Дон-Коррадо де Геррера - Николай Иванович Гнедич
Дон-Коррадо де Геррера читать книгу онлайн
Поэт и переводчик Николай Иванович Гнедич (1784—1833), знаменитый создатель русской «Илиады», близкий друг И.А. Крылова и А.С. Пушкина, начинал как прозаик и драматург. В его ранних, времен студенческой скамьи, сочинениях, вдохновленных творчеством Шиллера, немецкими разбойничьими романами, первыми переводами английской «готики» и французскими переделками Шекспира, уже прослеживается, хотя и «сквозь тусклое стекло», нарождающийся гений русской словесности. Вершинное произведение этой поры, роман «Дон-Коррадо де Геррера», относится к числу сочинений, стоявших у истоков отечественной беллетристики. «Дон-Коррадо» написан насыщенным языком, с беспрестанными хлесткими восклицаниями, гремящими проклятиями, надрывными поминаниями преисподней и князя тьмы; по обилию жестоких, «натуралистических» сцен он не уступает «Монаху» М.-Г. Льюиса. Гнедич одним из первых вывел на русскую сцену героя-злодея, жестокосердного военачальника, «гробницу, пожирающую человечество». Герой романа — алжирский пират, беспринципный Дон-Коррадо, волею судеб сделавшийся испанским вельможей. В порывах неистовства он не ведает жалости ни к своей возлюбленной, ни к отцу, ни к родному брату. «Черная легенда» о старинной Испании восстает на страницах романа из тьмы веков во всём ее безудержном, мрачном и притягательном великолепии: читатель уносится в пучину суеверий, фанатизма, безжалостной Инквизиции, заговоров, убийств, насилия и бесчестия. Воображение автора не знает удержу в живописании казней, злодейств и жестокостей, вершимых его героями.
В раздел «Дополнения» настоящего издания вошли другие сочинения, важнейшие для русской «френетической» литературы. В повести Гнедича «Мориц, или Жертва мщения» сюжетная линия шиллеровских «Разбойников» (история о двух братьях, жестоком и праведном, и вставшей между ними возлюбленной) развивается «готическими» эпизодами (и прежде всего попыткой изнасилования в склепе, приводящей на память опять же «Монаха» Льюиса). В «разбойничьей» пьесе «Вольф, или Преступник от презрения» (не завершенном, но грандиозном начинании, планировавшемся как трагедия в 15 действиях) преступный герой оказывается не инфернальным злодеем, но жертвой перипетий и жестокого умысла. Наконец, впервые публикуется известная ранее лишь узкому кругу историков литературы пьеса «Мертвый замок» В.Т. Нарежного — «студента Московского университета», а в будущем — видного прозаика, одного из родоначальников русского реального романа. В этой кровавой драме на мотив «Удольфских тайн» А. Радклиф и «Разбойников» Фр. Шиллера изощренные фантазии юного автора обогащают причудливыми коллизиями сюжеты гремевших на весь мир произведений: призраки, замки, темницы, сумрачные башни, подземелья и пленники бурной чередой проходят перед читателем, складываясь в пульсирующую и живую, необычайно сочную картину.
Глубже воспринять творчество автора позволит развернутая статья Е.О. Ларионовой, а также обстоятельный комментарий.
Рекомендуется самому широкому кругу читателей.
Сатинелли
Ты не знаешь сам, о чем говоришь!
Рапини
Или алебастровые щеки ее так тебя сманили? Или железные губы распалили твое воображение? Мутные глаза, погребенные в свинцовых ямах, придали мыслей о блаженстве?
Сатинелли
Перестань, Рапини, когда не хочешь, чтобы у тебя подеревенели губы и посинели щеки.
Рапини молча отступает. Сатинелли протягивает к нему руку.
Не беспокойся! Бешенство — моя стихия. Беспрестанное несчастие заставило меня сойти с ума. Но ты, Рапини, кажется, должен ко мне привыкнуть.
Рапини
Ах, Сатинелли! Если б знал ты, как несносна мне твоя скрытность!
Молчание.
Сатинелли
Что нужды, хотя б ты и знал.
Рапини
Я весь к твоим услугам.
Сатинелли
Если упаду я в пропасть и младенец будет предлагать мне помощь свою, то я плюну ему в глаза.
Рапини
Давно ли ты стал так думать?
Сатинелли
С той минуты, как назвался Сатинелли.
Рапини отходит от него спокойно, сложа руки и смотря на портреты.
Бывал ли ты когда влюблен?
Рапини
Как тигр!
Сатинелли
Рапини! Ты не можешь чувствовать своего блаженства! Знай, что человек, покуда любит зверскою любовию, до тех только пор и счастлив. Тот только представит счастие свободы, кто несколько лет томился в цепях. Кто не был влюбленным, тот не может и представить, что значит быть влюбленным.
Рапини ходит большими шагами и поет.
Рапини!
Рапини
Что?
Сатинелли
Мне нужна помощь!
Рапини
Я весь к твоим услугам.
Сатинелли
Я не могу положиться на одного тебя.
Рапини
Надежда есть лучший вождь жизни!
Сатинелли
Но если этот вождь не может вести меня далее?
