Сделка. Я тебе верю (СИ) - Беж Рина

Желая подольше оставаться незаметной, смещаюсь в сторону от полоски света, падающей из зала, и облокачиваюсь на широкие мраморные перила.

На улице уже смеркается. Периметр частной территории гранд-отеля освещается подсветкой в виде больших пузатых шаров, насаженных на копья кованного забора.

Но это нисколько не отвлекает от прекрасного вида на реку. Даже наоборот подчеркивает красоту газона из клевера, плавно спускающегося к воде, а там завершающегося широкими мраморными ступенями и небольшим пирсом.

— Хорош, красавчик. Я бы его... м-м-мм.

Томный женский голосок отвлекает от любования бликами, скользящими по темной воде, и помимо воли заставляет прислушаться.

Разворачиваюсь и осматриваю двух дамочек лет тридцати или чуть более. Они стоят у входа на балкон. На границе света и тьмы, лицом к залу, поэтому меня, прикрытую тенью теплого вечера, не замечают.

— Ты про того блондинчика рядом с Шаталовыми? — приподнимая бокал с шампанским, вторая задает направление, куда стоит смотреть.

— Аха. Горячий мужик, согласись?

— Ну да, ничего так.

— Ничего? — фыркает первая возмущенно. — Шутишь, подруга? Да он — ходячий секс просто. Я на него только гляжу, а у меня уже мурашки по всему телу табуном несутся.

— Кать, ты вообще-то замужем, — с улыбкой старается ее приземлить вторая. — И я, кстати, тоже, если забыла.

— 0Й, Юль, ну и что такого? — тут же, хитро щурясь, маневрирует первая. — Я ж его не в койку тащу, а просто эстетически наслаждаюсь редким экземпляром.

— Еще скажи: нагуливаешь аппетит, чтобы потом прийти домой и досыта «наесться» тем, что есть в наличии.

— А вот и скажу. Мой-то домашний экземпляр в отличие от этого мачо давно в ширпотреб превратился. Твой львенок, кстати, тоже. Не обессудь.

— Да я и не спорю.

Девушки переглядываются и задорно смеются, а затем отходят, чтобы с кем-то поздороваться.

Пользуюсь моментом и покидаю балкон. А заодно бросаю взгляд в ту сторону, куда так долго пялились гостьи Шаталовых, и почти не удивляюсь, понимая о ком шла речь.

Иван Тихомиров. Высокий, подкаченный. Блондин с темно-синими глазами и такой острой линией челюсти, что об нее, кажется, можно порезаться.

У меня в груди тоскливо ноет. Это перманентная боль, с которой я живу последние пять лет и, наверное, буду продолжать жить дальше. Не зря ж говорят, первая любовь не забывается. А у однолюбов еще и не проходит. Никогда.

4.

ДАРЬЯ

Везет, как утопленнику — это точно про меня.

Направляясь в сторону супруга, который уже во всю вертит головой, явно меня выискивая, — неужто Олюшка наскучила? Или просто переживает, что какую-нибудь дичь выкину? — забираю в сторону, чтобы не пересечься с Тихомировым и компанией мужчин в темных деловых костюмах, его сопровождающих. Однако не учитываю одного важного момента: если Иван что-то задумывает, то непременно доводит это дело до конца.

— Здравствуй, Даша.

Застываю словно парализованная, ощущая, как по спине бежит холодок, а тело покрывается мурашками.

Еще не оборачиваясь, я уже точно знаю, кто находится за спиной. Низкая тональность и глубина — этот голос невозможно забыть, невозможно спутать ни с каким иным. Даже не общаясь с человеком туеву кучу лет, узнаю его моментально.

Как и запах, тут же заполняющий пространство и забивающий собой мои легкие.

Специи и сандал. Всё неизменно.

Никогда не любила восточные ароматы, предпочитая более свежие цитрусовые нотки, но этот... с первого дня нашего знакомства с Тихомировым он вскружил мне голову. И до сих пор, оказывается, кружит, что очень пугает.

Тело, будто закодированное, действует самостоятельно, поворачиваюсь и вот уже пару секунд спустя стою прямо перед Иваном. Лицом к лицу.

Краем сознания отмечаю, что он изменился, но не сильно, хотя столько лет прошло.

