Жуазель - Морис Метерлинк

источник которой мне неведом. Она, видимо, требует, чтобы малейшее счастье было орошено слезами. С целью поторопить счастье, я только заставил вас скорее пролить слезы, которые висели над вашим жребием. Со временем вы узнаете, благодаря какой силе я иногда управляю некоторыми явлениями и обладаю поражающим вас даром ясновидения; сила эта не имеет ничего волшебного и сверхъестественного, ибо она сокрыта в каждом из нас. Вы также узнйете, что я владею даром, по большей части бесполезным, читать в будущем несколько яснее и дальше, чем другие люди… Ища вас ощупью во времени и пространстве, я увидел, что вы созданы для единственной любви, самой, быть может, совершенной, какую только таят в своей тени два-три будущих столетия, которые я охватил взором. Вы могли бы соединиться после многих блужданий; но ожидаемую встречу нужно было ускорить из-за тебя, мой сын, которого, за отсутствием любви, настигла бы смерть… А с другой стороны, ничто не предназначало Жуазель для желанной любви, кроме лишь немногих и ненадежных примет и тех испытаний, которые ей предстояло одолеть… Поэтому я поторопил предопределенные испытания; все они были мучительны, но неизбежны; последнее будет решающим и самым тяжелым…

Лансеор. Тяжелым? Что вы хотите сказать? Оно, быть может, грозит опасностью Жуазель или другим?

Мерлин. Оно не грозит опасностью Жуазель, но оно в последний раз подвергает риску предопределенную любовь, с которой связана твоя жизнь. Вот почему, невзирая ни на что — ни на мое доверие, ни на предвидение, ни даже на уверенность — я все же боюсь и слегка дрожу с приближением решительного часа…

Лансеор. Если решение зависит от Жуазель, любовь может быть спокойна. Идите, не сомневайтесь; Жуазель всегда будет источником радости… Но я не понимаю, каким образом вы, зная будущее, не в силах предвидите ее торжество?

Мерлин. Я уже сказал, что Жуазель может изменить твое будущее своими поступками… Она обладает силой, которую я наблюдал только в ней одной… Вот почему я не знаю, не будет ли ожидаемая твоей любовью победа омрачена тенью и слезами.

Лансеор. Что вы хотите сказать?.. Вы чем-то обеспокоены… Что вы скрываете от меня? Как можете вы думать, что Жуазель станет когда-нибудь причиной слез или печали? Жуазель может принести только спасение, счастье и любовь!.. Вы еще не знаете, какое торжество, какая неугасающая заря таятся в ее голосе и в ее глазах, какие сокровища надежды, какие потоки веры исходят из малейшего слова ее уст, из улыбки, озаряющей ее чело… Но я отдаляю словами нетерпеливую победу. Идите, отец! Я остаюсь здесь, я буду ждать, глядя на проходящие минуты, до тех пор, пока радостный крик моей Жуазели возвестит мне, что любовь определила судьбу.

Мерлин обнимает Лансеора и медленно уходит.

Сцена II

Мерлин, Ариэль, потом Жуазель и Лансеор.

Та же зала, что в четвертом действии. Луна освещает ее голубыми лучами; направо, на мраморном ложе, сидит Мерлин. У изголовья, на ступеньках возвышения, на котором воздвигнуто ложе, стоит на коленях Ариэль.

Мерлин. Ариэль, час пробил, и Жуазель приближается… Я жертвую моей бесполезной жизнью, и все же я хотел бы, чтобы смерть, если это возможно, не омрачила самой пламенной и невинной любви, какую лишь носила земля… Но ты дрожишь, ты плачешь, ты скрываешь от меня глаза, расширенные от слез… Что ты видишь, дитя мое, почему ты глядишь на меня с таким ужасом?

Ариэль. Господин, умоляю тебя, откажись от этого испытания. Еще не поздно. Мой взор не проникает через окружающий его мрак… Оно, я вижу, я чувствую, может быть смертельным, потому что наши две жизни судьба вложила в руки обезумевшей и ослепленной девы… Я не хочу умереть. Есть другие исходы… Я всегда служила тебе, как твоя собственная мысль… Но сегодня я боюсь, что не смогу последовать за тобой… Ты хорошо знаешь, что моя смерть связана с твоей… Откажись; мы постараемся проникнуть в будущее на других путях; мы можем еще избежать опасности…

Мерлин. Я не могу отказаться от последнего испытания. Твой долг — бодрствовать для того, чтобы оно кончилось добром. Твой долг — остановить оружие, которое Жуазель готова поднять на нас.

Ариэль. Но я не знаю, смогу ли я это сделать? Жуазель разит так внезапно и глубоко, что ее движения ускользают от моих рук, от моих глаз, от самой судьбы… Я вижу только блеск занесенной стали… Все смешивается во мраке; моя жизнь и твоя зависят от одного движения неловкой руки.

Мерлин. Она здесь. Я слышу, как она ощупывает дверь. Повинуйся и молчи; я также повинуюсь… Бодрствуй, будь быстра и сильна… Я закрываю глаза и буду ждать судьбы.

Ариэль (обезумевшая от испуга). Откажись! Я не могу! Я отказываюсь! Я убегу!

Мерлин (повелительно). Молчи!

Он ложится на кровать, закрывает глаза и принимает вид человека, спящего глубоким сном. Ариэль, подавляя рыдание, падает на ступени. Налево, в противоположной стороне залы, открывается маленькая дверь, откуда входит Жуазель, закутанная в длинный плащ, с лампой в руке. Она делает несколько шагов и останавливается. Ариэль выпрямляется и прячется у ног Мерлина, незримая за занавесями ложа.

Жуазель (нерешительно останавливается, тяжело дыша и дрожа от страха). Я пришла… Я сделала последний шаг… До этой минуты, которой теперь время не в силах удержать и которая увидит нечто неизгладимое, до этой маленькой двери, которая вскоре захлопнется за двумя пленными жребиями, — до этих пор я знала все, что следовало делать… О! Я все верно обдумала… Оставалось только это и ничего другого… Только это казалось верным, справедливым и неизбежным. Но теперь все вдруг изменилось, и я все забыла… Есть другие силы, другие голоса… и вот я стою совсем одна, перед всем тем, что шепчет темная ночь… Справедливость, где ты? Справедливость, что надо делать? Я собираюсь действовать, ибо ты так хотела… Ты убедила меня, и ты меня толкнула… Там, только что, под несчетными звездами, которые освещали дверь, которые ты вызвала на небо, чтобы укрепить мой дух… Там не было сомнений! Сердце мое горело уверенностью всего, что дышит, согревает, любит и имеет право на любовь… Но лицом к лицу с поступком ты сама отступаешь, отрицаешь свои законы и покидаешь меня… О, я чувствую себя слишком одинокой, одинокой во власти неведомого, как слепая рабыня… Я ступала, не видя куда… Я не буду глядеть; я подниму свои безумные глаза на ложе лишь в ту