На огненной черте - Константин Михайлович Симонов

кричит?

М а р ф а  П е т р о в н а. Я кричу! За что женщину посреди улицы убили?

Р о з е н б е р г. Кто эта женщина?

Х а р и т о н о в. Это тут одна… Они шли ко мне. Там роды… соседка у них. И вот патруль выстрелил.

Р о з е н б е р г. Да, и правильно сделал. После пяти часов хождение запрещено. Разве нет?

Х а р и т о н о в. Да, конечно, совершенно верно.

Р о з е н б е р г. Если кого-нибудь застрелили после пяти часов — женщина это или не женщина, безразлично, — это правильно. А вас за то, что вы ходили после пяти часов, придется арестовать и судить.

М а р ф а  П е т р о в н а. Суди. Убей, как ее… (Наступает на него.) Так взяла бы за горло сейчас этими вот руками…

Р о з е н б е р г (поворачиваясь к двери в соседнюю комнату). Вернер! Позвоните дежурному! (Спокойно.) Кажется, придется вас повесить.

М а р ф а  П е т р о в н а. Вешай!

Р о з е н б е р г (Харитонову). Как ее фамилия?

Х а р и т о н о в. Сафонова.

Р о з е н б е р г. У нее, наверно, есть кто-нибудь в армии? Муж, сыновья?

Х а р и т о н о в. Нет. То есть, может быть, есть… я не знаю.

М а р ф а  П е т р о в н а. Есть. И муж есть, и сыновья есть. Все в армии.

Р о з е н б е р г. Придется повесить!

М а р и я  Н и к о л а е в н а (вдруг бросается к Марфе Петровне, обнимает ее, став рядом с ней). И у меня тоже сын в армии. И меня вешайте! Я вас ненавижу! Ненавижу!

Х а р и т о н о в. Маша, ты…

М а р и я  Н и к о л а е в н а. И тебя ненавижу! Всех вас ненавижу, мучителей! А вот мы — подруги, и сыновья у нас у обеих в армии. Да… (Рыдает.)

Входят  д в о е  с о л д а т.

Р о з е н б е р г. Возьмите… (Секунда колебания.) Вот эту. (Указывает на Марфу Петровну.) А эту оставьте.

Х а р и т о н о в. Спасибо, господин капитан. Она не будет больше…

М а р ф а  П е т р о в н а. Благодари, благодари, иуда, в ножки поклонись.

Солдаты хватают ее за руки.

Плюнула бы этому немцу в морду, да лучше тебе плюну! (Плюет в лицо ему.)

Солдаты выталкивают Марфу Петровну. Мария Николаевна, обессилев, плачет.

Х а р и т о н о в. Господин капитан. Вы не обращайте внимания. Она это так… Нервная женщина. Они, правда, подруги были.

Р о з е н б е р г. Ничего, доктор, я прощаю вашу жену, помня о ваших заслугах. (Говорит отчетливо, глядя на Марию Николаевну.) Я же не могу забыть ваших заслуг. Ведь вы же как-никак составили мне список на семнадцать коммунистов и вчера еще на пять. Вы же мне указали местонахождение начальника милиции Гаврилова. Вы же меня предупредили, где спрятан денежный ящик вашего банка. Вы же… Впрочем, я не буду перечислять, этот перечень, кажется, расстраивает вашу жену. Она плачет, вместо того чтобы радоваться, что вы нам так помогли. Ну ничего, успокойте ее. (Уходит в соседнюю комнату.)

Молчание.

М а р и я  Н и к о л а е в н а (тихо). Это все правда?

Х а р и т о н о в. Правда. Да-да, правда! Ты говори спасибо, что ты жива после того, что наделала!

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Я не хочу быть живой, мне все равно. Если бы не Коля, я хотела бы только умереть.

Входят  Р о з е н б е р г  и  В е р н е р.

Р о з е н б е р г. Мария Николаевна, не забудьте про чай.

Мария Николаевна выходит.

(Вернеру тихо.) Сейчас мы произведем интересный психологический этюд. Еще немножко изучения нравов, того самого, которое, вы так не любите… Доктор!

Х а р и т о н о в. Слушаю.

Р о з е н б е р г. Я надеюсь, что вы нам искренне преданы, доктор?

Х а р и т о н о в. Искренне, господни капитан.

