Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов

их префектурах, но и помогали ей всеми возможными средствами. В 1887 году Рачковский убеждал префекта французской полиции Фраг-нона, что враги российского самодержавия во Франции не могут представлять интересы русских людей, как они утверждают, поскольку идеи свои почерпнули у западных радикалов, которых Фрагнон, конечно же, презирал, а все их сообщники — евреи, украинцы или поляки.

В 1886 году Рачковский ходатайствовал о награждении ряда чинов парижской префектуры во главе с префектом Гроньоном и указывал на необходимость тесного контакта в будущем. Он, в частности, писал: «При успешности названного ходатайства наши политические отношения с местной префектурой, как первенствующим полицейским учреждением в Париже, несомненно, должны стать на вполне прочные основания, укрепивши за мною возможность действовать без всяких внешних стеснений со стороны г. Гроньона и его подчиненных, а также и пользоваться их прямыми (хотя, конечно, негласными) услугами во всех потребных случаях».

В короткий срок Рачковский сумел завязать прочные связи с французской прессой, получив, таким образом, возможность влиять на общественное мнение не только Франции, но и других европейских государств. Он всегда щедро платил французским журналистам за статьи и материалы прорусского толка. На службе у Рачковского находились крупные парижские журналисты того времени, с помощью которых он не только организовывал кампании против русских политэмигрантов, но и подготавливал французское общественное мнение к мысли о необходимости франко-русского союза. К примеру, завербованный им Жюль Гансен, родом датчанин, принявший французское подданство, бывший советник французского Министерства иностранных дел и влиятельнейший парижский журналист, за 400 франков в месяц снабжал все крупнейшие газеты Франции статьями, прошедшими предварительную редакцию Рачков-ского. Жюль Гансен был, между прочим, близок с русским послом в Париже, бароном Моренгеймом, с которым познакомился еще в Копенгагене, где Моренгейм был тогда посланником. Среди сотрудников Рачковского, кроме Гансена, были и другие, не слишком щепетильные в нравственном отношении французские журналисты: Калометт из «Фигаро» и Мора из «Пти Пари-зьен». Тот факт, что глава Заграничной агентуры сам дал конспиративное имя «Ратмир» писателю Раймонду Ре-кули, говорит о том, что для сбора информации были завербованы несколько литераторов. Весьма вероятно, что Рачковский умышленно преувеличивал роль своих фаворитов-журналистов, чтобы платить им хорошее жалованье.

Рачковский на посту шефа заграничной охранки чувствовал себя весьма свободно, действовал по собственному усмотрению, часто совершал экстравагантные поступки, с деньгами обращался весьма вольно, однако начальники оставались весьма довольны результатами его работы. К 1894 году он ежегодно получал из Петербурга 300 тысяч, франков на свои нужды, сверх этого его жалованье составляло 12 тысяч франков. Рачковский любил роскошь и заработал на парижской фондовой бирже достаточно, чтобы купить виллу в столичном предместье Сен-Клу.

Шеф Заграничной агентуры установил дружеские контакты с политическими деятелями, депутатами, дельцами. Его особняк посещали самые высокие чины в иерархии европейских правительств. Благодаря этому ему удавалось оказывать ощутимые услуги Министерству внутренних дел Российской империи, российскому внешнеполитическому ведомству и другим министерствам. Рачковский действительно поставил свою деятельность «на широкую ногу»: во всех фешенебельных ресторанах Парижа официанты знали «general russo» в лицо и оказывали должное уважение за щедрые чаевые.

«Если бы вы встретили его в обществе, — писал о Рачковском хорошо его знавший глава ордена мартинистов в Париже знаменитый Папюс (Жерар д’Анкосс), — я сомневаюсь, почувствовали бы вы хоть малейший испуг, ибо в его облике не было ничего, что бы говорило о его темных делах. Полный, суетливый, с постоянной улыбкой на губах, он напоминал скорее добродушного, веселого парня на пикнике; у него была одна приметная слабость — он страстно охотился за нашими маленькими парижанками, но он один из самых талантливых агентов во всех десяти европейских столицах». Сам себя Рачковский причислял к «чернорабочим», доставлявшим интригующим против Департамента полиции ведомствам «манну небесную» в виде результатов «тяжелой и неблагодарной возни с революционной средой». Что касается методов его деятельности, то они не были оригинальными. По свидетельству одного из чиновников Департамента полиции, «все сводилось у него к одному — деньгами нужно купить того-то и того-то; нужно дать тому-то и тому-то. Иногда пустить деньгами пыль в глаза через агента. Он, по-видимому, был убежден, что за деньги можно купить все и каждого».

Департамент полиции уделял большое внимание вербовке секретной агентуры из числа нелегальных противоправительственных партий. Особенно большая работа в этом направлении была проделана Рачковским. Ко времени его руководства политическим сыском относится разработка специальной инструкции по организации и ведению внутреннего агентурного наблюдения. Действие этой инструкции распространялось и на Заграничную агентуру.

С приходом Рачковского деятельность Заграничной агентуры значительно активизировалась во многом благодаря тому, что к сотрудничеству в охранку было приверчено несколько очень способных агентов. Одним из них был Бинт, которого еще Корвин-Круковский завербовал в 1883 году, другим — Абрам Геккельман (он же Ландезен-Гартинг. в полицейской переписке — сотрудник Л.), опытный агент, часто менявший имена и нигде не задерживавшийся надолго, — будущая звезда полицейской провокации и шеф Заграничной агентуры, «духовный» наследник Рачковского. Особо доверенными его агентами были поляк В. Милевский и еврей Л. Гольшман, рукой которого и написано большинство докладов Рачковского.

Активным агентом Рачковского был Л.Д. Бейтнер. Сын чиновника, будучи изгнан из Нижегородского ка-дртского корпуса в 1890 году за сбыт украденных у купца Кояомнина денег, он отсидел по приговору владимирского окружного суда 7 месяцев в тюрьме, затем уехал за границу, поступил в Цюрихский университет в Швейцарии и в 1892 году сделался сотрудником Заграничной агентуры. С этого времени Лев Бейтнер начал играть значительную, но далеко еще не выясненную роль в деятельности Заграничной агентуры. Как провокатор он участвовал 16(28) января 1894 года в анархической демонстрации в Цюрихе, был арестован, но вызволен Рачковским. В конце 90-х — начале 900-х годов жил в Лондоне, следил за старыми народовольцами и Бурцевым. Кроме провокаторской деятельности Бейтнер занимался и шпионажем, постоянно разъезжая по Европе. Охранная кличка Бейтнера была «Москвич»; умер он в Копенгагене в 1907 году. Бейтнер освещал П. Э. Панкратьева, помогавшего Бурцеву отправлять его издания в Россию. Истинная роль Панкратьева Бейтнеру и Рачковскому была неизвестна. Между тем он являлся сотрудником Петербургского охранного отделения. Панкратьев был публично разоблачен в 1901 году социал-демократической газетой «Искра». Активная деятельность Бурцева как пламенного проповедника террористической борьбы с царизмом в это время становится серьезным препятствием и большой угрозой для российского полицейского начальства. «В. Бурцев, — пишет в „Минувшем" разоблачитель агентов охранки Менщиков, — в качестве адепта террора был под усиленным наблюдением заграничной агентуры. Рачковский знал, как Бурцев в разговорах объяснял тайную цель издания „Былого", что он говорил о Панкратьеве, кого рекомендовал в России. Корректуры издания Бурцева препровождались в Департамент полиции вместе