечится, да что толку. Дальше так дело не пойдет.

Б у л ь в а и П а п у л л и й (поют).

ЕВРОПА ЗОВЕТ

Вот ведь напасти,

Страсти-мордасти,

Вот ведь напасти,

Что ж это? Здрасте!

Ну и напасти,

Просто несчастье!

Ну и напасти!

Что ж это? Здрасте!

Да знаете ли вы,

Наш континент, увы,

Зачах — угроза тромба.

Больна Европа, да.

Болезнь — ее беда,

Ее спасенье — румба!

И, веря в это,

Лекари, в ударе.

Время разбазарив,

Зелье парят.

Но, что Европу старит,

Понять, — башка не варит.

Летом, под осень, зимой и весной

Тяжко живется Европе больной.

И когда уж совсем обессилела,

Попросила в Женеве консилиума,

Полагая, что эдак здоровье поправит.

Но врачи на тот свет отправят

С соблюденьем всех правил.

Знай, кивками обмениваются эскулапы.

Не леченье — сплошные ляпы.

А Европа кричит:

«Умру в ночи!»

На ночь