Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин

главнокомандующего, содержавший неприкрытый навет на Белова. Акцентировалось внимание на немецких корнях Белова, настоящая фамилия которого Виттекопф. Утверждалось, что Белов навещал собрания неких немцев, был организатором офицеров-монархистов, инспирировал агитацию против Верховного главнокомандующего, по слухам, устраивал отравления оппонентов при помощи пилюль, был самозванцем, якобы присвоившим себе чин полковника, большевистским агентом, а также руководителем некоего готовящегося восстания. Сочетание всей этой нелепицы в одном документе автора, видимо, не волновало.

В докладе и приложениях к нему имелось множество отсылок к свидетельствам других курсовиков (капитанов И. А. Бафталовского, Е. И. Гриневского и К. В. Семчевского), прочих офицеров и даже влиятельного министра финансов омского правительства И. А. Михайлова. Речь шла о сговоре с целью дискредитировать Белова и добиться его удаления с руководящих постов. Андогский едва ли не в ультимативной форме доложил Болдыреву требование военных кругов – не пропускать Белова наверх. 11 ноября недавно назначенный на этот пост военный и морской министр Директории вице-адмирал А. В. Колчак сообщал генералу Болдыреву, что убедился в антигосударственной деятельности генерала Белова и считал необходимым его отстранение. Того же мнения придерживался и популярный командующий Екатеринбургской группой войск генерал Р. Гайда. В итоге 13 ноября Белов был снят с должности и отчислен в резерв чинов при штабе Верховного главнокомандующего, якобы «вследствие поданного рапорта», а 14 ноября Колчак подписал телеграмму с требованием арестовать Белова при сопротивлении и в случае интриг. Способствовавшие отстранению Белова курсовики штабс-капитан А. А. Буров, капитаны И. А. Бафталовский и Е. И. Гриневский затем участвовали в подготовке омского переворота 18 ноября 1918 года, в результате которого была свергнута Директория и установлена диктатура А. В. Колчака. Отстранение Белова стало поражением главнокомандующего Болдырева, оно ослабило его власть на фоне нараставшей активности оппонентов в военном ведомстве. Травле представителей академии подвергся и другой оппонент академического начальства – генерал Матковский.

В Ставке не прекращались дрязги. В те же дни, 24 ноября 1918 года, подполковник А. Я. Нарышкин поднял в Ставке чувствительный для академии вопрос об очищении корпуса офицеров Генерального штаба от ранее служивших у красных. Нарышкина возмущало присутствие в Ставке офицера, «переведенного в Генеральный штаб Троцким». Нарышкин считал, что нужно учредить суд чести из офицеров Генштаба, через который провести каждого служившего в РККА. Однако такая практика применения не получила.

На должность начальника штаба при Болдыреве пытались назначить А. П. Слижикова, однако этот пост занял старый сослуживец Андогского генерал-лейтенант С. Н. Розанов, который дал добро на возобновление учебного процесса в академии, правда, поинтересовавшись, «нельзя ли открыть академию на старых основаниях, чтобы не было „недоносков“» (то есть, как мы помним, курсовиков). Андогский на это ответил, что подобный взгляд ошибочен, а курсовики обладают большим практическим опытом.

По свидетельству участника событий, в Омске

все должности Ставки Верховно[го] главнокомандующего заняли офицеры Генштаба и слушатели академии, прибывшие с ген[ералом] Андогским. Генквармом был полк[овник] Сыромятников, нач[альником] военных сообщений – полковник Касаткин. Разведывательным отделением ведал ген[ерал]-л[ейтенант] (правильно: генерал-майор. – А. Г.) Рябиков, б[ывший] проф[ессор] академии (ошибка: профессором он еще не был. – А. Г.); оперативным отделом г[енерал]-м[айор] Служиков (правильно: полковник Слижиков. – А. Г.). Ген[ерал] Андогский не получил никакого назначения, он продолжал числиться нач[альником] академии, распределял должности между младшими чинами и думал организовать курсы академии Генштаба, для подготовки будущих штабных офицеров… Очень спокойный, сдержанный человек, Андогский был умный, культурный и образованный военный. Он кончил университет, пошел в военное училище, затем в Военную академию, в которой впоследствии стал профессором. Он был автором известного труда – «Встречный бой», – переведенного на все европейские языки. В своей семейной жизни он был очень несчастен, благодаря неудачной женитьбе на простой и взбалмошной женщине.

Омская обстановка осени 1918 года отличалась своеобразием. Осведомленный очевидец вспоминал:

Омск того времени, т[о] е[сть] недолгого пребывания Директории у власти, представлял собой какой-то взбудораженный муравейник. Политические кружки, совещания, какая-то хлопотливая жизнь, в которой чувствовалось что-то ненормальное, но настоящее… «Да ведь это Мексика какая-то!» – говорил всегда спокойный, сдержанный Андогский. – «Из этого ничего не выйдет!» …Не видел ничего и ни о чем не думал Розанов, время которого проходило между Ставкой и рестораном гостиницы «Россия».

Одним из организаторов омского переворота 18 ноября 1918 года был известный своими интригами политический манипулятор 28-летний министр финансов омского правительства И. А. Михайлов, покровительствовавший академии. Несмотря на молодость (он, возможно, был самым молодым министром финансов в истории нашей страны), он считался «серым кардиналом» омского правительства и заметно демонизировался современниками. Его отец, член «Земли и воли» А. Ф. Михайлов, участвовал в убийстве шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова в 1878 году. Михайлов-младший окончил гимназию и юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Был ненадолго арестован в 1914 году по политическим мотивам. В 1917 году стал активным деятелем сибирского областничества. В 1918 году участвовал в антибольшевистском движении в Сибири. За причастность к политическим убийствам недоброжелатели прозвали его «Ванька-Каин». Влиятельность этого человека, сохранившего министерский портфель в трех разных правительствах на Востоке России на протяжении 1918–1919 годов, трудно переоценить. Как отмечал осведомленный свидетель тех событий, будущий министр иностранных дел колчаковского правительства И. И. Сукин, «Михайлов сам погрузился в атмосферу военных интриг и незаметно для себя попал в круг тех личных, карьерных и тщеславных стремлений, которыми была окрашена почти вся среда Генерального штаба в Омске». В документах конференции академии есть прямые указания на то, что Михайлова академическое начальство считало своим доброжелателем и обращалось к нему за содействием осенью 1918 года.

28 октября находившийся тогда в Омске капитан И. С. Ильин записал в дневнике: «Уже начались кругом интриги, интриги Генерального штаба. Михайлов группируется с Андогским и шпиком Буровым; Слижиков, Сыромятников тоже с ними; – Болдырев, Розанов, если его можно считать, – другая группировка, примыкающая к Директории». Все большую популярность в офицерском корпусе обретала идея надпартийной военной диктатуры. Кандидат в диктаторы тоже наметился – назначенный 4 ноября на пост военного и морского министра вице-адмирал А. В. Колчак.

Служившие в Ставке представители академии, как и державшийся в тени Андогский, играли важную роль в перевороте, хотя это и было некрасиво по отношению к пригласившему «академистов» в Ставку генералу Болдыреву. Временно исполняющий должность 1‑го генерал-квартирмейстера подполковник А. Д. Сыромятников заранее знал о подготовке переворота и активно в нем участвовал, организуя военную составляющую акции и обеспечивая нейтралитет союзников. Об этом же свидетельствовал и главный комендант Ставки полковник К. Я. Гоппер, который отметил, что утром 19 ноября в Ставке оказался не только Сыромятников, но и помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего полковник