Он всегда был выше Ярослава, более статный, широкоплечий, с сильным телом.

Теперь же к этому добавилась жесткость и властность.

Иван, словно существо другого мира, и притягивает к себе внимание с первой секунды. Скуластое гладковыбритое лицо, смуглая кожа, будто выжженные солнцем соломенные волосы. Красив, харизматичен, силен. Его истинно мужская энергетика и манера двигаться выдает в нем матерого хищника и, скорее отталкивает, чем завлекает Слишком пугающая аура, слишком гипнотическая и порабощающая волю.

Мужчина открыто смотрит мне глаза и явно ждет ответа.

Читаю во взгляде обычную доброжелательность, узнавание, сдержанный интерес всё то, как если бы спустя годы встретились старые знакомцы, и им есть, о чем поболтать.

Молчать дальше слишком странно. Да и вокруг столько взглядов, которые буравчиками въедаются под кожу.

— Здравствуй, Иван, — растягиваю на губах подобающую случаю улыбку и протягиваю ему руку.

Моя ладонь тонет в его большой смуглой. На какой-то миг чудится в его взгляде горячая искра, но тут же все исчезает, как не бывало. А он уже непринужденно склоняется к моему уху, будто вокруг слишком шумно, и с ходу выдает:

— Очень рад тебя видеть.

Неужели?

— Взаимно.

Ответ отыгрываю на автомате.

И словно это понимая, мужчина вновь ловит мой взгляд, а уголок его губ едва заметно дергается в кривоватой усмешке. Циничной усмешке, которую я слишком хорошо помню.

Внезапно хочется оказаться отсюда подальше. Исчезнуть, раствориться, забыть нечаянную встречу, как неверный сон, который будоражит, но вместе с тем причиняет боль, вновь и вновь раскалывая на части давно разбитое сердце.

Стараюсь отвернуться и краем глаза цепляю Ярослава.

Муж, увидев меня рядом с Тихомировым, резко напрягается и подается вперед, совсем как хищник перед броском. И только холеная ручка Оленьки, мертвой хваткой вцепившаяся в рукав пиджака, заставляет его оставаться на месте.

— Как поживаешь, Даша? Как семейная жизнь? Счастлива?

С каждым новым вопросом Ивана сердце все больше ускоряется. Перед глазами мелькает всё, что между нами когда-то было, и какую роль в моей жизни он сыграл.

И, наверное, увидь я сейчас в его глазах циничное превосходство, наплевала бы на то, что тут полно народу, на свои обязательства, ошейник и поводок, развернулась и ушла.

Пожалуй, так оно и было бы.

Но в темной синеве сквозит лишь обычное любопытство. Во всяком случае, так оно ощущается. Будто прошло время, мы стали старше, всё забылось, переболело, и теперь он просто рад меня видеть, как и сказал.

— Благодарю, всё хорошо, — пустая улыбка вновь замирает на моих губах.

Да, Иван прав, что бы ни случилось в прошлом, сейчас мне не за что его винить. Да и тогда, пять лет назад, тоже было не за что.

Пусть он был старше, умнее, опытнее, а я всего лишь сикухой на пороге девятнадцатилетия, сплоховала именно я. Я и только я. Потому что не сумела разглядеть вероломство и цинизм, спрятанные под маской дружелюбия.

Не испытывая потребности и дальше рвать душу, размыкаю губы, чтобы пожелать хорошего вечера и распрощаться, но Тихомиров задает новый вопрос:

— Тебя можно поздравить с будущим материнством?

Нечитаемый взгляд темно-синих глаз медленно соскальзывает на мой плоский живот, а затем вновь возвращает внимание лицу.

И вот тут меня срывает. Внутри разливается горечь, а губы сами собой дергаются в едкой усмешке.

— Меня — нет. Не стоит. Но можешь поздравить с этим знаменательным событием моего мужа и его любовницу.

Веду подбородком в сторону голубков, стоящих в компании моего свекра и не только. Оба семейства сегодня — просто не разлей вода.

— Разве Ольга не суррогатная мать?

Иван прищуривается, а мне хочется рассмеяться в голос. Громко, от души. Но я себе этого не позволяю, слишком крепкие прутья у клетки, в которой меня держат.

Один неверный шаг в сторону — моментально последуют санкции.

Так рисковать я не готова.