Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

охраны границы. Выдвижение войск в исходные районы проводилось под видом учений за 1–2 суток до начала наступления. Радиосети вновь прибывавших соединений работали только на приём, связь между Ставкой, штабами фронтов и армий поддерживалась с использованием машинных шифраторов, за несколько суток до начала Маньчжурской наступательной операции были сменены все шифроключи.

В июле 1945 г. главное командование Квантунской армии с опозданием на месяц начало проводить спешную мобилизацию разведорганов для действий в период войны. В 3 раза увеличилась численность службы радиоразведки и криптоанализа, были образованы 3 оперативных центра («особые охранные отряды») и 5 партизанских отрядов. Однако закончить мобилизацию и слаживание разведорганов штаб объединения не успел, в связи с чем подавляющее большинство из них после начала войны не сумело наладить получение достоверной информации о советских войсках и развернуть разведывательно-диверсионную деятельность в тылу Красной армии.

Оперативные группы погранвойск НКВД и Смерш захватили в ходе Маньчжурской, Южно-Сахалинской и Курильской наступательных операций служебную документацию ряда разведывательных пунктов и отделений ИРУ, задержали практически весь руководящий состав разведки Квантунской армии и 5-го фронта, пресекли деятельность большинства из подготовленных ими ДРГ.

В дальнейшем фильтрационная работа по поиску сотрудников и агентов японской разведки велась в лагерях военнопленных. Несмотря на то что в отношении ряда из них были вынесены судебные решения о применении наказания в виде смертной казни, к 1957 г. 80 % бывших сотрудников японской военной разведки вернулись на родину.

Заключение

К моменту вывода японских войск с территории советского Дальнего Востока осенью 1922 г. военная разведка империи представляла собой хорошо организованную многоуровневую структуру, принципы деятельности которой были заложены в конце XIX в. и апробированы в ходе Русско-японской войны. Основу разведывательной организации армии составляли легальные резидентуры под прикрытием военных атташатов при дипломатических представительствах в Берлине, Таллине, Риге, Варшаве, Стамбуле и сеть так называемых «японских военных миссий», развёрнутых на Дальнем Востоке, в Сибири, Маньчжурии и Забайкалье в 1918–1919 гг. для контроля за марионеточными режимами и ведения агентурной разведки в Дальневосточной республике.

После вывода экспедиционной армии из Приморья японское правительство взяло курс на нормализацию отношений с Советским Союзом и в 1925 г. заключило двустороннее соглашение о возобновлении дипломатических и торговых контактов. Поскольку стратегической целью Японии являлся захват северо-востока Китая с дальнейшей экспансией в Юго-Восточную Азию и вытеснение оттуда Соединённых Штатов Америки, в соответствии с утверждённым в 1923 г. «Курсом национальной обороны империи» Токио стремился избежать войны с нашей страной. Действуя в рамках этой доктрины, в 1922–1931 гг. военная разведка Японии активно участвовала в подготовке агрессии на материке, рассматривая деятельность против СССР как второстепенное направление, и занималась главным образом сбором сведений о военном и экономическом потенциале нашей страны, её мероприятиях по укреплению позиций в Китае и Корее, избегая проведения подрывных акций против Советского Союза в любой форме.

Главными центрами японской военной разведки в советском приграничье до так называемого «маньчжурского инцидента» (1931) являлись эвакуированные с согласия Чжан Цзолиня в Маньчжурию из Советской России военные миссии в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ, а также резидентура Корейской армии во Владивостоке. В своей деятельности они опирались на членов японской диаспоры в Приморье и Северной Маньчжурии, отряды белых партизан, выводимую в Забайкалье и на Дальний Восток маршрутную агентуру из китайцев, корейцев, белоэмигрантов и контрабандистов, информаторов среди служащих советских дипломатических и торговых организаций в Харбине и на Китайско-Восточной железной дороге. Однако деятельность ЯВМ ограничивали регулярные сокращения штатов и их недостаточное финансирование со стороны Военного министерства, массовый отток японских мигрантов с Дальнего Востока и из Забайкалья, а также разобщённость белоэмигрантских организаций в Китае. Кроме того, в 1924–1927 гг. советские органы государственной безопасности сумели перехватить линии связи Токио с владивостокским генконсульством и головной миссией в Харбине, в силу чего японская военная разведка лишилась большей части своих агентурных позиций в Приморье и Приамурье.

Хотя командование Квантунской армии дважды – в 1924 и 1927 гг. – пыталось заручиться согласием Военного министерства на расширение разведаппарата в Советском Союзе за счёт организации новых резидентур на Дальнем Востоке, в Сибири и Забайкалье под прикрытием японских дипломатических и торговых представительств, вплоть до 1932 г. правительство уклонялось от реализации каких-либо предложений по усилению разведки на материке, опасаясь возможных дипломатических осложнений в случае разоблачения её агентуры.

В целях расширения источников получения достоверной информации о СССР японская военная разведка наладила в 1919–1923 гг. тесное взаимодействие с ГШ Польши, Латвии, Эстонии, Франции и Германии, которые, как полагали в Токио, имели надёжные агентурные позиции в СССР. Однако советские органы госбезопасности заблаговременно перехватили их разведывательные каналы, поэтому в 1922–1925 гг. передавали японцам специально подготовленную дезинформацию, содержавшую завышенные данные о численности личного состава, танкового и авиационного парков Красной армии, что, по замыслу советского руководства, должно было удерживать Токио от нападения на нашу страну.

Ситуация не изменилась и после учреждения в 1925 г. легальной резидентуры под прикрытием военного атташата при посольстве Японии в Москве. Практически сразу её личный состав попал под плотное наружное наблюдение, шифропереписка военного атташе с 1927 г. перехватывалась и читалась Спецотделом ОГПУ, из его сейфа регулярно изымалась служебная документация, почта посольства и ВАТ перлюстрировалась при перевозке через Советский Союз, к сотрудникам резидентуры была подведена агентура из военнослужащих Красной армии и лиц женского пола.

Не оправдала себя и ставка японской военной разведки на использование разведчиков под видом транзитных путешественников или стажёров русского языка. В 1927 г. советское правительство перекрыло этот канал поступления разведывательной информации, ограничив пребывание японских офицеров в СССР их стажировкой в воинских частях на условиях взаимного прикомандирования советских военнослужащих к японской армии.

Со всей очевидностью недостатки в организации разведывательного аппарата Генштаба Японии в СССР вскрылись во время советско-китайского конфликта на КВЖД в 1929 г. Московская резидентура черпала сведения из открытых печатных изданий, бесед с официальными представителями НКИД и НКВМ и сообщений польского военного атташе. Военные миссии в Северной Маньчжурии не имели постоянных агентурных позиций в Приморье и Забайкалье, поэтому получали информацию от маршрутных агентов, дезертиров, командования китайских войск, пассажиров и проводников КВЖД. В ходе конфликта маньчжурская ЯВМ утратила связь с Харбином, что привело к задержкам в получении Токио сведений о развитии обстановки на 2–3 дня.

Тем не менее советско-китайский конфликт 1929 г. позволил японской военной разведке оценить уровень боевой подготовки Красной армии, превзошедший царский период. Последующий анализ, проведённый Разведуправлением Генштаба, выявил техническое отставание Японии от СССР в насыщенности Вооружённых сил танковой и авиационной техникой, средствами ведения химической войны, в том числе на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Доклады харбинской миссии и легальных резидентур Генштаба в Европе и Азии свидетельствовали