Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана - Сара Камерон

понимают поселение кочевников на землю лишь в самой «упрощенной форме», как строительство дома и выделение земли: «…в результате ставка на очередность, не поняли, что оседание – комплекс социально-хозяйственных мероприятий по коренной перестройке кочевого хозяйства»512. Кроме того, как отмечали деятели Оседкома, никто, казалось, не понимал, что делать с этими хозяйствами после того, как они осядут на землю: «Ни один наркомат, ни одна краевая и окружная организация не имеют ясного представления о том, что же они будут делать в связи с переводом на оседлость почти 90 тысяч казакских хозяйств»513.

Но в то время, как Оседком пытался начать свою работу, происходило оседание на землю по совершенно иному сценарию: к оседанию приводила быстрая коллективизация кочевых районов и разграбление стад, принадлежавших кочевникам. Вопреки директивам, предусматривавшим поэтапную коллективизацию, многие кочевые районы коллективизировались так же быстро, как и оседлые. И хотя это было совсем не то оседание на землю, за которое агитировала партия, оно служило тем же самым целям: освобождению «излишков» земли и перекачке ресурсов – труда и животных – государству. Эта атака на кочевой образ жизни опиралась на лозунг «оседание на базе сплошной коллективизации», подчеркивавший, что скорость превыше всего. В Челкарском районе, где казахи составляли большинство населения, а на февраль 1930 года не было ни одного колхоза, окружной партком решил коллективизировать 55% населения и создать несколько больших совхозов. Челкарский чиновник описал хаос, начинавшийся после сгона стад животных, принадлежавших кочевникам:

Нужно отметить, что по вопросам коллективизации в животноводческих районах работники не имеют никаких указаний. Районные и даже окружные работники не знают практически, как подойти к коллективизации в животноводческих районах. Уполномоченные, работающие в аулах, которые, кстати сказать, очень плохо инструктировались, знают, что всех нужно коллективизировать, что нужно собрать скот, но что же дальше делать – никто на этот вопрос ответить не может514.

В Сыр-Дарьинском округе районные активисты получили приказы создать четыре совхоза по 80 тысяч овец в Сары-Суйском районе и четыре совхоза по 100 тысяч овец в Таласском районе; расследование, которое позднее проводил секретарь ЦИК Казахстана Абдолла Асылбеков, пришло к выводу, что «эти планы, эти цифры строились без всякого учета возможностей осуществления их». Отметив полное отсутствие какого бы то ни было жилья для колхозников и загонов для овец, Асылбеков сухо отметил: «Даже трудно сказать, что эти цифры взяты с потолка, потому что, когда берут цифры с потолка, и то думают об этом и сомневаются в том, что эти цифры подходящие»515.

На Украине, в РСФСР и других хлебородных регионах ведущую роль в коллективизации играли опытные члены партии и рабочие из Москвы и других промышленных центров, ставшие известными как двадцатипятитысячники после решения ЦК отправить на руководство коллективизацией 25 тысяч рабочих. Именно они обучали местные кадры516. Тысяча двести этих активистов прибыли в Казахстан, но едва ли кто из них проводил коллективизацию в кочевых районах республики517. Вместо них руководили уполномоченные, избираемые окружными парткомами. В своем расследовании Асылбеков указал на товарища Сафонова, отправленного руководить коллективизацией в Таласском районе, как на типичного представителя этой группы. Он был «батрак, только что перед отъездом в Талас выдвинутый, малограмотный, который по приезде в район предупредил о том, что он является выдвиженцем и очень мало разбирается в вопросе о коллективизации»518.

Пост уполномоченного стал карьерным лифтом для многих молодых и малообеспеченных казахов. Одним из самых знаменитых казахов, оказавшихся в числе уполномоченных, был Шафик Чокин, впоследствии ставший президентом Академии наук Казахстана. Большую часть его детства семья Чокина жила в бедности, на доход от одной-единственной дойной коровы. Его отец умер от пневмонии, когда мальчику было всего шесть лет от роду519. В 1930 году, когда Чокин был еще подростком, окружной партком выбрал его уполномоченным по конфискации, сопровождавшей коллективизацию. Чокин вспоминал: «Как и многие другие, я с упоением воспринял „знак доверия партии“, когда меня отобрали в бригаду уполномоченным»520. Чокин был направлен на конфискацию в Чубартауский район, находившийся вдали от его родного Баянаульского района. Это решение, как вспоминал Чокин, отнюдь не было случайным: «Направляли нас так далеко, видимо, потому, что в местах тех, для многих из нас незнакомых, нет родных, близких, просто знакомых»521. Работа Чокина как уполномоченного была высоко оценена начальством: ему даже предложили место секретаря Чубартауского райкома, но он отказался от этого поста, предпочтя стать студентом Среднеазиатского института инженеров и техников ирригации, который находился в Ташкенте522.

Уполномоченных и других местных исполнителей подталкивали к максимально быстрому проведению коллективизации, и это влекло беззакония и перегибы. Халим Ахмедов (Ғалым Ахмедов), переживший голод, вспоминал, что поведение многих активистов (белсендiлер) соответствовало казахской поговорке «Попроси подстричь волосы – голову снесут» (Шаш ал десе, бас алған). Активисты перевыполняли планы по заготовкам, силой заставляя население повиноваться523. В Аксуйском районе, как обнаружил окружной чиновник, местные кадры принимали решения совершенно произвольно: «Болтаются, ездят из аула в аул, мне кажется, занимаются вообще нечистым делом (едят ворованное мясо, помогают прирезать)». Не лучше вели себя и районные активисты: «На словах за колхоз, на деле его разлагают. Никто из 150 бельсенды [«активист» по-казахски] никакой не несет работы»524. В Каркаралинском районе представитель государственной инспекционной комиссии отметил: «Рядовой колхозник, вступая в колхоз, отдает всё, и за ним остается только право безотказно работать и голодать». Колхозные активисты распределяли скот и зерно бесконтрольно, и любой из них мог избить или застрелить колхозника, просто «если тот чем-либо оказался ему не по душе». В одном ауле колхозные активисты вышвырнули из колхоза десятки людей. Эти люди, полуодетые, босые (активисты забрали их обувь), оставшиеся без пристанища в разгар зимы, потеряли пальцы ног из-за мороза525. Особенно тяжело переносили коллективизацию старики. Мухамет Шаяхметов, переживший голод, вспоминал, как активисты подняли его больную бабушку с кровати, забрав ее матрас, одеяла и шаль. Через два дня бабушка, глубоко потрясенная тем, что произошло, скончалась526.

Очень часто уполномоченные обнаруживали, что в кочевом районе, который им поручено коллективизировать, вообще нет партийного руководства. Эта проблема вставала особенно остро на уровне аулов, и некоторые уполномоченные сами создавали импровизированное партийное руководство: «В худшем случае [уполномоченный] сам собирает несколько человек, называя их „активистами“, и на заседании этих активистов составляют план действий»527. В других случаях партийное руководство существовало, но не слишком соответствовало «государству рабочих». В пятнадцатом ауле Илийского района, как сообщал глава ЦИК республики Ельтай Ерназаров, жену муллы приняли в партию и сделали председателем