Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов

безуспешно искавший документы о причастности их бывшего владельца к созданию «Протоколов Сионских мудрецов». После Второй мировой войны следы архива Рачковского затерялись.

Часть 4

НЕ ТОТ ГЕРОЙ

«СЛИШКОМ СВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК…»

Назначение Л.Ратаева руководителем заграничной агентуры. — Ветеран политического сыска. — Интерес советских историков. — Ратаев о своем служебном и нравственном долге. — Театральные увлечения полицейского. — Современники о профессиональных качествах Ратаева. — Послужной список Ратаева. — Присяга полицейского. — Специалист по части агентуры, — Тайный руководитель Особого отдела. — Система «сердечного попечения». — Общие беды Департамента полиции. — «Кошки-мышки» с революционерами — Агентура как спорт. — Инициативы и достижения Ратаева. — Распад полиции.

Руководителем Заграничной агентуры после отставки П. И. Рачковского в ноябре 1902 года был назначен начальник Особого отдела Департамента полиции Леонид Александрович Ратаев. Его имя — пожалуй, одно из самых известных в истории политического сыска России. И это не случайно. Леонид Александрович работал в Департаменте полиции едва ли не со времени его основания, являлся, что называется, ветераном политического сыска. Именно он долгие годы являлся наставником и фактическим руководителем супер-провокатора Евно Азефа. Предотвращение целого ряда крупномасштабных террористических актов, которые готовили социалисты-революционеры, — его несомненная заслуга. В течение многих лет Ратаев держал в своих руках, по сути дела, всю секретную агентуру Департамента полиции. В должности заведующего Заграничной агентурой он подчинил своему непосредственному влиянию практически все, ранее самостоятельные, центры русской политической полиции в Европе.

Однако, как замечает В. С. Брачев в книге «Мастера политического сыска дореволюционной России», должного внимания историков фигура Ратаева так и не привлекла. Все симпатии советской историографии были на стороне тех, кто боролся с государством, подрывал устои империи, а не тех, кто их защищал. Интерес для советских историков более всего представляла подпольная террористическая деятельность «Народной воли» и «Боевой организации» социалистов-революционеров. Идеализация и героизация этих организаций и их членов происходила в советское время в полном согласии с генеральной идеологической линией партии коммунистов. Число книг, статей и диссертаций, посвященных «подвигам» гриневицких, Халтуриных, балмашевых и других террористов, беспощадно расправлявшихся с царскими министрами, губернаторами, генералами и жандармами, поистине необозримо. Их имена составляли гордость отечественной истории «по-советски». Улицы в центре города «трех революций» — Ленинграде — носили имена самых известных террористов дореволюционной России.

Брачев отмечает, что Ратаев имел «несчастье» принадлежать к прямо противоположному сорту людей. В искоренении терроризма и нейтрализации усилий революционеров всех мастей вкупе с «прогрессивной общественностью», направленных на подготовку революции в России, он видел не только служебный, но и свой прямой нравственный долг. Крайняя скудость литературных данных о Ратаеве вследствие этого закономерна: не тот, так сказать, «герой» Уж слишком яркой, нестандартной фигурой он казался на блеклом фоне своих сослуживцев по Департаменту полиции.

Представитель старинного дворянского рода, страстный, увлекающийся человек, Ратаев в свободное от свиданий со своими агентами время ухитрялся писать неплохие пьесы для театра и даже выступать в ролях «первого любовника» в спектаклях петербургского драматического кружка. Пьеса «Облачко», написанная этим полицейским чиновником, шла на сцене знаменитого Александрийского театра. Уже после революции другая его пьеса, «Дон Жуан Австрийский», ставилась в 20-е годы советскими театрами в Ярославле и Харькове. Зная об увлечении Ратаева театром, его подчиненные стремились не отставать от своего шефа. Своими драматургическими опытами был известен, например, служивший в Департаменте полиции выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета Зайцев, который участвовал в петербургском драматическом кружке в качестве суфлера.

Оценки профессиональных качеств Ратаева весьма разноречивы: «Человек далеко не глупый, Ратаев не был пригоден для этого ответственного поста»; «Светский человек, Дон Жуан и записной театрал, к своей полицейской работе он относился как чиновник»; «Больше двух десятилетий службы в Департаменте на ответственных постах дали ему знание техники полицейского «дела»; «Что же касается собственно сыска, то им он интересовался только по обязанности, он его не захватывал, свою душу ему он не отдавал». И тому подобное. Так отзывались о Ратаеве те, кто в то время стоял во главе Департамента полиции. Его начальники даже открыто говорили, что Ратаев, занимающий ответственный пост по Департаменту, — «пятно на полиции» Подобную характеристику дает Ратаеву и Б. И. Николаевский в книге «История одного предателя: Террористы и политическая полиция».

Аналогичное мнение о Ратаеве сложилось и в среде его сослуживцев. Влиятельный жандарм А. И. Спиридович обвинял Ратаева в непоправимых промахах и характеризовал его в своих воспоминаниях «Записки жандарма» как «красивого, светского Дон Жуана, любителя-театрала, слывшего в Петербурге под кличкой „корнет Отлетаев“». Да и непосредственный начальник Леонида Александровича — директор Департамента В. К. Плеве — считал его «слишком светским человеком для работы в политическом сыске».

Недалеким человеком числил Ратаева «охотник за провокаторами» В. Л. Бурцев. Как человека легкомысленного и необязательного характеризует его уже в наше Время историк Ф. М. Лурье. Однако относиться к заключениям такого рода следует осторожно: едва ли человек, характеризуемый подобным образом, мог занимать самые ответственные посты в полиции на протяжении более чем двух десятилетий. А ведь Ратаев пришел в Департамент полиции чуть ли не в самый момент его образования. Как бы то ни было, Ратаев, по словам известного историка Н. Н. Яковлева, «не был мелкой сошкой в лабиринте охранки».

Родился Леонид Александрович 4 января 1857 года в селе Берники Ярославской губернии (отсюда и его театральный псевдоним — Берников). Ратаевы — дворянский род, происходивший, согласно преданию, от татарина Солохмира. Правнук Солохмира, Степан Иванович Комчеев по прозвищу Ратай, и считается родоначальником Ратаевых. В конце XVII века они подвизались при московском дворе как стольники и стряпчие. Род Ратаевых был внесен в шестую часть родословной книги Тульской и Ярославской губерний.

Отцом Л. А. Ратаева был управляющий императорской охотою надворный советник Александр Николаевич Ратаев. Мать — Варвара Петровна Веберг, урожденная Михайлова. Как видно из послужного списка Александра Николаевича на 1868 год, никаких имений за ним до получения в 1865 году наследства от родной тетки Нееловой не числилось. Это, как надо полагать, и послужило причиной его возвращения на службу в 1872 году. Умер Александр Николаевич 11 апреля 1877 года. Сыновья и дочери его воспитывались и обучались за счет казны в Училище правоведения, Патриотическом институте и других учебных заведениях. Не стал в этом отношении исключением и Леонид Ратаев, определенный в августе 1876 года в Николаевское кавалерийское училище. После успешного окончания курса он был произведен 16 апреля 1878 года в корнеты и назначен в петергофский лейб-гвардии Уланский полк. С ноября 1880 по июль 1881 года Ратаев прикомандирован к штабу дивизии «для письменных занятий». Ничто, казалось, не предвещало коренных