Норд-Ост - Алексей Игоревич Иващенко

сюда!

Аааааааа! Оооооооо! Уууууууу!

[На сцену садится бомбардировщик в натуральную величину :)]

(экипаж Ту-2)

— Ну, ты как? — Да, вроде, целый,

Руки-ноги не задело. Сам-то жив?

— Да вот башкой об пулемёт.

— Как фашист?

— Фашист — отлично!

— Не всплывёт?

— Проблематично.

Веселится и ликует весь народ.

Будете знать, собаки, наш воздушный флот!

— Кстати, что там с самолётом?

— Тут часа на два работы —

Так, немного обгорели провода.

— А снаружи дело хуже:

Много дырок и к тому же

Малость лыжу повредили

— Не беда!

Палку привяжем — будет лыжа хоть куда!

Ну-ка, взяли!

(Появляются ненцы)

— Командир! — Что? — Гляньте-ка.

— Эй, ребят, не убегайте!

Ну, давайте — помогайте.

— Не размяться ль нам чуть-чуть по холодку?

— Мы — свои, ну… мы за наших!

Нам бы пару деревяшек,

Мы бы лыжу починили и «ку-ку».

— Ну-ка, дружнее, приготовились к рывку!

(ненецкая девушка притаскивает багор)

— Деревяшка!

— Гляньте, братцы, вот вам лыжа,

Нет, ей богу, я помру!

И откуда бы здесь взяться корабельному багру?

Что за буковки такие?

Жаль, подпортила вода.

О, прочел: «сэ вэ Мария»..

(Саня) — Что?! Откуда? Дай сюда!

Где вы это взяли?

(ненецкий шаман)

Это было давно, сильно давно.

Тот человек пришел сюда

Со стороны большого льда

Пешком по ледяному полю.

(С. Г.) — Да, это он!

— Он много дней провел в пути,

Мы не смогли его спасти —

Он был однако сильно болен.

(С. Г.) — Конечно, он!

— В бреду, совсем уже без сил

Письмо он довезти просил

Туда, до русских поселений.

Я свёз письмо в Югорский Шар.

— В тот год хороший был базар —

Мы продавали там оленей.

— Вещей не много было с ним,

Всё, что осталось, мы храним.

(Саня Григорьев разглядывает принесённые шаманом вещи)

«Шхуна „Святая Мария“. Корабельный журнал.»

Как в нескончаемом романе

В одном и том же смутном сне

Под сводом северных сияний

Корабль, мерцающий в тумане,

Из ночи в ночь являлся мне.

И это более, чем странно —

Вдруг ненароком, наяву

Найти негаданно-нежданно

Полузабытого романа

Недостающую главу.

Главы все, да кому читать их?

Что в них толку теперь, без Кати?

[заполярный аэродром]

(стрелок-радист)

О как! — Да ну?!

— Представьте: дыму полная кабина

И восемь дырок вдоль борта.

Разбита вдрызг приборов половина,

А снизу: тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та!!!

Тут командир вслепую, без наводки

Решает сбросить весь запас.

И гаду немцу прямо посередке —

Шарах-бабах, не в бровь, а в глаз!

Уж я не помню, братцы, как мы приземлились,

Крутя хвостом в дыму густом.

Погнули лыжу, крылья чуть не отвалились,

Ну, а потом —

Еще чуток, еще бы самую бы малость,

И самолет — в утильсырьё!

— Однако, все-таки оно не поломалось,

Крыло моё-о-о! Крыло моё-о-о!

(многократно)

(Появляется Саня Григорьев)

(стрелок-радист) — Здрасьте!

— А вот и он! Ну ты даёшь!

Да разве можно так летать!

Ну ты силён! Едрена вошь! Ты мог костей не сосчитать.

Поаккуратнее бы надо! — Да ну, его не излечить!

— Ведь эту самую награду ты мог живым не получить.

— Чуть не забыл, товарищ капитан…

Простите, разрешите обратиться!

— Разрешаю, лейтенант.

— На КПП… Ну, в общем, там…

К вам гость, похоже, из столицы.

— Это какая-то ошибка. Я никого не жду.

— Да ждёте, капитан. Ещё как ждёте.

(Саня и Катя)

— Катя?! Это ты? — Саня!

— Катя! Моя Катя воскресла! Катя! Катя!!!

(следует предварительный поцелуй)

Как же ты нашла меня? А Ромашов, подлец, сказал, что…

— Я все знаю!

— Откуда?

— От Кораблёва. Милый мой, любимый!

— Боже мой, неужели это ты? Это ты? Ты — Катя?

(следует окончательный и бесповоротный поцелуй)

Катя, смотри…

(Саня показывает Кате корабельный журнал её отца)

ФИНАЛ-АПОФЕОЗ

Там, в неизведанной дали

Ветер свеж, волна крепка,

Там, на краешке земли

Сердце рвётся в облака.

Рвётся в облака

Там, где кончается земля.

Немало долгих лет прошло с тех пор,

Как дрогнул первый лёд в верховьях

Безудержной реки, что, выйдя на простор,

Зовётся любовью.

Течёт она, волнуясь и бурля,

Влечёт она в края иные,

За синие леса, за снежные поля,

К пределам, где кончается земля. (2 р.)