Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

Сенат может решать, когда Америка должна начинать войну. В случае с Уставом Лиги Наций сенаторы не раз подчеркивали, что их оговорка не означает отказ присоединиться к возможным в будущем санкциям Лиги, но решение об этом должна принимать не Лига, а американский Сенат. Возникает резонный вопрос — неужели американская делегация в Париже не знала об этом, когда формулировала статьи Устава и подписывала мирный договор? Конечно, знала! Но Вильсон стремился создать прецедент, реформировать не только мировую систему, но и изменить место США в мире. Это, как он считал, требовало жертв, в том числе и от американских законодателей. Президент, правда, успокаивал сенаторов, что «статья 10 ни в коем случае не имеет двоякого смысла, если рассматривать ее в свете устава в целом. Совет наций может лишь “рекомендовать” те меры, — убеждал он членов комитета по внешней политике, — посредством которых должны исполняться обязательства по этой важнейшей статье. Пока Соединенные Штаты участвуют в политике или действиях, являющихся предметом рассмотрения, их собственное положительное голосование в Совете необходимо для принятия любой рекомендации, поскольку требуется единогласное решение Совета... В любом случае единогласное решение Совета будет всего лишь рекомендацией. Каждое правительство свободно отклонить ее, если сочтет нужным. Это моральное, а не юридическое обязательство, что оставляет Конгрессу полную свободу давать собственную интерпретацию всех решений, призывающих к действию. Это накладывает обязательства только на нашу совесть, а не на наши законы» 140. Сенаторов, однако, аргументация президента не убеждала. Они чувствовали какой-то скрытый подвох, угрозу американской Конституции и собственным полномочиям, исходящую от 10-й статьи.

Многие сторонники президента советовали ему уступить с оговорками к 10-й статье. Уж на что убежденным сторонником Лиги Наций был участвовавший в работе мирной конференции будущий президент США Герберт Гувер, но даже он вынужден был констатировать, что «без 10-й статьи Устав был бы более эффективным» 141. Того же мнения придерживался и госсекретарь Лансинг, который еще в Париже критиковал 10-ю статью. «Если бы Президент слушался советов своих коллег, — писал он впоследствии, -фактически если бы он прислушался к мнению любого американца (принимавшего участие в Парижской конференции. — И. Т.), высказывавшего свое мнение по этому вопросу (10-й статье. — И. Т), договор, скорее всего, получил бы быстрое одобрение в Сенате» 142. То есть отношение к 10-й статье членов американской делегации на мирной конференции было далеко не однозначным с самого начала. Многие из них, оставаясь во внутренней оппозиции к формулировке этой статьи, поддержали Вильсона лишь потому, что не хотели вносить раскол в американскую позицию. Открыто одобрял тогда формулировку президента лишь полковник Хауз. Теперь, после размолвки с Вильсоном и провала первой попытки ратификации договора в Сенате, поменял свою позицию и он. «Я не советую сдаваться», — оправдывался Хауз перед Вильсоном. Но «для простых людей практически нет разницы между договором и оговорками к нему» 143.

Возвращаясь к письму, полученному Клемансо, надо сказать, что его автор предлагал Союзникам согласиться фактически со всеми оговорками Сената. Упоминание в сборнике британских документов о том, что «три или четыре оговорки, несовместимые с договором, будут отозваны», являлось не более чем попыткой «сохранить лицо», сделав вид, что не все оговорки будут приняты. Да, Хауз действительно понимал, что «вряд ли представляется возможным, чтобы тупиковая ситуация в Сенате была решена иначе, как путем достижения компромисса. Этот компромисс, -утверждал он в письме Клемансо, — предполагает сохранение каких-то оговорок и возможную модификацию некоторых других» 144. Но по сути сделанного им анализа сенатских оговорок, Хауз считал возможным принятие Союзниками их всех. Причем его доводы в большинстве случаев выглядели очень убедительно. Говоря, например, об оговорке, допускавшей в случае угрозы нападения наращивание Соединенными Штатами собственных вооружений без согласия Лиги Наций, Хауз задавал Союзникам резонный вопрос: «Существует ли такое государство, которое толковало бы статью 8 Устава как-либо иначе, независимо от того, сделало оно оговорку или нет?» 145 Хауз допускал возможное неприятие Союзниками лишь оговорок (касавшихся статей 156, 157 и 158 договора и не имевших отношения к Уставу Лиги), затрагивавших китайско-японские разногласия в отношении китайской провинции Шаньдун, и оговорок по вопросу о шести голосах Британской империи в Ассамблее Лиги. Но он полагал, что эти разногласия «вполне можно оставить на рассмотрение Лиги Наций, когда она приступит к работе» 146.

Клемансо, как уже было сказано, передал полученное им письмо на рассмотрение союзного совета, который решил отложить вопрос подготовки англо-французской декларации по поводу сенатских оговорок до возвращения Эдуарда Грея из Америки и его обстоятельного доклада о создавшейся там ситуации. Никакого доклада, однако, не получилось. 31 января, через три недели после возвращения в Англию, Грей опубликовал свои выводы в лондонской The Times. Они сильно отличались от официальной британской позиции. В беседе с редактором газеты Грей упрекнул Ллойд Джорджа в том, что тот вплотную подошел к тому, чтобы испортить все, чего Грей старался добиться в Америке. «Обвиняя американцев в подрыве доверия и нарушении обязательств, он (Ллойд Джордж. — И. Т.) вызвал бурю возмущения против себя самого и всего, связанного с Англией», — сообщил Грей редактору 147. В письме в газету Грей постарался объяснить читателям, что в Америке идет борьба традиционных представлений о собственном особом положении и суверенитете с пониманием новой роли этой страны в мировой системе, и нужно время, чтобы представления американцев претерпели изменения. Поэтому со стороны европейцев требуется понимание и терпение. «Без Соединенных Штатов, — писал он, — нынешняя Лига Наций может стать лишь немногим больше, чем Лигой Союзников для вооруженной самообороны против возрождения прусского милитаризма или борьбы с военными последствиями появления большевизма в России». С другой стороны, отмечал Грей, если американцы вступят в Лигу Наций как «заинтересованный партнер с ограниченными обязательствами, то вполне вероятно, что деятельность Америки в Лиге принесет гораздо больше пользы, чем если она вступит туда с неохотой, чувствуя, что ее вынудили к этому» 148.

Письмо Грея в The Times вызвало большой общественный резонанс по обе стороны Атлантики. Ллойд Джордж, многие консервативные члены британского правительства и руководители ряда доминионов посчитали, что Грей сделал прямо противоположное тому, зачем его посылали в Америку. Негодовал также и больной Вильсон, который незадолго до публикации в The Times в очередной раз призвал сенаторов принять договор без изменений. Интересно, что еще в октябре Грей придерживался позиции, в целом близкой к президентской, но беседы с американскими политиками убедили его в ее нереальности. Возможно, свою роль в перемене мнения сыграл и