Новые и старые войны. Организованное насилие в глобальную эпоху - Мэри Калдор

самым производству «страха и ненависти», и оставил бы в большей неприкосновенности законность международных организаций. В ряде случаев Мазовецкий жаловался на отсутствие кооперации с МКБЮ: «Специальный представитель выразил пожелание, чтобы в мирном процессе приоритетное значение имели проблемы прав человека, и обратил внимание на то, что мирные переговоры не следовало начинать, не получив гарантий прекращения массовых и грубых нарушений прав человека» [122].

В военном отношении результатом иного восприятия, возможно, был бы более жесткий, более «надежный» (robust) подход к поддержанию мира. Уверенность в том, что это была война «сторон», привела к крайней нерешительности в вопросе применения силы из-за страха, что это может повлечь за собой эскалацию конфликта и международное сообщество вынуждено будет воевать на той или иной стороне. Генерал Майкл Роуз всеми силами стремился пересечь то, что он, отсылая к провалу миссии ООН в Сомали, называл «линией Могадишо». Не исключено, что с помощью более жесткого подхода можно было бы облегчить выполнение миссии ООН и сделать силы и личный состав ООН гораздо менее уязвимыми перед угрозой взятия в заложники или спорадических нападений. Когда в 1993 году британские солдаты, сопровождающие грузы с гуманитарной помощью из Кладани в Тузлу, стали открывать ответный огонь по стреляющим с гор сербам, регулярные нападения заметно сократились. Несмотря на это, генерал Морийон, тогдашний командующий войсками СООНО в Боснии и Герцеговине, получил от Генерального секретаря ООН взыскание за «превышение своих полномочий». Можно привести похожую историю с одним датским офицером в Тузле, который приказал открыть по сербам огонь из танка в отместку за артиллерийские обстрелы.

Разочарование непосредственных участников событий было безмерно – как самих военнослужащих СООНО, которые, исполняя приказы начальства, казались трусами, так и персонала гуманитарных организаций, работа которых после прибытия войск ООН ничуть не облегчилась. Поскольку о коридоре для гуманитарных грузов в любом случае приходилось договариваться, с этим проще было бы справиться при помощи усилий таких людей, как Ларри Холлингсворт (УВКБ ООН) или Джерри Халм, чем с помощью беззубых СООНО. Как указывал, уезжая из Боснии, Ларри Холлингсворт,

если вы посылаете куда-то армию, но не позволяете ей проявлять агрессию, тогда зачем вообще направлять туда огневую мощь и танки? Мне грустно уезжать с заключением, что войска послали сюда не с тем, чтобы они были жесткими, а с тем, чтобы только создать впечатление жесткости… Нам с самого начала следовало действовать гораздо жестче. ООН упустила шанс захватить инициативу и повести себя волевым образом, и с тех самых пор мы наблюдаем постепенное ослабление ее авторитета [123].

Сам Оуэн полагает, что более жесткое поддержание мира было невозможно из-за нехватки войск. Например, он указывает на то, что нереально взять под защиту 55-милльный маршрут из Сараева в Горажде, пересекающий два горных хребта, 44 моста и 2 узких ущелья: «В местах самих событий в ответ на требования „крутых“ или демонстрирующих „мускулы“ действий со стороны политиков, отставных генералов и комментаторов в телевизионных студиях звучал раскатистый смех» [124]. Но можно взглянуть на эту проблему и иначе. Войска были не менее, если не более, уязвимы в условиях, когда они не готовы были использовать силу, и воюющие стороны это ясно понимали. Отсюда и искушение выставить это на всеобщее обозрение и унизить международное сообщество, например, взятием заложников. Более жесткие действия потребовали бы перегруппировки и отказа от определенных задач, – например, от мониторинга тяжелых вооружений, которые теперь подлежали бы уничтожению.

По схожим причинам Оуэн весьма пренебрежительно относился к концепции убежища/зоны безопасности. СООНО действительно изначально запрашивали 30 тысяч военнослужащих для защиты зон безопасности и высказывали мнение, что на худой конец они могли обойтись и десятитысячным контингентом. В конце концов Совет Безопасности санкционировал ввод 7500 военнослужащих, но денежные средства были выделены только на 3500 человек. Проблема состояла в том, что этот аргумент использовался для объяснения того, почему ничего нельзя было сделать, а не для того, чтобы требовать увеличения присутствия войск. Ближе к концу войны в результате давления со стороны таких фигур, как генерал Морийон или Мазовецкий, а также общественного мнения, на горе Игман в конце концов были развернуты силы быстрого реагирования и были ужесточены правила применения вооруженной силы для Сил по выполнению соглашения (СВС).

В конце концов, основным способом применения силу были воздушные удары, за что всегда выступали американцы, поскольку так можно было избежать риска потерь. Операция «Обдуманная сила» продлилась с 29 августа по 14 сентября 1995 года. В общей сложности было сделано 3515 вылетов и сброшено более 1000 бомб [125]. Будучи прелюдией к Дейтонскому соглашению, воздушные удары помогали оказывать давление на боснийских сербов, и, предположительно, именно они удерживали их от нападения на последний восточный анклав, Горажде. Но с точки зрения защиты гражданского населения в реальной обстановке воздушные удары представляют собой весьма неудобный и грубый инструмент, а защита гражданского населения была именно первоочередной необходимостью. Многие полагают, что более эффективной мерой было развертывание сил быстрого реагирования.

На самом деле нужны были не операции по поддержанию мира – нужно было гуманитарное правоприменение. И в этом заключается серьезный вызов. Гуманитарное правоприменение требует нового стратегического мышления в вопросах противодействия попыткам контроля численности населения с помощью этнических чисток, вопросах получения поддержки и создания альтернативных источников легитимности среди местного населения, новых правил ведения боевых действий и норм поведения, соответствующего материального оснащения, форм организации и командных структур.

После Дейтона

Самая долгая и самая разрушительная война в Европе после 1945 года закончилась через три с половиной года. В международной операции, предпринятой для выполнения Дейтонского соглашения, участвовала масса различных институтов – ООН, ЕС, Совет Европы, ОБСЕ, НАТО и ЗЕС. Для НАТО, СВС и их преемников, сил по стабилизации (СПС) и сил Европейского союза (СЕС), это была самая крупная операция, когда-либо предпринимаемая альянсом. Кроме того, к НАТО присоединились страны «Партнерства ради мира», в прошлом члены Варшавского договора. Начиная с 2004 года роль, которую выполнял НАТО, перешла к ЕС. Это не первая автономная военная миссия ЕС, но тем не менее она знаменует собой значительный шаг в развитии политики общеевропейской безопасности. Процесс выполнения соглашений стал для международного сообщества важным этапом приобретения опыта, выявив многие противоречия, которыми с начала войны было отмечено международное участие.

Более того, само Дейтонское соглашение можно рассматривать в качестве продукта этих противоречий. В первую очередь оно было соглашением, которое родилось из realpolitik-подхода посредников на высшем уровне, воспринимавших мир как совокупность примордиальных наций. Оно было соглашением, которое разделило Боснию