Пьесы - Афанасий Дмитриевич Салынский

Все, кончилась игра! Начинается работа! Работа! Завтра же я вас по-человечески одену. И тебя! И тебя! И тебя! И тебя! (Останавливается перед Первым Портным.) А тебя — не трону. Так и стой, людям в укор. Ты никого не обманывал. Потому что не играл. (Срывает с Дон-Жуана шляпу и плащ.) Не ли-це-дей-ство-вал!

Входит  М а х м у т, смотрит в удивлении.

М а х м у т. Это что еще за ночной стриптиз?

З а м з а г у л ь. А?.. Что, агай?

М а х м у т. Зачем ты их раздела, говорю?

З а м з а г у л ь (кладет голову ему на грудь и плачет). Пропала головушка, Махмут агай! Все пропало! Кончилась игра. Погасли мечты, погасла рампа. Сегодня я с самой высокой, самой святой из башен — с башни искусства вверх тормашками полетела.

М а х м у т. А высоко ли взобралась?

З а м з а г у л ь. Очень высоко.

М а х м у т. Голова закружилась?

З а м з а г у л ь. Нет, не закружилась. Косоглазый Байтура столкнул. Взашей меня выгнал. «Чтоб, — говорит, — духу твоего больше в театре не было! Вместо того, — говорит, — чтобы как у автора, по написанному играть, ты все по-своему выворачиваешь, отсебятину несешь. Если, — говорит, — такая умная, садись и сама пьесу пиши». Еще и крикнул вслед: «Ты лучше свое портняжье дело знай!»

М а х м у т. Ты, Замзагуль, будешь артисткой. Настоящей артисткой.

З а м з а г у л ь. Да-а… Это вы, чтобы утешить, говорите…

М а х м у т. Я знаю, что говорю.

З а м з а г у л ь. Откуда знаете?

М а х м у т. Бес в тебе сидит. Бесенок лицедейства. Наплевать нам на этого косоглазого Байтуру.

З а м з а г у л ь. На него наплевать нельзя, он — ре-жис-сер!

М а х м у т. Тогда мы ни на кого плевать не будем, а возьму я тебя за руку и в институт искусств, прямо к Загиру Исмагилову отведу.

З а м з а г у л ь. Ой, Махмут-агай! Ведь крылья моего таланта с треском сломались, под самый корень! Я решила — с завтрашнего дня швейному делу начну учиться…

М а х м у т. Сломанное — заживет.

З а м з а г у л ь. Правда, Махмут-агай?

М а х м у т. Заживет. А толковой портнихи из тебя все равно не получится. Портной — это тебе не просто артист, это художник!

З а м з а г у л ь. Голова кругом! Режиссер гонит: в портнихи иди; портной говорит: артисткой будешь. Куда мне теперь податься? Ведь мне уже восемнадцать лет. Восемнадцать! Даже немножко девятнадцатый…

М а х м у т. А моему старшему сыну — двадцать четыре. Скоро двадцать пять будет. Геолог. Он далеко. Золото ищет.

З а м з а г у л ь. Находит?

М а х м у т. Уж коли ищет, конечно, находит. Вот карточка.

З а м з а г у л ь (берет фотографию). Ой, какой красивый! Почти как Абдулхак!

М а х м у т. На меня похож. Такой же кудрявый.

З а м з а г у л ь (прыскает со смеха). Тоже скажете! Такой тут один кудрявый!..

М а х м у т (сухо). В молодости, имеется в виду.

З а м з а г у л ь. А-а, в молодости. Тот дядя… Мисбахов, тоже от меня кудрявого портного требовал, вынь да положь. Оказалось, он вас молодого искал.

М а х м у т (вспомнил). Мисбахов… (смотрит на часы.) Видно, сегодня уже не придет… И костюм его я куда-то повесил, никак найти не могу.

З а м з а г у л ь. Он больше не придет.

М а х м у т. Как? А костюм?

З а м з а г у л ь. Еще вчера днем забрали.

М а х м у т. Недошитый костюм?

З а м з а г у л ь. Как есть, недошитый. Оказывается, им вдруг уезжать нужно, далеко куда-то.

М а х м у т. Кто приходил?

З а м з а г у л ь. Жена его. Чем-то очень расстроена была.

М а х м у т. Ничего не сказала?

З а м з а г у л ь. Сказала. (Из ящика стола достает конверт.) Вот, шестьдесят рублей денег оставила. И сказала: «Сорок пять рублей за работу, а пятнадцать — портному». С нажимом так сказала: портному.

М а х м у т  застывает на месте.

Возьмите, Махмут-агай!.. Вот!..

