Не для меня - Александр Викторович Егоров

письмо. Она ответила. Так началась история нашей любви, а точнее ее продолжение. Что я чувствовал, спросите вы? Не знаю. Тепло ее сердца накатывало на меня из каждой буквы и каждой строки ее умилительных, детских писем. В первый момент я просто растерялся. Я просто не знал, что ей написать. Свой послужной список? Сказать ей, что я пекарь или шофер? Как быть? Что делать? Я вообще не понимал, что мне делать дальше с этой ситуацией. Так же как и с тем временем, что так тягуче тянулось в ожидании ее первого ответа. Что мне напишет она? Как мы будем общаться? Короче, полная ерунда. Мне 45, ей 16. Разные вселенные, не говоря о внутреннем мире. Не упоминая уж про мои подвиги, отмеченные там, в реестре нашей службы. Куда я попал? Куда меня занесло? Сидел бы себе тихо в своем окопе и пересчитывал бы остатки денег на своем скромном счету. По крайне мере там все было ясно. Это я и про вспаханную пулями землю и про пластиковую карту в заначке пиджака. И там, и там, все было предельно ясно и понятно. Тут же, в этой идиотской ситуации, я совсем растерялся. А как поступили б вы? Как поступил бы каждый из нас, попади он в такую непредсказуемую ситуацию, имя которой Любовь? Вот и я про то же. Многие из нас на земле искали ответ на этот вопрос. Как вы думаете, нашли? Вот то то и оно. Поэтому то, классики мировой литературы, их произведения, надолго остаются в наших сердцах, как люди, открывшие миру тайну Вечности. Они писали о ней сквозь призму великой тайны. Чрез призму Любви между мужчиной и женщиной, открывшуюся им в откровении их чувств. Но хватит философии. Приступим к делу. Взялся за гуж не говори, что не дюж. Сколько не откладывай дела в долгий ящик, но надо их решать. Как говорил наш Михалыч:

– Как не тяни, а спирт во фляжке заканчивается быстрее, чем вода.

Если вы помните, ее звонок застал меня в атаке на укрепления противника. Конечно же, как и было запланировано, мы сделали там все, что могли. Задание было выполнено и меня окончательно списали в запас. Точнее на пенсию. С этой стороны я теперь был совершенно свободен. Но как я уже писал где-то выше, бывших сотрудников у нас не бывает. Так же, как и пенсионеров в том понимании, которое складывается у людей при воспоминании о пенсион возрасте, плюшевых тапочках, газетки в руках и мягкого дивана под спиной. Я работал. Много. Упорно. Жестко. Над чем, спросите вы? Не над чем, а почему. Переход от службы на пенсию, у нас всегда происходит очень долго. Т.к. при резком сбросе темпа, такой человек погибает. Его организм просто не выдерживает вакуума бездействия. Но сегодня заканчивается мой реабилитационный период. Все кончено. И моя отставка, свершившийся факт. Меня окончательно списали в запас и теперь Я СВОБОДЕН! Вот теперь у меня, раз, два три…… десять, двадцать… сто лет отпуска. Вы думаете, что мне было грустно? Наверное, да. Ведь вся наша жизнь сложена из привычек и традиционных наборов поведения. Вся наша жизнь сродни длинному и однообразному колесу событий. Которые прерываются непродолжительными периодами болезни или неурядиц, которые мы переживаем сидя дома и не выходя на улицу. Но во всей своей основе жизнь подразумевает движение. Это движение обрамлено в непрерывную череду знакомых и редко изменяемых обстоятельств. Так, по крайней мере, сложена жизнь взрослого человека. Как живет ребенок? Да еще влюбленный ребенок, мне понять очень сложно. Но может быть тем и интересней? Я не знаю. Помню ее первое письмо, написанное мне с такой детской простотою, что у меня просто опустились руки. Она писала:

– Здравствуйте Алекс. Я Вас совсем не знаю, но я Вас люблю. Я не знаю, что происходит со мною, но я Вас очень прошу. Не бросайте меня, пожалуйста.

Вот ж, кочерыжкина мама! Тут и каменное сердце лопнет от преизбытка крови. Мне было по-настоящему больно. И по-настоящему, хорошо. Я ответил. Мы быстро нашли общий язык. Она умилительно описывала мне свои походы в школу. Я писал ей о том, как я глупо поступил, выйдя играть на площадку. Она писала мне, что это была самая счастливая ошибка в ее жизни. Ну, одним словом, если вы читали, когда ни будь подобные письма, то тепло двух сердец наверняка согревало ваши души, так же, как и ее письма согревали мою. Но все заканчивается в этой жизни. Неизбежность решений, принятых там, далеко, где-то выше неба, всегда оформляется в неизбежность движения к цели. Моя цель теперь была только она. Мой пенсионный список заслуг лежал у меня в кармане. Моя карточка была наполнена заработанными мною деньгами. Родни у меня не было. Друзья остались далеко на задании. Я был окончательно и бесповоротно СВОБОДЕН! Осталось дождаться встречи с любимым мне человеком. Любимым? Сказал и осекся. Что есть любовь? Вопрос из разряда не разрешимых. Любовь – это болезнь? Сумасшествие? Преступление против природы? Или преступление против своего внутреннего мира? Когда ты просто обязан, впустить в него другого человека. Да что там впустить! Когда другая душа врывается в твой внутренний мир, и он безвозвратно погибает, пытаясь спасти остатки прошлой жизни. Но он не успевает противостоять натиску любви и все твое существо просто тает от присутствия другого мира. Который рождает нечто такое прекрасное, но еще такое неизведанное и поэтому непонятное, и страшное. Страшное не в том смысле ужасного действия или неисправленных, многочисленных ошибок, произошедших в твоей жизни, а в смысле непознанного тобою чувства. Поэтому страшного в своей неизведанности, но приятного и непостижимого в своей нежданной радости, чувства любви. Короче, я влюбился. Влюбился в эту девчушку, как последний пионер в летнем лагере влюбляется в свою пионервожатую. Окончательно. Бесповоротно. На всю оставшуюся жизнь. Мне было радостно, спросите вы? Конечно же! Я как-то размяк душою и мир вдруг заиграл совсем другими красками. Я, конечно, иногда хулиганил и писал ей совсем отвратительные письма. Как я был глуп! Друзья, какой я был дурак! Прошу вас, не пишите влюбленным в вас людям таких писем. Лучше вообще ничего не пишите. Это сродни преступлению. Вот сейчас и только сейчас я понял эту простую истину. Она страдала. Страдала от моих лихих писем и это страдание стало приносить мне нестерпимую боль моего сердца. Моя любимая «Макаронка». Как я шутливо назвал тебя в одном из таких писем. Прости меня, я