Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

флирта… Я то отчаиваюсь, то надеюсь… Вдобавок я люблю тебя, Агнес…

А г н е с. Ты любишь меня «вдобавок»?

К р и с т и а н. Ах… Если б ты знала о моих терзаниях, о моих бессонных ночах!.. Мысль о дядюшкиных красотках мучает меня, словно ночные кошмары.

А г н е с. Тебя все это расстраивает! Понимаю.

К р и с т и а н. Да, меня расстраивает поведение дядюшки. Разве я не солидный человек? Разве это не угрожает моим правам наследника?

Агнес тяжко вздыхает.

Агнес, я люблю тебя.

А г н е с. Вдобавок?

К р и с т и а н. Я люблю тебя, Агнес. Так помилосердствуй! Я то отчаиваюсь, то надеюсь. (Обнимает равнодушную Агнес.)

М а т ь (входя). А крысолов все еще в Гаммельне.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Г о т т л и б  Ф р о ш, д в е  г о с п о ж и, с т у д е н т, Л о р а, К е т х е н, к р ы с о л о в.

Прогулка на гору Коппель. Празднично одетые горожане поднимаются на Коппель. Они приходят и уходят, озираясь вокруг и весело переговариваясь.

Г о т т л и б  Ф р о ш. Какой отсюда великолепный вид на город и окрестности!

Г о с п о ж а. Однако подъем слишком крут, с меня пот катит градом…

В т о р а я  г о с п о ж а. Внизу, у подножия, так боязно в сумрачном ельнике.

С т у д е н т. Даже самый мрачный лес оживает, когда в нем раздаются веселые голоса. На опушке — валуны, разбросанные сотни лет назад. Тут все обнажено, все просто и величественно.

Г о т т л и б  Ф р о ш. Посидим здесь и посмотрим вниз на город! Погрейтесь на солнышке, насладитесь воскресной тишиной. Дальше идти не стоит, там уже пропасть.

Г о с п о ж а. У!.. Пропасть зияет, глубокая и холодная.

В т о р а я  г о с п о ж а. Дна не видать.

С т у д е н т. Осторожно… Если бросить камень, он будет падать долго-долго… Смотрите!..

Г о т т л и б  Ф р о ш. Лучше пойдем отсюда!..

Уходят. Вбегают  Л о р а  и  К е т х е н.

Л о р а. Кетхен, какой вид!

К е т х е н. Гора Коппель полна чудес…

Л о р а. Говорят, пропасть — это не просто пропасть.

К е т х е н. Этого никто не знает, Лора!

Л о р а. Говорят, отсюда глубоко под землей, под горами и реками, идет дорога до самой страны Семи Замков!

К е т х е н. До самой страны Семи Замков?

Л о р а. Так говорят.

К е т х е н. Откуда это известно?

Л о р а. Кто знает, Кетхен… (Пугается.) Кетхен, Кетхен!

К е т х е н. Что, Лора?

Л о р а. Там, там… взгляни… змеи греются на припеке…

К е т х е н (оттаскивает Лору). Фу, змеи!..

Убегают.

Появляется  к р ы с о л о в, подходит, к краю пропасти, пристально вглядывается в нее.

Входит  Г о т т л и б  Ф р о ш  с  о с т а л ь н ы м и.

Г о т т л и б  Ф р о ш. Взгляните…

Г о с п о ж а. Смотрите, смотрите…

С т у д е н т. Крысолов…

В т о р а я  г о с п о ж а. Не нравится мне выражение его лица, не нравится…

С т у д е н т. Стоит на самом краю пропасти…

Г о т т л и б  Ф р о ш. Кажется, он что-то говорит…

Г о с п о ж а. Пропасти манят крысоловов…

В т о р а я  г о с п о ж а. Тут словно бы две пропасти сразу.

Крысолов оборачивается к ним. Б ю р г е р ы  с достоинством удаляются.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Й о р г е н, Л о р а, К е т х е н.

Лужайка. Й о р г е н  спит. Л о р а  и  К е т х е н со смехом приближаются к рыбаку.

Л о р а (останавливается, увидев Йоргена). Мужчина!

К е т х е н. Спящий мужчина!

Л о р а. Как вздымается и опускается его грудь…

К е т х е н. Рубаха расстегнута…

Л о р а. Какая могучая, волосатая грудь.

К е т х е н. Йорген…

Л о р а (садится рядом). Спящий Йорген.

К е т х е н. Не дыши так, а то он проснется!