М а х м у т. Ты пока их, Замзагуль, сунь обратно в конверт и положи в ящик стола. В какой-нибудь праздник мы на эти деньги, без остатка, шампанского накупим, такой пир на всех закатим, все ателье «Дятел» ходуном ходить будет…

З а м з а г у л ь. «Праздник, — говорит, — пир закатим». А у самого оба глаза тоской полны… Не-ет, до праздников еще далеко.

М а х м у т. А мы, если затоскуем, Замзагуль, если заноет сердце, невтерпеж станет, сами себе праздник придумаем. Без праздников жить нельзя. Нельзя без праздников, Замзагуль!

З а м з а г у л ь. А нельзя — так и не будем. Веселиться будем!

М а х м у т. Веселиться будем!

З а м з а г у л ь. И петь будем?

М а х м у т. И петь будем.

З а м з а г у л ь. И плясать будем?

М а х м у т. И плясать будем!.. Ноги от радости сами понесут. Вот так!

Играет музыка. Они сначала медленно, а потом пляшут все быстрее и быстрее.

З а м з а г у л ь. Вот так! Вот так!

М а х м у т. И вот так! И вот так!

З а м з а г у л ь. И вот так! И вот так! И вот так!

Вместе с ними пускаются в пляс полуголые манекены. В окне появляется и застывает в изумлении  г о л о в а. М а х м у т  и  З а м з а г у л ь  сквозь слезы смотрят друг на друга, смеются.

С в е т  г а с н е т.

Виктор Астафьев

ПРОСТИ МЕНЯ

Драма в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М и ш а  Е р о ф е е в, 19 лет.

Л и д а, медсестра, 18 лет.

С м е р т ь.

М а т ь  Л и д ы.

А г н и я  В л а с ь е в н а, главврач госпиталя.

П а н а, медсестра.

Н я н я.

Д в а  с л е п ы х  м а л ь ч и к а.

А ф о н я  С и д о р о в.

М а т р е н а, жена Афони Сидорова.

К а т я }

А ф о н я-м л а д ш и й }

В а н я } дети Сидоровых.

С т а р ш и н а  Ш е с т о п а л о в.

Р ю р и к.

В о с т о ч н ы й  ч е л о в е к.

П о п и й в о д а.

С т а р и ч о к-ф и л о с о ф.

П о л к о в н и к.

Д в а  с о л д а т а-р а з г и л ь д я я, несколько  р а н е н ы х  б о л ь н ы х  и  с а н и т а р о к.

И г р о к.

Б о л е л ь щ и к.

Действие первое

Картина первая

Полное затемнение. Тишина. Постепенный нарастающий раскат грома, и вместе с грядущим громом во всю мощь, как обвал: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» Отдаляется, глохнет песня. На нее наплывает хаос звуков: крики, морзянка, взрывы, свист пуль, вопль мин, удар по железу. Но над всем этим преобладает один какой-то пронзающий все тело, сердце, звук, похожий на звон дисковой пилы, режущей металл. Отчетливей, внятней слышны крики: «Огонь! Огонь! Бей его, падлу! Бей! Огонь и дым! Зависла!.. Мина зависла! Вот зараза! Вот зараза!»

Разгорается свет, выявляя койки, палату, посреди которой стоит стол. За столом, возле керосиновой лампы, прикрытой газетным абажуром, сидит  д е в у ш к а  в белом халате. Читает. Темнеет квадрат окна. В этом квадрате неровными жилами переплелись ветви дерева. В палате продолжается война: «Огонь! Огонь! Пр-рицел четыре! Трубка шесть…» Вдруг громко и отчетливо: — Хочешь жить — копай землю! — В углу на койке подскакивает огромная фигура в белье.

Д е в у ш к а (читавшая газету). Вы что, Шестопалов?

Ш е с т о п а л о в. Ничего, Лида, ничего. Война снится. Все война… Как Афоня?

Л и д а. Спит пока. Снотворное действует, Но вообще-то…

Ш е с т о п а л о в. Ах ты… Не уберег мужика! Не уберег… И все отделение угробил… Ах ты… Нельзя на войне промахиваться никому, разведчику и подавно. А-а-ах…

Л и д а. На войне кто не воюет, тот, наверное, и не ошибается.

Ш е с т о п а л о в (смотрит на нее удивленно). Так оно… Да вот тут-то, тут-то согласья нет. Я мог, мог… Внимательней, собранней надо быть. А-ах ты… Как там молодежь-то?

Л и д а. Тоже спят. Вертятся только без конца.

Ш е с т о п а л о в. Воюют. Тоже воюют. Мишка, сибирячок-то, после операции как?

Л и д а. Все прекрасные слова