Пьесы - Афанасий Дмитриевич Салынский
С м е р т ь. Вот тебе и хлипкое созданье! Одурела, сикуха! (Напялила платье, поглядела вслед Лиде, озадаченно поцарапала затылок.) Неужто любовь в самом деле сильнее смерти? (Уходит, устало, расхлябанно волоча ноги, и оттуда, куда она ушла, из тьмы, из пространства дальних, земных, снова возникает видение родины и раздается торжественный, эхом повторяемый голос Матрены.)
Ты прости-прощай навеки,
Муж мой верный, дорогой.
Промеж нас леса и реки,
Неприветный край другой.
Может, так оно и лучше,
Я привычна — за двоих.
Пусть тебя ничто не мучит,
Не тревожит снов твоих.
Знай одно, что счастье было,
Била молодость ключом.
Я тебя не позабыла
Спи. Не думай ни о чем.
Картина третья
Седьмая палата. П о п и й в о д а подстригает усы перед зеркалом. М и ш а лежит на койке, читает книжку. Р ю р и к с оттяжкой лупит картами по носу В о с т о ч н о г о ч е л о в е к а.
Р ю р и к. Двенадцать! Тринадцать!
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Вай! Вай! Дай передышка! Пардон!
Р ю р и к. Никакого пардону.
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Немцы, фашисты делают передышку на обед, так?
Р ю р и к. А не мухлюй! Не мухлюй, азият лукавый!
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Мы, восточные люди, в любви и азартных играх не можим не мухлевать.
Р ю р и к. А плуту — первый кнут! Слыхал?
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Луч-че бы пацилуйчик!
Р ю р и к (целясь колодой карт). Счас, счас получишь поцелуйчик.
П о п и й в о д а. О то же шпана. Вона и в аду шпаной остается. (Уходит.)
В шинели, надетой на белье, в окно грузно вваливается Ш е с т о п а л о в. Держась за живот, садится на койку Рюрика, трогает «руль» Восточного человека, вынимает грелку из-за пояса.
Ш е с т о п а л о в. Теперь понял, что такое русский дурак?!
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. В дурака трудно играть. Может, умного пробуем?
Ш е с т о п а л о в. Сей миг! (Цедит из грелки в мензурку.)
Восточный человек втягивает воздух носом.
(Выпивает одну, другую мензурку.) Идет, идет, милая! И воскресе душа, и возрадухося…
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к (трясет за рукав Шестопалова). Эй, товарищ старшина! Рядовых не забывайте, пожалста!
Рюрик выпил и осипел сразу.
Р ю р и к. Мишке не давай! Он еще слабый. Да и целоваться ему. Отравит.
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к (выпил, лупит глазами, наконец, выдохнул). От эта вина! Штрафникам пить, смерти не бояться, так?
Ш е с т о п а л о в. Я, может, и есть штрафник.
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Суравна хороший человек! Приезжай Азербайджан, так? На станцию Акстафа, так? Наливаю тебе вина, пьешь, без когтей на столб лезишь! Плюешь сверху на людей! Хорошо?
Ш е с т о п а л о в. Куда уж лучше?
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Што ты сидишь? Вина есть. Так? Гость есть. Так? Мы, восточные люди…
Рюрик наклоняется, тянет из-под койки за ремень аккордеон, пробегает по нему пальцами.
М и ш а (затягивает тихонько).
Не надейся, рыбак, на погоду…
Подтягивает Рюрик, гудит Ш е с т о п а л о в.
А надейся на парус тугой,
Не надейся на тихую воду —
Острый камень лежит под водой,
Злая буря шаланду качает,
Мать выходит и смотрит в окно,
И любовь, и слезу посылает
На защиту сынка своего!
Поет Ш е с т о п а л о в, забрав в горсть лицо.
Мать родная тебе не изменит,
А изменит туман голубой.
В палату вплывает П а н а. Ребята скоропалительно прячут мензурки. Шестопалов — грелку.
П а н а (принюхивается). Боже мой! Чем это прет? Прекратите сейчас же безобразничать!
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Вот спасибо, Пануля! Спасла! Н-ни-никакой пощады! Бьет и бьет младшего брата саратовский мужик. (Тасует карты.) Может, мы с тобой сыграем, Пануля, в дурака? Я никого не могу обыграть.
Все это время, пока ребята валяют дурака и идет перепалка, в забывчивости тянет песню Миша и, не отнимая руки от глаз, басит негромко Шестопалов.
