Жуазель - Морис Метерлинк

Лансеор. Но скажите наконец, в чем состояло это ужасное испытание?

Мерлин. Жуазель тебе о нем расскажет среди первых безмятежных поцелуев, которым вы обменяетесь после этой победы. Они лучше моих бедных слов скрасят все то, что в этом испытании кажется непростительным… Оно было опасно и почти невыполнимо… Жуазель могла выбрать различный путь… Она могла уступить, принести себя в жертву, могла пожертвовать своей любовью, могла прийти в отчаяние… мало ли еще что… Она не была бы тогда ожидаемой Жуазелью… Но существовала лишь одна тропинка, предначертанная судьбой, и ее она избрала, прошла до конца и спасла твою жизнь и вместе с тем свою любовь…

Жуазель. Итак, предписано, что любовь должна убить все, что пытается заградить ей дорогу…

Мерлин. Нет, Жуазель, не знаю… Не будем создавать законы из немногих обломков, собранных во мраке, который окружает нашу мысль… Но та, которая должна была свершить то, что хотела свершить, и была определена судьбой для моего сына… Предопределено было для тебя одной и, быть может, для тех, кто несколько походит на тебя, что они имеют право на любовь, которую судьба им указывает, и что эта любовь должна превозмочь несправедливость… Я тебя не сужу. Судьба тебя оправдывает… Я счастлив, что он тебя избрал среди всех женщин…

Жуазель. Отец мой… Я еще дрожу при виде этого оружия, которое одно мгновение… Простите меня, отец… я вас уже любила.

Мерлин. Я прошу тебя протянуть мне руку в знак прощения…

Жуазель. Нет, нет… Я протягиваю вам не холодные руки прощения… а руки, которые ласкают, любят и благодарят… Я понимаю теперь, почему, несмотря на свою ненависть, я не могла ненавидеть; то, что вы сделали, было труднее всего, что сделала я… так оно было жестоко… И когда я думаю о том, что прошло, я вижу, что вы, мой отец, перенесли испытание более тяжелое и более славное…

Мерлин. О нет, сужденное мне тяжкое испытание едва ли может быть тебе ведомо… Оно останется тайной моего сердца, которое вас любит и соединяет вас в себе, и, чтобы претворить в счастье эту слишком глубокую тайну, просит у вас, мои дети, лишь минуту ваших радостей — поцелуй, быть может, более продолжительный, чем тот, который обыкновенно мимоходом уделяют уходящим старцам.

Лансеор (бросаясь в его объятия). Отец!..

Жуазель (в свою очередь обнимая его). И мой отец!..

Ариэль (желая присоединиться к тесно сплоченной группе). Никто меня не видит и не думает уделить мне даже малой доли любви, вырванной моими невидимыми руками из скупых рук дней и годов.

Мерлин (улыбаясь). Я вижу тебя, Ариэль, ты любишь нас всех троих… Но Жуазель назначен поцелуй более пламенный, чем тот, который ты нам даешь… Иди же, обними ее… Испытание окончено и в моем старом сердце… Еще немного времени, и мы будем далеко от нее и далеко от всякой любви. (Ариэль припадает к Жуазель долгим поцелуем.)

Жуазель. Что вы сказали, отец, и с кем вы говорите? Мне кажется, точно цветы, которых я не могу сорвать, коснулись моего лба и ласкают мои губы…

Мерлин. Не отстраняй их; они печальны и чисты. Это моя бедная Ариэль распространяет их вокруг себя… Это моя невидимая дочь — добрая фея острова, которая вас открыла и защищала… Она хотела в последний раз слиться с вашей великой любовью и попросить свою долю, хотя бы самую скромную, в счастье, которым вы ей обязаны…

Жуазель. Где она? Я вижу перед собой только вас и Лансеора.

Мерлин. Разве ты думаешь, дочь моя, что мы видим все, что живет в нашей глубокой жизни?.. Будь ласкова и нежна к бедной Ариэль… Она тебе дает прощальный поцелуй, прежде чем удалиться, чтобы исчезнуть со мной в местах, где, по воле судьбы, завершится мой жребий…

Лансеор. Исчезнет вместе с вами… Мой отец, я не понимаю…

Мерлин. Не следует вопрошать тех, кому нечего больше сказать… Теперь все определилось… Благодаря неведомым богам я мог составить счастье двух сердец, наиболее мне дорогих… Но я бессилен, и вы бессильны во всем, что касается моего собственного счастья… Я иду навстречу моему жребию… Иду молча, чтобы не омрачить этот улыбающийся час, принадлежащий только вам. Я знаю, что меня ожидает, и тем не менее иду.

Жуазель. Нет, нет, отец… Вы не уйдете… Мы станем подле вас стеною, и, если вашей старости угрожает невидимая нам опасность, мы постараемся, по крайней мере, облегчить вашу боязнь… Когда трое любящих соединяются, чтобы вместе перенести горе, — горе превращается в ношу любви, и ее несут с радостью…

Мерлин. Увы, моя Жуазель… все было бы бесполезно… О, если бы угодно было богам, чтобы люди переживали лишь такие благостные страдания, как ваши… Не все тайные решения жизни так прозрачны и благостны… Но зачем говорить о том, что предопределено?.. Я еще здесь, в объятиях дорогих мне существ, и день моей печали еще не наступил. Насладимся же нашим часом с нежной грустью, спутницей великих радостей, внимая минутам любви, протекающим одна за другой в бледных лучах ночного света, в которых мы обнимаем друг друга, чтобы быть более счастливыми… Познать остальное люди еще не готовы…

Занавес.

1903

Примечания автора

Примечание 1 (действие третье, сцена вторая)

Если в театре оказалось бы невозможным представить правдоподобно превращение Мерлина, то этого легко избегнуть, выбросив все, что следует за восклицанием Жуазель. Сцена тогда примет следующий вид:

Жуазель (просыпаясь). Лансеор… (Узнав Мерлина, с ужасом) Вы…

Мерлин. Да, это я… Испытание тяжело и печально, и т. д.

Примечание 2 (действие пятое, сцена вторая)

Если бояться длиннот (как заметил Вилье де Лиль-Адан[12], монолог «быть или не быть», как вообще все, что говорит Гамлет, было бы сочтено теперь длиннотами), то можно, начиная с реплики Ариэль, ускорить развязку следующим образом:

Ариэль (стоя у подножия кровати, голосом серьезным и печальным). Господин…

Мерлин. Я вижу тебя, Ариэль, и повинуюсь.

Жуазель. Что вы сказали, отец, с кем вы говорите?

Мерлин. С той, которая открыла вам путь к счастью. Она посылает тебе теперь прощальный поцелуй, и я иду вслед за ней.

Жуазель. Прощальный поцелуй…

Лансеор. Отец…

Жуазель. Что это значит? Что произошло?..

Мерлин. Не следует вопрошать тех, кому больше нечего сказать… О, если бы угодно было богам, чтобы люди переживали лишь благостные страдания, как ваши, и т. д.

Остальное — как в заключительной тираде Мерлина.