Александр Колпакиди - Все о внешней разведке

Первый раз Мей побывал в Чикаго в январе 1944 года, второй раз — в апреле 1944 года, когда про­водил там ряд экспериментов как на первом графито­вом реакторе, так и на более новом, работающем на тяжелой воде. В августе 1944 года Мей приехал в Чикаг­ский университет в третий раз. Целью этой поездки были консультации с сотрудниками Аргоннской лабо­ратории по поводу установки реактора в Чок-Ривере. Последняя поездка Мея в Чикаго состоялась осенью 1944 года и продолжалась с 25 сентября по 30 октября. Столь частое общение Мея с американскими учеными позволило ему быть в курсе основных достижений «Манхэттенского проекта».

По неизвестным причинам ГРУ долгое время не вы­ходило на связь с Меем, хотя легальная резидентура военной разведки начала действовать в Оттаве с июня 1943 года. И только в феврале 1945 года ее резидент пол­ковник Николай Заботин (Грант) получил приказ Цент­ра установить с ним контакт через Сэма Карра (Шмуля Когана). Карр, национальный секретарь Компартии Ка­нады, в 1924 году был завербован ОГПУ, а в 1943 году передан на связь канадской резидентуре ГРУ, где прохо­дил под псевдонимами Сэм и Фрэнк. Заботин, не желая, чтобы НКГБ был в курсе оперативной деятельности его резидентуры, послал в Москву телеграмму, в которой просил разрешения установить связь с Меем при помо­щи своего сотрудника, и в конце кондов добился прика­за действовать самостоятельно.

В мае 1945 года сотрудник оттавской резидентуры лей­тенант Павел Ангелов (Бакстер) получил задание встре­титься с Меем. Приехав в Монреаль, Ангелов установил адрес Мея и направился прямо к нему домой. Мей, явно не ожидавший, что и в Канаде ему придется сотрудни­чать с советской разведкой, сделал попытку уклониться от контакта, сославшись на то, что старая связь с Моск­вой оборвалась и что он находится под наблюдением контрразведки.

Но Ангелов был настойчив. «Довольно грубо,— вспоминал потом Ангелов, — я ему сказал, что не верю этому. Во-первых, пришло для него задание из Москвы, а во-вторых, если доктор Мей откажется, то у него самого возникнет повод для серьезного беспо­койства». В результате Мей согласился на продолжение сотрудничества и получил указание подготовить док­лад о проводимых в Канаде и США исследованиях по атомной бомбе.

Выполняя указания своего оператора, Мей в мае 1945 года вновь обратился за разрешением посетить Аргоннскую лабораторию. Однако на этот раз руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Лесли Гровс отказал ему в этом. Позднее он так мотивировал это решение:

«Хотя у меня не было причин подозревать его (Мея. — А. К.), — он прошел проверку на благонадежность еще в Британии, — мне не хотелось, чтобы он так много знал  о самых последних разработках. Именно по этой причине весной 1945 года я не дал ему разрешения посетить лабо­раторию».

Но, несмотря на все трудности, Мей успешно вы­полнил поставленное перед ним задание. С мая по сен­тябрь он несколько раз встречался с Ангеловым и пере­дал ему много ценных материалов. Здесь, как кажется, имеет смысл привести воспоминания самого Мея отно­сительно его контактов с сотрудниками ГРУ в Канаде: «Когда я находился в Канаде, со мной вступил в кон­такт человек, личность которого я раскрывать воздер­жусь. Очевидно, он знал, что я работаю в Монреальской лаборатории, и хотел получить от меня информацию по атомной энергии.

Я тщательно проанализировал вопрос о правомерно­сти того, что развитие атомной энергетики должно быть прерогативой лишь США. Я принял очень болезненное для себя решение о том, что следует предать общей гласности информацию по атомной энергии, и был се­рьезно уверен в том. По этой причине я решил принять предложение этого человека. После предварительной встречи я еще несколько раз виделся с ним в Канаде. Он потребовал от меня представить образцы урана и общую информацию.

На одной из встреч я передал ему микроскопические образцы урана-233 и урана-235. Уран-235 был немного обогащен, находился в небольшой стеклянной трубочке и представлял собой миллиграмм окиси. Уран-233 со­ставлял десятую часть миллиграмма и был нанесен тон­чайшим слоем на платиновую фольгу.

Я также передал этому человеку письменный док­лад о ядерных исследованиях — все, что было мне из­вестно...»

