Александр Колпакиди - Все о внешней разведке

Среди переданных Отэ материалов необходимо на­звать документы Генерального штаба японской армии, штабов Квантунской и Корейской армий, Главного жандармского управления, полиции, генерал-губернаторства Кореи, японской разведки и контрразведки. Но самое главное— он передал Чичаеву документ, имев­ший высшую степень секретности, содержание которо­го было немедленно доложено И. Сталину. Это был ме­морандум, составленный в 1927 году премьер-мини­стром и министром иностранных дел Японии генера­лом Танакой, в котором излагалась: программа японс­кой военной экспансии и борьбы за мировое господ­ство. Позднее эту программу назвали «Меморандум Танаки». Для того чтобы понять важность этого докумен­та, необходимо ознакомиться с некоторыми выдержка­ми из него:

«Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить США... Но для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать весь мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами...

Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией яв­ляется первым шагом».

Относительно СССР в «Меморандуме Танаки» выс­казывались следующие планы:

«В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богат­ствами Северной Маньчжурии».

Чуть позднее текст «Меморандума Танаки» был пере­дан в Москву и харбинской резидентурой внешней раз­ведки. В Кремле были обеспокоены агрессивными плана­ми Токио и поэтому пошли на беспрецедентный шаг. В 1929 году «Меморандум Танаки» был опубликован в ки­тайском журнале «Чайна критик». Несмотря на офици­альные опровержения японского правительства, эта пуб­ликация на некоторое время вынудила Токио отказаться от провокаций в отношении СССР. Что касается даль­нейшей судьбы программы Танаки, то в 1946—1948 годах она фигурировала на Токийском международном трибу­нале по делу японских военных преступников в качестве документа № 169.

Однако, понимая всю серьезность угрозы со стороны Японии дальневосточным территориям СССР, кремлев­ское руководство требовало от резидентур внешней раз­ведки в Японии, Китае и Корее новые сведения о пла­нах и практических действиях Токио в Китае, Маньчжу­рии и Монголии. Например, в Сеул было направлено следующее указание:

«В дальнейшей работе особенное внимание обращай­те на выявление всяких фактов подготовки агрессии про­тив СССР вообще и советских интересов в Северной Маньчжурии, Монголии и на Дальнем Востоке в част­ности»[82].

Выполняя это указание, сотрудники сеульской рези­дентуры активизировали работу по приобретению источ­ников в японской армии и спецслужбах. Так, при помо­щи Отэ в период с 1928 по 1932 год были завербованы офицеры штаба Корейской армии Чон и Тур, сотрудни­ки Главного жандармского управления Сай и Пи, служа­щий Корейского генерал-губернаторства Мак, военно­служащий Кан и другие. О ценности поступаемой от них информации можно судить по характеристике агента Тура, которую дал в 1935 году резидент ИНО НКВД в Сеуле Георгий Павлович Каспаров:

«Завербован в 1932 году... Регулярно дает большое количество материалов, исключительно подлинников.

Дал много ценных материалов по японской разведке в СССР, подготовке Японии к войне, международной политике Японии и т. д. Основные группы добываемых материалов:

1)   секретные сводки и журналы Генерального штаба и других центральных органов;

2)    сводки и оперативные документы японских орга­нов в Маньчжурии— штаба Квантунской армии, Хар­бинской военной миссии и других военных миссий;

3)    сводки и другие разведывательные и оперативно-стратегические материалы штаба Корейской армии;

4)   описание маневров, руководства по боевой подго­товке и т. п. материалы военного министерства»[83].

1906 -?

Успешно работал в Корее.

С мая 1944 по январь 1945 г.— резидент внешней раз­ведки в США под прикрытием должности вице-консула в Сан-Франциско.

С января 1945 по конец 1946 г.— резидент в Мексике под прикрытием должности первого секретаря посольства.

В 1949—1952 гг. — резидент в Японии.

Что же касается Отэ, то в 1932 году он по указанию своего оператора Евгения Михайловича Калужского до­бился перевода в Харбин в местное жандармское управ­ление.

1902— 2.02.1940. Лейтенант ГБ.

Родился в г. Екатеринославе. В 1930—1932 гг. работал в Японии, вел ценного агента Абэ.

Арестован 28 марта 1939г. в должности переводчика НКВД СССР. Расстрелян 2 февраля 1940 г.

Реабилитирован в 1956 г.

Это было связано с тем, что в 1931 году Япония оккупировала Маньчжурию, а в 1932 году создала на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го. Именно там размещались теперь основные японские службы, осуществляющие проведение в жизнь «Мемо­рандума Танаки». Поэтому в Центре решили, что Отэ лучше всего находиться там. Сотрудничество Абэ с со­ветской разведкой продолжалось до января 1939 года, после чего из Москвы поступило указание прекратить с ним всякие контакты. Причиной тому стали репрессии, обрушившиеся в это время на разведку, и охватившая всех и вся шпиономания. В Москве Отэ обвинили в том, что он вербовал шпионов в пользу японской разведки, и над ним нависла угроза физической ликвидации. Правда, опасность вскоре миновала, а в 1945 году со­трудники внешней разведки разыскали Отэ в одном из советских лагерей для военнопленных, после чего его дело было пересмотрено, а сам он полностью реабили­тирован.

В начале 30-х годов руководство внешней разведки во главе с Артуром Христиановичем Артузовым предприня­ло ряд усилий для активизации работы токийской рези­дентуры. Для этого в 1934 году из Японии был отозван резидент И. И. Журба (Шебеко). Он, как уже говори­лось, был резидентом с 1931 года, но не сумел органи­зовать продуктивную работу. А на его место был назна­чен Борис Игнатьевич Гудзь, перед которым была по­ставлена задача найти агента в японской контрразведке с целью полностью лишить японцев возможности про­никать в полпредство.

Род. 08.1902. Полковой комиссар (1937).

Родился в семье агронома, социал-демократа, а по­зднее коммуниста. Учился в Тульском коммерческом учи­лище.

В 1919 г. вступил добровольцем в Красную Армию, слу­жил в нестроевых частях на Западном и Юго-Западном фронтах. В 1921 г. окончил Школу военных мотористов. Пос­ле демобилизации в 1922 г. приехал в Москву, работал на автобазе Наркомата путей сообщения и учился в Горной академии.

В 1923 г. по рекомендации А. X. Артузова, лично знавше­го родителей Б. И. Гудзя, принят на работу в ОГПУ. Рабо­тал в 5-м отделении КРО, которое занималось агентурной охраной границы, и в 6-м отделении, которое боролось с белогвардейским подпольем. Принимал участие в операции «Трест».

В 1925 г. вступил в ВКП(б).

В 1932—1934 гг. Б, И. Гудзь — начальник контрразведы­вательного и иностранного отделений 00 ПП ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю в Иркутске. Руководил в тече­ние двух лет операцией «Мечтатели» по легендированию на советской территории подставной контрреволюционной организации с целью войти в доверие к белоэмигрантским центрам.

В 1934—1936 гг. — помощник резидента ИНО ГУГБ НКВД в Японии под именем Гинце Борис Александрович и прикрытием должности третьего секретаря полпредства СССР. Успешно выполнял задания по обеспечению безо­пасности полпредства и приобретению агентуры в японс­кой контрразведке.

В апреле 1936 г. по просьбе А. X. Артузова, ставшего к тому времени заместителем начальника Разведупра, Б. И. Гудзь был переведен в военную разведку. Работал на японском направлении, занимался делом Зорге.

В июне 1937 г. уволен в запас РККА. Работал шофером автобуса, начальником колонны.