Рапини
Тогда отчаяние заступит его место — а оно всегда доводит к своей цели.
Сатинелли
Правда! Его призвать мне остается и предаться на произвол случая. Рапини, слушай, что скажет тебе друг твой: постарайся поселить вероломную надежду в ее сердце, но если не успеешь, если не успеешь — то, закрыв глаза и взявшись за руки, мы повергнемся в объятия отчаяния.
Рапини
Зачем беспокоиться прежде времени — говори!
Сатинелли
Как скоро наскучила мне пустыня и замок, окруженный со всех сторон пропастями, опостылел мне, я отправился в Турин[135], чтобы там рассеять себя хотя немного. Не пробыл я двух дней, как слух за слухом о какой-то прекрасной милой вдове наполнил мое воображение каким-то странным чадом. Бал за балом, пиры, концерты, беспрестанные праздники давала она целому городу. И скоро, скоро сделалась Аспазией своей провинции[136]. Меня однажды пригласили на бал. С обыкновенною своею мрачною миною, со всем угрюмством на лице, с которого еще не смылись капли крови Лорендзы, я вошел в собрание, увидел королеву игр — сию высокомерную обезьяну, которой кривлянье и коверканье выдавали за высочайшие примеры остроты и ловкости. Приметя, что эта кукла дышит жеманством и упивается смешною лестью, и я с своей стороны наговорил черт знает чего; никогда не думал, чтобы сему поверили, и — и, однако ж, поверили. Она взглянула на меня такими глазами, что я отвернулся и едва не лопнул от досады; я убежал из залы и после, как опять оправился, увидел себя в саду, на дерновом канапе, подле небесного творения, ангела, девицы, коей один взор рассеял презрение на лице моем к их полу; кровь бросилась к лицу; я остолбенел — и она скрылась. Вдова эта была Элеонора; ангел, небесная девица — Эмилия!
Рапини
Элеонора — и Эмилия.
Сатинелли
Ты удивляешься?
Рапини
Какая странная догадка. Что мне думать?
Сатинелли
Что хочешь! Я увидел ее; кровь выступила на лице моем, глаза блистали пламенем кипящей юности, и сердце сказало мне: «Сатинелли! ты не будешь счастлив, если это райское творение не озлатит своею улыбкою дней твоих». Я послушался голоса сердца, со всех сторон обдумывал и со всех сторон увидел невозможность. Элеонора всё еще думала о браке, и ненависть ее к Эмилии была безмерная. Я сделал оборот, понятно? Я предложил руку матери, дабы тем самым мог легче приобрести сердце дочери.
Рапини
Изрядно. Тут довольно политики.
Сатинелли
Вскоре после сего я сделался супругом — и за все мученья, какие должен был вытерпеть как муж, я награжден был каким-то спокойным, сладким чувством как отец!
Рапини
Что ж, ты довольно счастлив!
Сатинелли
Так казалось! Как вдруг ужасная туча помрачила и так уже довольно бледное и слабое солнце моей надежды. Ах! я узнал, что эта кроткая, любезная Эмилия, любит — и натурально не меня, любима — и натурально не одним мною. Два рыцаря, Октавий Корабел-ло и Пётр Оридани, сделались мне явными соперниками, вероятно, сами того не зная. Тут я решился наконец пленить Эмилию подарками; но Эмилия была необыкновенная девушка — при всём том, мои доходы невелики; я предложил моей жене, чтобы всё свое имение она укрепила за мной, и — я получил отказ. Что было делать? Я решился ехать в свой Мертвый замок и здесь положить последнюю кисть на картине. Но не успел сюда приехать — новый гром гремит, и туча моего воображения еще мрачнее прежнего. Кордано имеет детей.
Рапини
И они живы — что делать!
Сатинелли
И я не знаю, где они! Мучительная неизвестность! Но я нашел средство. Если в сем замке об них ничего не знают, то опасность не велика, если ж и знают, то непременно должен знать и самый граф. Я подозреваю Валентина. Когда об них и Кордано знает, то клянусь, Рапини, не видать солнечного восхода, если и я об них не узнаю. Хотя бы путь к ним был чрез трупы всех — Кордано, Элеоноры, Корабелло и всех, кроме тебя и Эмилии. Клянусь!
Явление 3
Прежние, Валентин.
Сатинелли
Что, Валентин?
Валентин
Маркиз! С самого утра подле ограды видны были шайки разбойников — по всем приметам, они готовятся напасть на замок. Не прикажете ли взять осторожность?
Сатинелли
Поди, Рапини, и вели моим рейтарам, чтоб были в порядке. Я скоро сам отправлюсь посмотреть все укрепления.
Рапини уходит.
Где Элеонора?
Валентин
Она в зале, с гостями. Все удивляются, что вы так скоро их оставили.
Сатинелли
Удивляются? Кто удивляется? Кто проникнет глухую бездну моего сердца и смеет удивляться? Позови ко мне Элеонору.
Валентин уходит. Сатинелли один.
Хорошо! Послушаюсь Рапини! Истощу пред нею все ласки и учтивости, сделаюсь хамелеоном — и, если угодно будет Элеоноре, я даже готов плакать, только б тем свести ее с ума!
