Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар - Александр Исаакович Гельман

узкие проходы в баррикадах. Озябшие защитники Белого дома жались друг к другу, грелись у костров. А мы с Карякиным шли себе не торопясь и рассуждали о том, что мы уже старые люди, что пора нам уже завязывать с политикой и ночевать дома, а не шляться ночами по баррикадам. Конечно, мы слегка ерничали, «шутковали», но одно соображение было серьезное. Мы говорили о драме несовпадения текущей исторической эпохи с биографией нашего поколения: эпоха только начинается, а мы заканчиваем. Мы говорили о том, что это особая и немаловажная забота и работа человека – закончить, завершить свою жизнь достойно. Мы говорили о культуре старости, о культуре ухода и не заметили, как переключились с ухода отдельных людей из жизни на уход из истории прогнивших политических систем.

Я оглянулся. Прекрасная площадь перед Белым домом была в нескольких местах завалена ржавыми металлическими фермами, битыми помятыми троллейбусами, старыми самосвальными кузовами и бог весть еще чем. Неподалеку на обочине стояли четыре танка, четыре стальных робота, разворотивших гусеницами часть тротуара. Прямо на проезжей части – мусор, острые мокрые картонные коробки, какие-то гнилые дыни. А из поджидавшей кого-то легковой машины неприятный голос диктора зачитывал очередное распоряжение ГКЧП.

Социализм уходил из истории гнусно, уродливо.

1991

Другие – это мы

Долгие годы мы жили в обществе, упрощенно говоря, разделенном на две части: с одной стороны, начальство, с другой стороны, мы, просто люди. Мы и они. Они и мы. Это были две достаточно устойчивые общности. Отношения между нами были прозрачно ясными. Мы знали, что они нам лгут, что правят они страной, как оккупанты – бездушно, безалаберно, что власть их держится на насилии, что они творят произвол, и это наше общее знание и общее положение бесправных нас объединяло. Они тоже знали, что мы им не верим, просто терпим, пока терпится, что мы их не уважаем и презираем, но при этом они делали вид, что все в порядке, все хорошо, и это их общее притворство составляло основу их единения. Эта простая, всем понятная, всем привычная социологическая схема «мы – они» в основном и исчерпывала в те годы проблематику феномена, который в западном обществоведении именуется: «отношение к другому». Мы для них были «другие», они – для нас. Взаимная неискренность нас и разделяла и объединяла одновременно.

Но вдруг это лицемерное, фальшивое единство противоположностей развалилось. Вдруг вместо одной пары «других» – «мы – они» возникло целое множество таких пар и цепочек, целая «каша» противоположностей и конфликтов. В сжатые сроки произошли и продолжают происходить разного рода разделения, расчленения, размежевания, расхождения, расслоения. Появились кооператоры и антикооператоры, коренное и некоренное население, патриоты и либералы, члены партии «на платформе» и члены партии вне платформы, разного рода формалы и неформалы, члены Межрегиональной депутатской группы и не члены этой группы, апрелевцы и неапрелевцы. Движения, партии, фронты, ассоциации. Неисчислимые «другие». Водопад «других».

Мы живем сегодня в обществе, разнонаправленно, разнокалиберно расчлененном на «своих» и «других». Отношение к «другому», эта извечная общечеловеческая проблема, совсем еще недавно занимавшая в основном западных экзистенциалистов, обрела сегодня взрывную актуальность.

При столь резком переходе от несвободы к свободе не могло быть иначе. Десятки лет нас объединяла несвобода, поэтому свобода должна нас сначала разъединить, чтобы потом снова собрать, но уже в качественно иную общность. Это и есть перестройка – перегруппировка взаимозависимостей, взаимопритяжений и взаимоотталкиваний. В конце концов, так оно и будет – на развалинах системы «мы – они» возникнет новая, гораздо более сложно структурированная общность. Однако надо дожить до этого «конца концов». В настоящее же время, когда так трудно, болезненно только складывается новое общество на принципах взаимозависимости независимых, мы переживаем психологический кризис, вызванный необходимостью строить новые отношения с новыми «другими».

Проблема «другого», «других» – одна из самых фундаментальных и коварных в межчеловеческих отношениях. Отсюда берут начало добро и зло, гуманизм и антигуманизм. И, скажем, тайну то и дело возрождающегося в разных концах мира фашизма тоже нужно искать в психологическом феномене «отношения к другому».

На первый взгляд тут вроде бы все ясно: другой – это такой же человек, как и я. Но вся сложность именно в том, что другой – это такой же, как я, но не я. Вот в этом «я, но не я» вся трагедия жизни. Люди – существа сугубо обособленные, телесно размежеванные, суверенные. Похожие, почти близнецы, мы вместе с тем каждый сам по себе. Когда другого бьют, мне не больно. Когда другой умирает, я продолжаю жить. О другом можно вообще забыть, что он есть на свете, а о собственном существовании я помню непрерывно. Других у меня вон сколько – тьма! А я у себя один-единственный. Посчитать самого себя дурным, скверным, недостойным человеком почти невозможно, потому что невозможно жить, ненавидя себя. А жить, ненавидя других, нам ничего не мешает. Других мы с необыкновенной легкостью разделяем на добрых и злых, порядочных и негодяев, друзей и врагов. Операции такого клеймения людей мы производим запросто, по самым разным поводам и без всякого повода, на ходу, на глазок, по наитию, по подсказке. С другими можно не церемониться. Себя мы в крайнем случае способны признать сложными, неоднозначными, противоречивыми натурами. А к другим можно относиться как к нелюдям, как к предметам, как к вещам, как к жужжащим мухам.

Я говорю сейчас очень жестокие вещи о психике человека, но это правда, и эту правду надо знать, ее надо помнить. Это правда нашей природы. Да, природа наша такова, что мы можем относиться к другому человеку как к мухе. Природа «не запрещает» одному человеку прихлопнуть другого человека, как муху. И тут же об этом забыть. Подумаешь, его не стало. Будем считать, что его и не было. Могло же его не быть, мог же он не родиться? Такова правда о «другом», и эта правда достаточно часто реализуется в жизни. Но, к счастью, это не вся правда. Природа наша двуедина. Не запрещая человеку творить зло, быть жестоким, она одновременно дает ему эффективные средства для предотвращения зла. Первейшее, наиболее мощное из этих средств – наличие у человека воображения. Благодаря воображению человек обладает совершенно уникальной способностью, которая лежит в основе гуманизма, – человек с помощью воображения может поставить себя на место другого. Благодаря воображению можно ощутить в себе трепет другой жизни, боль и заботы другого человека. Телесно размежеванные в пространстве, благодаря воображению мы способны обрести духовную общность. Через воображение мы возбуждаем в себе чувство милосердия ко