Р о з е н б е р г. И все, кто борется против нас, — это и ваши враги, доктор? Так или не так?

Х а р и т о н о в. Так, господин капитан.

Р о з е н б е р г. Как так? Точнее.

Х а р и т о н о в. Враги, господин капитан.

Р о з е н б е р г. И когда они погибают, вы должны этому радоваться, доктор?

Х а р и т о н о в. Да, должен, господин капитан.

Р о з е н б е р г. Нет, точнее. Не «должен», а «рад». Так ведь?

Х а р и т о н о в. Рад, господин капитан.

Р о з е н б е р г. Я надеюсь, что ваша жена сказала неправду и ваш сын, конечно, не борется против нас?

Х а р и т о н о в. Нет, господин капитан, к сожалению, это правда, он в армии. Я с ним давно уже в ссоре, но он в армии.

Р о з е н б е р г. К вашему большому сожалению?

Х а р и т о н о в. Да, господин капитан, к сожалению.

Р о з е н б е р г. И если бы его уже не было в армии, то ваши сожаления кончились бы?

Х а р и т о н о в. Конечно, господин капитан.

Р о з е н б е р г. Подойдите сюда поближе. (Закрывая удостоверение одной рукой, оставляя только карточку.) Это лицо вам знакомо?

Х а р и т о н о в. Николай!

Р о з е н б е р г. Я вижу, знакомо. (Открывая все удостоверение.) Здесь, на этой дырке, доктор, ваши сожаления кончились. Вы можете быть довольны. Ваш сын уже не в армии. Правда, я лично не видел, но я в этом уверен. Можете уже не сожалеть.

Харитонов молчит.

Ну как, вы рады этому, доктор?

В е р н е р. Розенберг!

Р о з е н б е р г (поворачиваясь к нему, холодно). Да? Одну минуту терпения. Значит, вы рады этому, господин доктор? (Резко.) Да или нет?

Х а р и т о н о в (сдавленным голосом). Да, рад.

Р о з е н б е р г (Вернеру). Ну вот видите, Вернер, доктор рад. И мы с вами сомневались в нем совершенно напрасно. Вы можете идти, доктор. Мне все ясно. Спасибо за откровенность. Вы поистине преданный человек. Это очень редко в вашей стране и тем более приятно.

Харитонов выходит.

В е р н е р. Зачем вся эта комедия? Если нужно расстрелять — расстреляйте или скажите мне, если вы сами неврастеник и не умеете. Но то, что вы делаете, — это не солдатская работа.

Р о з е н б е р г. У вас устарелые взгляды, Вернер. Изучение нравов входит в наши обязанности.

В е р н е р. Вы мне осточертели с вашим изучением нравов. Я завтра же попрошусь в полк, чтобы больше не видеть вас с вашим изучением нравов. Я буду убивать этих русских, будь они прокляты, но без ваших идиотских предварительных разговоров, которые мне надоели.

Р о з е н б е р г. Вы не будете пить чай?

В е р н е р. Нет. (Выходит.)

Х а р и т о н о в  входит и бессильно прислоняется к притолоке. Входит  М а р и я  Н и к о л а е в н а  с самоваром.

Х а р и т о н о в (тихо). Маша! Послушай, Маша!

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Что тебе?

Х а р и т о н о в. Я хочу тебе сказать…

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Что еще ты хочешь мне сказать?

Х а р и т о н о в. Я хочу тебе сказать… Нет, не могу. (Уходит.)

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Сейчас я принесу заварку.

Р о з е н б е р г (искоса смотрит на нее, держа в руке удостоверение). У вас, оказывается, был сын в армии?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Почему был? Он в армии и есть.

Р о з е н б е р г. Нет, был. Или, как говорит ваш муж, к сожалению, был. Но теперь, как говорит опять-таки ваш муж, его, к счастью, нет. Но знаете, ваш муж рад, что его нет.

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Что вы говорите? Что вы говорите?

Р о з е н б е р г. Нет… вы не подумайте только, что это имеет какое-то прямое отношение ко мне. Я не был бы так жесток с матерью. Но ко мне случайно попало вот это. Поэтому я и говорю «был».

Мария Николаевна сжимает в руках удостоверение, тупо смотрит на него и так, не выпуская, садится за стол. Сидит молча, оглушенная.

(После паузы.) Я бы не рискнул