От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России - Ирина Владимировна Юкина

От всех рассадников науки

Стояли массы в стороне

И к свету знания оне

Вотще протягивали руки444.

(г-н Вейнберг,

инспектор Коломенского женского училища)

Кризис патриархатной семьи

Происходила ломка всех домашних и семейных отношений, воспитания детей, даже формы прически и одежды.

О. К. Буланова-Трубникова

Выпьем мы за того,

Кто «Что делать?» писал,

За героев его,

За его идеал.

Из студенческой песни

Здесь рассматривается семья образованных классов, преимущественно дворянская, наиболее чувствительная к социальным изменениям.

Хорошо известно, что преобладающая в обществе форма семьи служит точным индикатором уровня модернизации общества. Одновременно с процессами урбанизации и индустриализации, развития индивидуализма и грамотности в обществах начинают преобладать нуклеарные семьи, состоящие из родителей и несовершеннолетних или неженатых детей.

Российское поместное дворянство традиционно проживало расширенной семьей. Расширенная семья включала в себя не только супружескую пару с детьми, но и родственников, не находящихся между собой в брачных отношениях, и даже не родственников. Не родственники не имели, как правило, своей семьи, хозяйства, источников существования и проживали в чужих семьях в силу патриархальных семейных традиций дворянства.

Внутрисемейные отношения в дворянских семьях также строились на патриархатных принципах, как и семьи других сословий России. Это выражалось:

– во всевластии главы семьи;

– в иерархичности внутрисемейных отношений;

– в строгой дифференциации ролей, функций и статусов в семье по полу и возрасту;

– в приоритете социальной роли члена семьи над его личностью445.

Автономия семьи от общества была слабой, что делало внутрисемейные проблемы публичными. Проступки и нарушения, такие как неуважение к родителям, адюльтер, аборт, превышение родительской власти и т. д., рассматривались «как уголовные преступления, то есть как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела»446.

Семья стала той сферой жизнедеятельности общества, в которой противостояние новых и старых идеалов, идей, норм проявлялось особенно ярко, и, что очень важно, это касалось каждого члена общества.

Поиски нового социального идеала семейных и супружеских отношений развивались в контексте идей отмены рабства. Иерархические, патриархатные отношения в семье как бы увековечивали ненавистную абсолютную власть. Старая модель семьи – «старозаветная», патриархальная – одновременно угнетала и мужскую, и женскую личность и вызвала к жизни мощный протест со стороны молодого поколения.

Особенно угнетенное положение в семье занимала женщина, зависимая экономически, социально и психологически. Подчиненное положение женщины отражало ситуацию с гражданскими правами и свободами самих мужчин. Изменение положения женщины в семье осмыслялось российской интеллигенцией как необходимый шаг на пути реформ.

Молодое поколение пересматривало морально-этические нормы, зафиксированные в «Домострое»447 и перешедшие в официальную идеологию и частично в Свод законов Российской империи. И хотя на протяжении всего XVIII века и в начале XIX века власть главы семьи постоянно и неуклонно ограничивалась частными законодательными актами, но сила обычая поддерживала ее вплоть до рассматриваемого времени – конца 1850‐х годов.

В предреформенные и пореформенные годы шел процесс ломки традиционных внутрисемейных отношений, изживания архаических форм семейной организации, шел поиск нового социального идеала семьи: «почти в каждой из старых дворянских семей новая жизнь боролась за свои права среди развалин старой»448. В первые пореформенные годы это вылилось в критику семьи, разрыв молодого поколения со старым. Проблема «отцов и детей» стала характерной чертой 1860‐х годов. Семья воспринималась молодежью обоего пола как препятствие к личной свободе. «Мне то и дело приходилось быть свидетельницей, как молодежь обоего пола уходила из-под родительского крова»449, – вспоминала шестидесятница Е. Н. Водовозова.

Об этом писала С. В. Ковалевская:

Можно сказать, что в этот промежуток времени, от начала 60‐х до начала 70‐х годов, все интеллигентные слои русского общества были заняты только одним вопросом: семейным разладом между старыми и молодыми. О какой дворянской семье ни спросишь в то время, о всякой услышишь одно и то же: родители поссорились с детьми. И не из‐за каких-нибудь вещественных, материальных причин возникали ссоры, а единственно из‐за вопросов чисто теоретических, абстрактного характера. «Не сошлись убеждениями!» – вот только и всего, но этого «только» вполне достаточно, чтобы заставить детей побросать родителей, а родителей – отречься от детей. Детьми, особенно девушками, овладела в то время словно эпидемия какая-то – убегать из родительского дома. В нашем непосредственном соседстве пока еще, бог миловал, все обстояло благополучно; но из других мест уже приходили слухи: то у того, то у другого помещика убежала дочь, которая за границу – учиться, которая в Петербург – к «нигилисткам»450.

Следует напомнить, что то же самое сделала и сама С. В. Ковалевская, хотя и под прикрытием фиктивного брака, как и ее родная сестра А. В. Корвин-Круковская.

Толкали девушек на уход из дома не только причины социально-экономического порядка, но и осознание ценности своей личности, «требование жизни для себя», ощущение деспотизма патриархатной семьи, протест против рутинной жизни в семье с регламентацией, неизбежным подчинением и принуждением как определяющими моментами женской жизни.

Кризис семьи вылился в пренебрежение к единственно признаваемому законом церковному браку. Широкое распространение среди молодежи получил фиктивный брак. Это тоже была форма протестного поведения.

То, что фиктивный брак стал только что не разновидностью обычного брака в среде русской интеллигенции, свидетельствовал А. М. Скабичевский:

Фиктивные браки с целью освобождения генеральских и купеческих дочек из-под ига семейного деспотизма <…> сделались обыденным явлением жизни451.

Примеров множество: князь А. С. Голицын – выпускник училища правоведения