Норд-Ост - Алексей Игоревич Иващенко

class="p1">За которую приходится расплачиваться ежечасно, ежеминутно,

Та, что снаряжение экспедиции я поручил Николаю.

Молю тебя, не верь этому человеку! Можно смело сказать,

Что всеми нашими неудачами мы обязаны именно ему.

Не только я один — весь экипаж «Святой Марии» шлет ему

Проклятья… (эхом несколько раз)

Обширную, покрытую снегами землю,

Которую мы открыли к северу от Таймырского полуострова,

Я назвал твоим именем,

И скоро на любой географической карте

Ты сможешь прочитать привет, который шлет тебе

Твой Монтигомо Ястребиный Коготь.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Архангельск, 1916 г.

(Саня Григорьев, почтальон и беглый каторжник)

Дай-ка сюда свой ножик!

Что ты бараном блеешь?

Да ты вообще, похоже,

Только мычать умеешь!

Ты же немой!

Так и не проболтаешься, значит, никогда!

— Эй, ты там, внизу, не тронь мальчишку!

Стой, да уж не ты ли

Давеча убег с окружной тюрьмы?

— Что же ты, прохожий, так кричишь-то?

— Но-но-но, не слишком!

— Был бы ты живей, был бы ты целей,

Если бы ты тоже был немым!

[порт]

(портовые рабочие и работницы)

Море молчит, как рыба,

Но ветер дунет — и все изменится.

Море то тише мыши,

То выше крыши

Взовьет волну.

В штили молчит и ленится,

В штормы рычит и пенится,

Белых своих барашков

Сгоняя в Северную Двину.

Утро пропахло ветром, а ветер пахнет лесной морошкою,

Город пропах рогожей, сырою кожей и табаком.

Полдень пропах картошкою, полдень пропах окрошкою,

Хлебом, зеленым луком, копченым салом и молоком.

(Григорьев-старший) — Шабаш!

— Все, что недозагружено, будем грузить до ужина,

Чтобы забить все трюмы и утром баржу отправить в море.

А наше море не слышит горя, лишь берег точит да камни мочит,

Бурлит, клокочет и знать не хочет про наши беды на берегу.

Ну до чего же народ кругом

Пошел жестокий и обозлённый!

Всей нашей жизни цена — пятак!

Того гляди, налетишь на нож!

Сегодня утром за бочагом

Пырнули ножиком почтальона.

Убили малого просто так,

Убили малого ни за грош!

Какой кошмар! И куда же только глядит полиция?

Ну и ну!

Давно пора засадить в тюрьму

Всех паразитов и всю шпану.

— Эй, Саня, иди поближе. Чего надулся? Садись, покушай!

— Бабы, вы что, сороки, гляди, немого перепугали!

— Вырос отцу помощник. Ты ешь картошку, а их не слушай.

— Лучше на всякий случай гуляй пореже за бочагами.

— Там ходят лихие люди,

Ножами машут размером с локоть.

А наш хозяин шутить не любит,

А наше дело — мешки волокать,

Чтоб утром баржу отправить в море.

А наше море не слышит горя,

Бурлит, клокочет и знать не хочет про наши беды на берегу.

Море молчит, как рыба,

Покуда ветер не переменится.

Море ленивым зверем лежит под солнцем и греет бок,

Ветер сегодня ленится,

Мачты к воде не кренятся,

Ветер в ушах не воет, и день так светел,

И нам не стоит бояться горя, бояться бури,

Покуда море, глаза зажмуря,

Ленивым зверем, обнявши берег,

Лежит под солнцем у наших ног.

[пристань]

(Мария Васильевна, Иван Павлович Кораблев, Николай Антонович)

Московский скорый ждать не станет,

Нельзя опаздывать к нему.

Багаж в пути, носильщик нанят,

Еще мгновение — и канет

Все наше прошлое во тьму.

(Кораблев) — Минутной стрелкой сердце ранит

Разлуки час, прощальный час.

(Н. А.) — Московский скорый ждать не станет…

(М. В.) — А море манит, море тянет

Прийти сюда в последний раз.

Чтоб снова, как прежде,

В бессмысленной надежде

«Святую Марию»

Высматривать вдали.

И, проклиная почту,

Ждать писем, веря в то, что

Они лишь задержались

В снегах чужой земли.

(Николай Антонович)

— Поверьте, Маша, что столица

Поможет высохнуть слезам.

Пора с небес уже спуститься,

С Иваном Палычем проститься

И отправляться на вокзал.

(Кораблев) — Чтоб в незаконченном романе

Начать еще одну главу…

(Н. А.) — Экспресс не терпит опозданий!

(М. В.) — Прощайте, друг мой!

(Кораблев) — До свиданья!

(М. В.) — Переезжайте к нам в Москву!

(Кораблев)

— Приеду, приеду,

Чтоб снова стать соседом,

Чтоб снова стать тенью

У Ваших ног в Москве.

Быть другом — и не боле,

Не зная, что за роли

Отведены судьбою

Нам в следущей главе.

[снова порт]

(появляется пристав)

— Кто среди вас тут будет Иван Григорьев?

— Если Иван Григорьев нужен, то вот он я.

— «Вот он я»… Твой ли это нож, Иван Григорьев?

— Вроде как похож. Да.

— Значит, узнаешь?

Очень хорошо!

Что же ты его не спрятал в море?

Стало быть, Григорьев,

Ты еще и глуп,

Ты еще и туп.

Ладно, душегуб, давай, пошёл!

(Саня кидается на пристава, тот отшвыривает мальчика)

— Что тут еще за сосунок?!

— Это Григорьева сынок.

Он от рожденья слова вымолвить не умеет.

— Если он нам чего сообщить имеет,

Пусть он сперва разучит хотя бы пару слов.

— Смилуйтесь, погодите,

Нешто вы не родитель.

(Григорьев) — Полноте, ваше благородие, не шутите!

Так поступать негоже!

Эдак, не дай-то боже,

Невесть чего народ артельный подумать может!

(Рабочие) — Он тут, промежду прочим,

Старший среди рабочих!

(Работницы) — Виданное ли дело —

Честных людей порочить!

(Пристав) — Да, он честным оказался —

Сам в злодействе расписался!

Вырезал буквами кривыми

На ноже собственное имя.