Л о р а. Дотронься до него…

К е т х е н. У него слегка вьются волосы.

Л о р а. Дотронься и ты.

К е т х е н (дотрагивается до Йоргена). Он вздрогнул, чуть вздрогнул, словно от прикосновения чего-то холодного и противного. Но мои руки не холодные и не противные. Все в Гаммельне считают наоборот, что мои руки прекрасны…

Л о р а. Вздрогнул… Но не проснулся…

К е т х е н. Мужчина…

Л о р а. Спящий мужчина… Когда он не спит, он такой обыкновенный, неинтересный. Но каким особенным он кажется, когда спит… Все незначительное, смешное и жалкое, что связано с его именем, как бы исчезло вместе в забытьи — остался мужчина, отдыхающий в стоге сена.

К е т х е н. Если б это был не Йорген.

Л о р а. Если б это был не Йорген.

К е т х е н. Как пахнет сено…

Л о р а. В нем скошенные цветы…

К е т х е н. Не будь это Йорген, его можно было бы полюбить. Он совсем не дурен. И силы ему не занимать. Говорят, с Йоргеном шутки плохи.

Л о р а. На другой день. Он все делает днем позже! И если женится, то, конечно, вспомнит про невесту лишь на следующий день. Бедненькая, невеселой же будет у нее свадебная ночь! (Хохочет.)

Йорген просыпается, в недоумении смотрит на девушек. Кетхен и Лора покатываются со смеху.

Йорген встает, смотрит на них.

К е т х е н (смеясь). Ой, больше не могу, Лора…

Л о р а (смеясь). Только бы нас никто не увидел в обществе Сэппа Йоргена — его смехотворность столь наглядно проявилась с его пробуждением!..

О б е  убегают.

Йорген растерянно смотрит им вслед. Издали все еще слышен смех девушек.

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Й о р г е н, к р ы с о л о в, с у к о н щ и к  О н д р ж е й, н о ч н о й  с т о р о ж.

Площадь в Гаммельне. Ночь.

Й о р г е н  притулился у ворот дома, где живет резчик Вольфрам.

Ночной сторож трубит вдали полночь.

С у к о н щ и к  О н д р ж е й (проходит через сцену, напевая). Тра-ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла, тра-ла-ла-ла, ла-ла-ла… (Уходит.)

С минуту тишина.

Появляется  н о ч н о й  с т о р о ж, останавливается над Йоргеном.

Н о ч н о й  с т о р о ж. Йорген, Сэпп Йорген… (Сухо смеется.) Чаевых тут не получишь… ничего не получишь… Это всего-навсего Сэпп Йорген… (Уходит.)

К Йоргену тихо приближается  к р ы с о л о в, прислушивается.

Й о р г е н (бормочет). Смеетесь, да?.. Смеетесь над Сэппом Йоргеном. Я вас знаю. Ты — Лора, дочь резчика Вольфрама. Ты — Кетхен, дочь пекаря Грилла. Вы красивые… А когда смеетесь — еще красивее. Вам это говорить не нужно, вам это и без меня известно. Но кое-что вам не известно, и Сэпп Йорген вам это скажет. Вы смеетесь, но смеяться над мужчиной негоже, даже если это всего-навсего Йорген. Это правда: до меня не сразу доходит, что мне говорят. Это правда: я произношу сегодня то, что следовало сказать вчера. И вы ушли прежде, чем я успел поделиться с вами своей бедой… Вот и теперь вы не слушаете меня, я, как всегда, упустил свое время. Многие из-за этого сменлись надо мной, а ведь ничто так не ранит, как насмешки женщины! Ох, как вы издевались! Кровь бросается мне в голову, а руки сами сжимаются в кулаки. Да, я рыболов, но у меня есть кулаки… У меня такие сильные руки, что они могут сдавить хорошенькое горло — белое, хорошенькое горло, как у вас…

Что вы делали на моей лужайке? Я вас туда не звал. Не ждал. Вы пришли и склонились над моим лицом. Мне снились прекрасные, розовые сны, какие снятся, когда поет дрозд. Но должен вам сказать: дрозда у меня больше нет. Я его задушил. Дрозд был единственным моим сокровищем. Он уже никогда не запоет. Не порадует меня. Тихо и безжизненно будет в моем доме. Я испробовал на нем силу своих рук. Как славно сдавливать горло! Я пробудился. Тот смех был так пронзителен. Будто смеялись тысячи дьявольских глоток. А это были всего-навсего две