Доклад, составленный Меем и переданный им Ангелову в конце июня, был предельно четким и исчерпыва­ющим. В нем была описана конструкция бомбы, ее дета­ли и отдельные узлы, а также технологические процессы их изготовления. В нем также была представлена подроб­ная схема организации атомного проекта в США и Ка­наде: структура проекта, фамилии ученых и военных и т. д., были перечислены сверхсекретные объекты и заво­ды в Оук-Ридже, Чикаго, Лос-Аламосе, Хэнфорде, Чок-Ривере, дано их четкое описание, назначение, состав выпускаемой продукции. Отдельно прилагался список ученых, через которых можно было установить контакт с участниками атомного проекта. Получив доклад Мея, Заботин 9 июля 1945 года послал в Центр телеграмму:

«Директору № 241

Факты, переданные Алеком:

1.   Испытания атомной бомбы были проведены в Нью-Мехико. Бомба, сброшенная на Японию, сделана из урана-235. Известно, что выход урана-235 на заводе магнит­ного разделения в Клинтоне составляет 400 граммов в день... Планируются к публикации научно-исследователь­ские работы в этой области, но без технических подроб­ностей. Американцы уже выпустили книгу об этом.

2.   Алек передал нам пластину с 162 микрограммами урана в форме окиси на тонкой пленке...»

Сам доклад Мея и образцы урана было решено от­править в Москву не с дипломатической почтой, кото­рую посчитали ненадежной, а с заместителем Заботина подполковником Петром Мотиновым (Ламонт), кото­рый должен был возвращаться в СССР для получения нового назначения в США. Прилетевшего в Москву Мотинова на аэродроме встречал лично начальник ГРУ генерал-лейтенант Кузнецов. Вот как вспоминает об этом сам Мотинов:

«На аэродроме меня встречал сам Директор [Кузне­цов]. С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая сто­яла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.

— А кто там был? — спросил я потом Директора.

— Это Берия, — прошептал Директор.

А от ампулы с ураном у меня до сегодняшнего дня мучительная рана — и приходится менять кровь по не­скольку раз в год».

Сотрудничество Мея с оттавской резидентурой ГРУ продолжалось до сентября 1945 года, когда его в связи с окончанием работ в Чок-Ривере отозвали в Англию. Уз­нав об этом, Заботин оговорил с Меем условия встречи в Лондоне и сообщил о них в Москву:

«...Условия встречи — 7, 17 или 27 октября на улице перед Британским музеем. Время 11 часов вечера. Опоз­навательный знак — газета слева под мышкой. Пароль: сердечный привет Майклу».

В середине сентября Мей благополучно прибыл в Англию и в скором времени устроился на работу препо­давателем в Королевском колледже в Лондоне. А за не­сколько дней да этого, 5 сентября, из оттавской рези­дентуры ГРУ бежал шифровальщик лейтенант Игорь Гу­зенко (Кларк). Предатель передал канадской контрраз­ведке множество документов, среди которых были ко­пии донесений агента Алека в Москву и условия связи с ним в Лондоне. Полученная от Гузенко информация была немедленно доведена до руководителя особого отдела Скотленд-Ярда подполковника Леонарда Барта, кото­рый получил указание срочно установить личность таин­ственного Алека. Барту, который работал в плотном кон­такте с МИ-5, не составило труда выяснить, что под псевдонимом Алек скрывается доктор Аллан Мей.

За Меем, получившим у английских контрразведчи­ков кличку Первоцвет, было установлено круглосуточ­ное наблюдение. Однако и 7, и 17, и 27 октября он находился дома. Не было также замечено никаких при­знаков появления в эти дни советского агента у Бри­танского музея. Но подполковник Барт продолжал вы­жидать. И лишь после того как 3 февраля 1946 года аме­риканское радио сообщило о раскрытии в Канаде со­ветской шпионской группы, а 15 февраля премьер-министр Канады Маккензи выступил с официальным за­явлением по этому поводу, он решил действовать. 15 февраля Барт позвонил Мею на работу в Шелл-Макс-Хаус и пригласил посетить Управление по атом­ной энергии, сказав, что ему надо навести некоторые рутинные справки. Во время беседы за чашкой чая Барт заявил Мею, что ему известно о его сотрудничестве с советской разведкой и о несостоявшейся встрече у Бри­танского музея. Несколько растерявшийся Мей после продолжительного раздумья признался, что действи­тельно, находясь в Канаде, встречался с русским в пе­риод с января по сентябрь 1945 года и передал ему об­разцы урана. Однако, несмотря на признание, арестова­ли Мея только 4 марта.