П а н а. Я вот сыграю! Я вам так сыграю! Пили! Курили!
В о с т о ч н ы й ч е л о в е к. Ну и нюх у тебя, Пануля! Тебе бы шпиенов ловить!
П а н а. Шпионов?! Я вот вас поймаю, да к главному врачу! А ты, Миша, такой приличный мальчик — и связался с этими разложившимися типами! Как не стыдно?
Ш е с т о п а л о в (отнимая руки от лица). Тебе, Пана, нельзя сердиться! Тебе надо только улыбаться — тогда от тебя свет, а так ты сразу как все бабы.
П а н а. Я, между прочим, женщина и есть.
Ш е с т о п а л о в. Знаю. И между прочим, попрошу в укромном месте не попадаться! Могу из-за тебя снова загреметь в штрафную.
П а н а. И-интересно! Каким это образом?
Ш е с т о п а л о в. Обыкновенным.
П а н а. Все-то вы шутите, товарищ Шестопалов! А у нас ведь работа, служба. Мы на ваши нарушения снисходительно смотрим, потому что трагическая ваша судьба. А вы на молодежь разлагающе действуете. Вот колечко на руке было. Золотое. Может, обручальное. А вы его…
Ш е с т о п а л о в. Кольцо души-девицы… А ну, советская молодежь, вэк! Вэк-вэк из палаты!.. Я в самогонке утопил и за это преступленье в немилость Пане угодил…
Р ю р и к набрасывает на Мишу халат и, приобняв его, уводит из палаты. В о с т о ч н ы й ч е л о в е к, ухмыляясь, оглядываясь назад, вываливается из палаты.
П а н а. Ой, товарищ Шестопалов, я вас боюсь.
Ш е с т о п а л о в. Это тебя все боятся. Такая грозная медсестра!
П а н а. Вы мятежный человек, товарищ Шестопалов!
Ш е с т о п а л о в. Не зови меня, Пана, товарищем, ладно? Что я тебе, комиссар, что ли? Выпью с твоего разрешения.
П а н а. Уж что с вами сделаешь! Только мальчикам — не давайте.
Ш е с т о п а л о в. А ты меня и в самом деле боишься? Мятежный! А-ах, Пана, Пана! Мятежный — он ищет бури! А я мужик, псковский скобарь. И не бурь, тишины себе и всем хочу. И еще хочу быть чуркой, на которой ты дрова колешь, ковриком, на который утром ступаешь своими теплыми ножками…
П а н а. Ой, как нехорошо шутите!.. Мрачно как. Да, я слышала, у вас своя семья.
Ш е с т о п а л о в. Где был дом, семья, растет картошка да репей… А зовут меня Эрнестом. Красиво, правда? Отец, бывший балтийский моряк, в честь Тельмана нарек. Ба-альшой патриот был! И помер от язвы желудка.
П а н а. Вот видишь… Такое имя… А горе ни у одних у вас. Что сделаешь? Война.
Ш е с т о п а л о в. Война, Пана, большая война… (Как бы стирая ладонями что-то с лица.) А что, Пана, возьму и не погибну. После войны к вам постучуся?
П а н а. Да что вы? Как можно! Мы вдвоем с мамой на семи метрах. Вы у нас все кастрюли опрокинете…
Ш е с т о п а л о в. Скажи, Пана, тебе хочется, чтобы я выжил?
Откройте для себя мир чтения на siteknig.com - месте, где каждая книга оживает прямо в браузере. Здесь вас уже ждёт произведение Пьесы - Афанасий Дмитриевич Салынский, относящееся к жанру Драматургия. Никаких регистраций, никаких преград - только вы и история, доступная в полном формате. Наш литературный портал создан для тех, кто любит комфорт: хотите читать с телефона - пожалуйста; предпочитаете ноутбук - идеально! Все книги открываются моментально и представлены полностью, без сокращений и скрытых страниц. Каталог жанров поможет вам быстро найти что-то по настроению: увлекательный роман, динамичное фэнтези, глубокую классику или лёгкое чтение перед сном. Мы ежедневно расширяем библиотеку, добавляя новые произведения, чтобы вам всегда было что открыть "на потом". Сегодня на siteknig.com доступно более 200000 книг - и каждая готова стать вашей новой любимой. Просто выбирайте, открывайте и наслаждайтесь чтением там, где вам удобно.
