Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

не жалуюсь… Летом ты поработал в колхозе, и хорошо поработал, бригадир похвалил, а теперь мы от тебя ничего не требуем, мы освобождаем тебя от всего и говорим — учись, сын! Учись! Разве не так?

Д и д з и с. Ну, так.

Д е д у ш к а. А ты приносишь тройки… Как ты сам это объяснишь? Ну?

Л о н и я. Ладно, отец… Валдиса нет, придется садиться за стол без него.

Д е д у ш к а. Подождем немного, он обещал скоро вернуться… Я в твоем возрасте батраком нанялся к хозяину, думаешь, меня жалел кто-нибудь? Всю черную работу делал: пахал, косил, никакой механизации не было, все вручную… Школа да учение разве что снились, куда там, семеро детей у бедняка в семье… Знал бы ты, как все здесь раньше выглядело. Зимними вечерами сидели у коптилки, и каждый что-то мастерил…

Д и д з и с. Раньше было плохо, а теперь стало хорошо. Я знаю, дедушка. В школе проходили.

Д е д у ш к а. Мало вас учат. Мало. День-деньской вам надо твердить, как было раньше и как жилось в Даугавской части нашей волости. Книги надо об этом писать, снова и снова… Тогда бы не стало этих троек. И молодежь поняла бы.

Л о н и я. Они и так понимают.

Д е д у ш к а. Не вижу. Бегают по асфальту и вовсе не задумываются о том, как мы каждую осень в грязи увязали. Вот увешать бы школьные стены фотографиями этих старых дорог.

Д и д з и с. У меня другое мнение.

Д е д у ш к а. Я это чувствую. И какое?

Д и д з и с. Мне кажется, на стены надо бы повесить эскизы — как все выглядело бы, если б тут начали строить современные здания.

Д е д у ш к а. Ах вот как?

Д и д з и с. Не только осточертевшие белые ящики из кирпича, одинаковые как…

Д е д у ш к а. Ящики, подумать только…

Д и д з и с. Осточертевшие и противные.

Д е д у ш к а. Если хочешь знать, я бы не медля поселился в таком ящике, сию минуту.

Д и д з и с. Кто тебе мешает?

Л о н и я. Дидзи, как ты разговариваешь с дедушкой!

Д и д з и с. Прошу прощения.

Д е д у ш к а. Ванная и газ — разве мы раньше в Латвии могли об этом мечтать, в деревне, да еще в квартире простого человека? Крестьянина!

Д и д з и с. Знаю, но…

Д е д у ш к а. Нет, ему все плохо, для него это ящик… Поди-ка ты, ящик… И только оттого, что не с чем сравнить. Нет ясного представления о том, что было раньше.

Д и д з и с. А разве не нужно сравнивать с тем, что будет впереди? Почему я непременно должен смотреть только назад?

Д е д у ш к а. Умен ты у нас, сын, умен… Не будь этих троек…

Д и д з и с. Это называется недозволенным приемом, дедушка.

Д е д у ш к а. Что именно?

Д и д з и с. Удар ниже пояса.

Л о н и я. Отец, куда Валдис ушел, он тебе не сказал?

Д е д у ш к а. Нет.

Л о н и я. Странно.

Д е д у ш к а. Пока дожидаемся, пойду лучше вкручу лампу. (Уходит в коридор.)

Л о н и я. Не дразни его.

Д и д з и с. Вечный разговор, что было раньше.

Л о н и я. Пусть говорит, трудно тебе, что ли, выслушать? Да ведь и прав он.

Д и д з и с. Только отчасти.

Л о н и я. Что это за тройки?

Д и д з и с. Эти? По предметам, которые мне в последнее время стали совершенно безразличны.

Л о н и я. Дидзи, мы договорились, что…

Д и д з и с. По географии у меня одни пятерки, другой отметки ты не видела и, надеюсь, не увидишь. И по физике и по химии. И по немецкому, за некоторыми исключениями.

Л о н и я. Да, но в жизни не всегда приходится делать только то, что нравится.

Д и д з и с. Почему?

Л о н и я. Бывает, что нужно заниматься совсем другим, так что лучше привыкать заблаговременно. Да и те, кто составлял ваши программы, знали, что делают.

