Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

пианино и настроил его. Адвокат остался очень довольным и заплатил мне пятьсот guarany. Ничего подобного я не ожидал. Последовали новые предложения, и к концу 1950 года мы имели в запасе крупную сумму денег — три тысячи guarany.

Выполнив работу для бразильского консула, я в вознаграждение получил деньги и визу в Рио и, легко получив транзитную визу в Аргентину, я и Таня в марте месяце[1535] уехали в Буэнос-Айрес и тотчас же получили там работу на фабрике роялей и пианино. Проработав неделю и получив гонорар в шестьсот пезо, мы в хорошем настроении отправились домой. В трамвае я купил два билета и хотел мое портмоне положить в карман брюк, как вдруг сзади у меня кто-то выхватил его. Оглянувшись, я увидел четырех господ здоровенного роста, одетых с иголочки, нахально, в упор смотревших на меня. Что я мог сделать? Заявил кондуктору, тот улыбнулся, и этим дело закончилось. Так наш первый заработок — шестьсот пезо — попал в карман воров.

Хорошо зарабатывая на фабрике, мы, скопив хорошую сумму денег — около сорока тысяч пезо, — решили открыть какой-нибудь магазин. Стали подыскивать помещение, а чтобы не тратить накопленные деньги, я решил временно пойти работать ночным сторожем. Получив работу на фабрике «Silfuna», на третий день службы я уже имел дело с двумя бандитами. Выйдя из помещения в три часа ночи, я пошел проверять часы и, повернув за угол, увидел двух бандитов, взламывающих дверь. Я выстрелил в воздух, бандиты бросились наутек. Моя собака-волк Ринти их догнала, одному разорвала штаны, а другому бросилась на шею. С легкостью акробатов воры перескочили через забор и, изрядно покусанные собакой, исчезли. Я их не преследовал, откровенно говоря, я был рад, что они от меня бежали, а не я от них.

Вскоре наша заветная мечта исполнилась: в одном небольшом местечке мы, наконец, открыли собственный магазин и назвали его «Bomboneria[1536], cafes, tes»[1537]. Таня стала торговать, я заказывал и доставлял товар. Магазин был очень красив, как игрушка. В нем было два громадных (два с половиной — три метра каждое) зеркала, хрустальная витрина, машина, чтобы молоть кофе, машина для мороженого и много других красивых вещей. В магазине продавалось кофе, чай, бисквиты, вино и гастрономия. Дело пошло очень хорошо, и можно было думать, что мы пришли на конечную жизненную станцию и что начнется тихая, спокойная жизнь.

Но так ли это? Спокойна ли эта жизнь?

В местечке, где мы открыли магазин, не было ни одного, который не был бы ограблен. У нас воры побывали тоже — ограбили кассу. Подростки каждый день воровали шоколад, бомбоны[1538] и многое другое; они же разбивали зеркальные стекла, покупали товар и, не платя денег, с ним убегали. Все это заставило меня и Таню призадуматься и искать выхода из положения. И мы его нашли. Мы закрыли магазин и уехали в другое государство. Здесь, в этой благословенной Богом стране, мы нашли все то, что мило и дорого нашему сердцу.

Заключение

Оглядываясь назад и резюмируя все вышеизложенное, видно, что бурный и тревожный путь мой и моей дочери Тани от Петрограда до Буэнос-Айреса был полон приключений, тяжелых и критических моментов, часто угрожавших нашей жизни. По простому подсчету смертельная опасность за это время была рядом с нами двадцать раз. Ровно двадцать раз наша жизнь была на волоске от смерти. Вспоминая этот многострадальный, полный смертельной опасности путь, с трудом веришь, что все это было настоящей действительностью. Если бы мы все это не сами пережили и испытали, а кто-то рассказывал бы нам, мы не поверили бы, что в жизни может иметь место такая Одиссея. Особенно тяжелым физически и морально был путь от Шопрона до Тироля. Этот путь, длиною около пятисот километров, я и Таня, за малыми исключениями, прошли пешком за один месяц. При этом мы не только шли пешком налегке, без вещей, но еще и тянули вдвоем тяжелый воз, четырехколесную тележку, нагруженную вещами и провиантом, общим весом около двухсот пятидесяти килограмм, не считая самой тележки, которая весила не менее ста двадцати — ста пятидесяти килограмм. Если бы местность, по которой мы шли, не была гористой, то с этим можно было бы мириться, но местность была сплошь покрыта горами, оврагами, ручьями и речками, заповедными дремучими лесами… Это были Альпы — Hochsch Альпы[1539] — 2372 метра, Totes Альпы[1540] — 2124 м, Kaiseralp’ы[1541] — 2344 метра высоты и другие.

Мы шли и тянули за собой воз, а где нельзя было тянуть — толкали: Таня шла впереди и тянула за дышло, а я сзади толкал воз руками и тяжестью всего тела. Тележка была сделана для упряжки пары лошадей, а мы везли ее, как ручную. Таня шла в легких городских туфлях на низких каблуках, ноги у нас обоих были натерты, и под конец похода из пяток сочилась кровь. Перевязочных средств не было никаких. Особенно труден был путь в Тотес Альпах, где дорога шла почти отвесно по крутым горам. Мы двигались здесь буквально по метрам: с неимоверными усилиями толкая воз три-четыре метра, мы подставляли под колесо камень, чтобы он не скатился назад, и минуты три-четыре отдыхали. Потом шли дальше. Таким черепашьим шагом мы ползли вперед.

В течение всего похода мы под сильным нажимом красных должны были идти обязательно каждый день, не задерживаясь для длительного отдыха. Останавливаться было нельзя, так как красные шли по пятам, в пяти-шести километрах от нас. Питание наше было мизерно, скудно и совершенно недостаточно при той тяжелой физической работе, которую мы выполняли. Мы буквально голодали. То, что мы купили еще в Венгрии, мы держали, как стратегический резерв, на вторую половину похода, но, как было указано выше, и эти скудные запасы у нас украли услужливые югославские беженцы. Мы питались три раза в день: утром — картошка и чай; в полдень — чай и картошка; вечером — снова картошка и чай. Хлеба за весь поход не было и в помине. И так было каждый день, без исключения. Австрийские крестьяне нам не только ничего не давали, но не хотели ничего и продать, оправдываясь тем, что у них тоже ничего нет. Однажды мы поздно вечером пришли в немецкую деревню, где в каком-то доме семья из двенадцати человек сидела за ужином. На стол были поставлены три большие миски с молоком, картофелем и галушками, все ели из одной и той