Современная китайская драма - Тянь Хань

наваждение! (Снова чиркает спичкой и подносит ее к соломенному жгуту.)

Из-за спины Пса выглядывает  п р и з р а к — неуспокоенная душа  Ц и  Ю н н я н я, которую в дальнейшем мы будем называть именем ее некогда здравствовавшего хозяина. Призрак делает вид, что дует на горящий факел, в тот же миг порыв ветра и вправду гасит пламя. Пес резко оборачивается, вначале онемев от изумления, потом, взяв себя в руки, спокойно спрашивает.

Выходит, это ты?

Ц и. Я.

П е с. Стало быть, нежить?

Ц и. …нежить.

П е с. Нечистый дух, что ли?

Ц и. …дух.

П е с. Зачем пришел?

Ц и. Ты подумал обо мне — и я тотчас явился.

П е с. Что за причина мне думать о тебе?

Ц и. Скучаешь без меня. В наши-то годы есть о чем вспомнить. Это всегда так: о ком думаешь, тот и является. (Показывает на дом.) Все-таки сожжешь?

П е с. Спалю дотла.

Ц и. А подпалишь — и за решетку угодишь.

П е с. Я покараю собственного сына.

Ц и. Но половина дома-то принадлежит моей дочери.

П е с. Выходит — обе половины и спалю.

Ц и. Затвердил одно: «спалю да спалю»… И тебе тогда крышка! Разве не так? Ха-ха-ха!

П е с. Чего зубы скалишь?

Ц и. Да над тобой смеюсь.

П е с. Надо мной?

Ц и. Похоже, тебе на этом свете хуже, чем мне на том.

П е с (презрительно). Хуже? Мне хуже, чем тебе? Это мне-то хуже, чем тебе?

Ц и. И все-таки, Пес, тебе хуже. Я и в хоромах пожил, и мошну имел немалую. Помирал, правда, не очень весело; но все равно закрыл глаза помещиком. И то сказать, без малого триста му земли имел. А ты получил дом задарма — и сразу жечь. Вот уж поистине верно сказано: «Волчья шкура к псу не лепится».

П е с. Катись отсюда, вонючий помещик!

Ц и. Да ведь мы с тобой свояки.

П е с. Никогда не признавал я этого сродства! Это позорное пятно на моем имени.

Ц и. Всю жизнь мы были что драчливые петухи, так, может, в нынешний вечер попытаемся-ка поладить друг с другом. А вот и наши молодые объявились, обсуждают новую жизнь.

Появляются  Ч э н ь  Д а х у  и  Ц и  С я о м э н.

С я о м э н. Твой отец привязан к дому. Тут его корни. Неужели посмеешь тронуть эти стены?

Д а х у. Когда старая телега загораживает дорогу, ее убирают.

С я о м э н. Ишь как сегодня разошелся! Аж страшно!

Д а х у. Старик-то подряхлел, совсем рехнулся.

С я о м э н. Ну не скажи!

Д а х у. Ты, как всегда, покрываешь его. Я ему говорю, продам дом, выручу немалые деньги, верну долги. Сам-то он двадцать лет болеет, надо же расплатиться за лекарства.

Все это время Пес и Ци Юннянь прислушиваются к разговору.

Ц и. Слышь, продавать собрался…

Д а х у. Завтра продам, а там он пойдет на снос.

П е с. Завтра он продаст! Да я сегодня его сожгу! Вот уж отведу душу. Сожгу и наконец обрету покой, сожгу и…

Ц и. Жги его, жги! Поддай огоньку, чтобы всем жарко стало.

П е с. Ты-то чего радуешься? Тоже мне владетель о трех аршинах земли, святой из храма у пяти дорог, пред которым не воскуряют благовоний, тухлый помещик из прошлого…

С я о м э н. Старик вроде спит.

Д а х у. Пошумел, побуянил — и будет! Пора и отдохнуть.

С я о м э н. Вот ведь какой старик. И чем старее, тем хитрее и упрямее. Все хитрее, все несговорчивее. И ты, похоже, истинный сын своего отца.

Д а х у. Однако не столь корыстолюбив.

С я о м э н. Говорят ведь: «У лягушки не отрастет шерсть». Такова уж ваша порода. Ты, что ль, деньги не любишь? Носишься по целым дням, а наступит ночь, одно только и можешь — кряхтеть на лежанке.

Д а х у. Ради кого стараюсь? Если я загребала, то ты наверняка кубышка. Ах ты, дорогая моя кубышечка…

С я о м э н. Будет тебе. Подошел бы лучше к отцу.

Ц и (хихикает). Жаль тебе теплого гнездышка богача, ты был…

П е с. Был! Да, у Пса были огромные поля. Пес был богачом!

Ц и. Не потому ли, что собрал урожай кунжута с моих двадцати му земли?

П е с. Тьфу ты! Почему же они твои? Только пушки загрохотали, как ты, сукин сын, бросился наутек, а следом и вся деревня разбежалась. (Предается приятным воспоминаниям.)

Вдали слышны глухие пушечные залпы.

Остались после вас поля без конца и края, зерно налилось, долины полны хлебов, душа ликует, возьмешь в руки колос, чей он? Мой! Пса! Господи, только дожив до сегодняшнего дня, я понял вкус жизни, хе-хе…

Ц и. Скряга, даже падая в колодец, не выпустит из руки монету — так и ты у нас, ха-ха…

Взволнованный голос Даху: «Отец, отец!»

КАРТИНА ВТОРАЯ

Канонада то удаляется, то приближается. За спиной у  П с а  просторы зрелых осенних хлебов. Теперь перед нами не седой старик, а крепкий мужчина средних лет.

П е с. Не сказать, чтобы вся моя жизнь — на лежанку к жене, с лежанки к столу да за ворота в поле. Земля не то, что жена, земля не скандалит, не бранится, не показывает свой нрав, не толкается по базарам и храмам. Моя молодуха, если ненароком столкнется со мной, съежится, застесняется, лицо воротит, все норовит задом ко мне повернуться. Земля же покладистая, мягкая, как вата, всякий может вспахать ее, собрать с нее урожай. Когда раздались выстрелы, жена схватила сына и как угорелая пустилась наутек из деревни. Все тогда дали деру — и богатые, и бедные. Только земля не убежала, осталась со мной, и я не бросил ее. Полные закрома достались мне да вон тому кузнечику, он тоже не испугался смерти…

Из кольца Сатурна с двух сторон появляются лица  Ц и  Ю н н я н я  и  Ч э н ь  Д а х у.

Ц и. Жизнь и смерть — от Судьбы, богатство и знатность — от Неба, нечего задаваться, все равно «волчья