Д и д з и с. Ты думаешь?

Л о н и я. Ты, наверно, полагаешь, что я в твои годы мечтала о звероферме?

Д и д з и с. Нет, ты хотела петь в опере…

Л о н и я. Дидзи, что с тобой происходит? Раньше ты…

Д и д з и с. Раньше, да…

Из коридора идет  д е д у ш к а.

Д и д з и с. Я сыт по горло вашими «раньше». Ничего другого я в этом доме не слышу. (Резко и стремительно уходит через веранду в сад.)

Д е д у ш к а. Это еще что?

Л о н и я. Не знаю, как с ним говорить.

Д е д у ш к а. Растет козлик, растут рожки.

Л о н и я. Все дурное взял от отцовского характера, ничего хорошего.

Д е д у ш к а. Разве было что хорошее?

Л о н и я. Отец, прошу тебя.

Д е д у ш к а. Не я же первый начал.

Л о н и я. Дидзис…

Д е д у ш к а. Дидзис хороший парень, дочка, и тройки, конечно, нельзя оставить без внимания, но делать из мухи слона тоже нет никакой надобности. Что мне не нравится, так это высокомерие и дерзость, у них это просто болезнь. Своими руками вообще еще ничего не сделали, а критикуют направо и налево. Умники.

Л о н и я. Наверно, так и есть… Знаешь, отец, ведь Валдис в первый раз уходит, не сказав куда.

Д е д у ш к а. Удивила. Парню едва тридцать пять стукнуло, а он уже позволяет себе такое.

Л о н и я. Он всегда говорил.

Д е д у ш к а. Да не делай ты из себя посмешище, дочка.

Л о н и я. Тебе легко говорить.

Д е д у ш к а. Если хочешь, сядем наконец за стол.

Л о н и я. Нет, подождем еще.

Д е д у ш к а. Может, просто сигареты кончились. Буфет на станции закрыт, пришлось идти в магазин…

Л о н и я. Давно бы вернулся. Сколько верст до магазина!

Д е д у ш к а. Поссорились?

Л о н и я. Нет.

Д е д у ш к а. Ну тогда я не знаю.

Л о н и я. Как можно уйти…

Д е д у ш к а. Если подумать, никаких причин волноваться нет. Глупости. Ей-богу, никакого повода!

Л о н и я. Если не считать того костра… Странное предчувствие, будто надо хватать ведра и заливать огонь, пока… Будто пожар…

Д е д у ш к а. Отменно горит. Это тебе не хворост, собранный по канавам, это крепкие березовые дрова, зимой их вывезли, разделали, все лето сушили… Взгляни, какие поленья швыряют. С ума сойти! На виду у всех, возле самой станции… Пальцем не шевельнули, чтобы заготовить, а смотри, что делают… Им хоть трава не расти.

У двери на веранду раздается стук.

Лония стремительно оборачивается, вглядывается.

Это  Р у д и т е.

Л о н и я. Прошу.

Р у д и т е (входя). Добрый вечер. Я принесла Дидзису «Графа Монте-Кристо». Он недавно приходил за книгой, но мне оставалось еще десять страниц, а он не захотел ждать.

Л о н и я. Положи на стол.

Р у д и т е (кладет книгу на стол). Я закончила, но после такой увлекательной книги просто не могла сесть за немецкий, вот и решила пройтись.

Л о н и я. Хорошо, хорошо, Рудите. Он где-то здесь, выбежал. Садись, подожди… Пошли, отец, в кухню.

Д е д у ш к а. Можно и так. (Уходит в кухню.)

Л о н и я (пропустив отца вперед, останавливается). Откровенно говоря, Дидзису следовало бы читать не «Графа Монте-Кристо», а учебник. Появились тройки.

Р у д и т е. Что вы, это пустяки.

Л о н и я. Тройки?

Р у д и т е. Если б вы узнали, что у остальных в классе, вы бы дар речи потеряли… Дидзис у нас еще из лучших.

Л о н и я. Да будет тебе.

Р у д и т е. Нет, честное слово. У нас так заведено: как только учитель входит в класс — сразу рассыпает двойки, как тот цыган казенную крупу.