Технология лжи. Нацистская антипартизанская пропаганда на оккупированных территориях СССР. 1941–1944 гг. - Иван Иванович Ковтун

пропагандой. Так, 194‑я полевая комендатура в августе 1942 г. сотрудничала с отрядом пропаганды «Кременчуг» и его командами в Рыльске, Конотопе и Шостке[150]. 668‑я полевая комендатура в Фатеже в декабре 1942 г. поддерживала работу четырех пропагандистских команд[151].

Военные комендатуры осуществляли административное управление, вели борьбу с партизанами, назначали старост и бургомистров, организовывали вспомогательную полицию и гражданские учреждения. В тех пунктах, где отсутствовали хозяйственные команды, комендатуры самостоятельно проводили все мероприятия по использованию местных ресурсов для нужд немецкой военной экономики, а там, где действовали хозяйственные команды, комендатуры оказывали им содействие при реквизициях и обысках[152]. Многие совместные акции комендатур и хозяйственных команд обеспечивались отрядами пропаганды. Комендатуры при помощи пропагандистских подразделений также проводили культурные мероприятия для населения с привлечением громкоговорителей и подвижных звуковещательных станций. Распространение листовок, стенгазет, плакатов, брошюр, календарей считалось рутинным занятием комендантских органов[153].

Как отмечалось выше, на местах оккупанты образовывали городские и районные управы во главе с бургомистрами, главами общин, в селах вводили должности старост. Руководители административных органов давали письменные обязательства исполнять все распоряжения немецких властей. Политическая благонадежность служащих проверялась сотрудниками полевой жандармерии, ГФП или СД[154]. В помощь пособникам отряды пропаганды выпускали специальные листки, памятки, методички и указания, где объясняли, как должна строиться работа в областях, «освобожденных от евреев и большевиков». Начиная с января 1942 г. стали издаваться бюллетени, в которых рассматривались вопросы антипартианской пропаганды. Так, отдел пропаганды «В» в феврале 1942 г. опубликовал второй номер бюллетеня «Особая информация для бургомистров и деревенских старост», посвященный проведению агитационных мероприятий в борьбе с партизанами[155].

В 1942–1943 гг. местные органы управления часто сталкивались с партизанской активностью и просили руководство вермахта, СС и полиции помочь им защитить населенные пункты и близлежащие территории. Но немецкие власти не всегда шли навстречу. Недостаток сил и средств нередко лишал оккупационные войска возможности эффективно противостоять «народным мстителям»[156]. Проблема также усугублялась тем, что согласовать работу различных ведомств по партизанскому вопросу было не так-то просто, как это предписывалось в наставлениях. Например, боевая группа генерала СС Курта фон Готтберга, проводившая операции в захваченных областях Белоруссии, не могла распоряжаться приданными частями вермахта, даже если наступала кризисная ситуация, а была обязана ожидать положительного решения высшей армейской инстанции. Кроме того, у группы отсутствовал постоянный штаб, а ее ударные батальоны и команды, особенно из СД, зачастую не имели четкого плана действий[157].

Если на уровне силовых органов возникали подобные сложности, то и в отношениях с пропагандистскими подразделениями их миновать не удалось. Известны факты, когда войска, выделенные для уничтожения партизанских отрядов, либо вообще не привлекали пропагандистов к операциям, либо отводили им третьестепенную роль[158]. Сам процесс включения в антипартизанскую пропаганду различных ведомств проходил очень сложно и требовал регулярного нормативного закрепления[159]. Хотя в борьбе с партизанами немцам удалось приобрести богатый опыт, перечисленные проблемы, как показывают документы, сохранились до конца оккупации и не были полностью решены[160].

Тем не менее, учитывая все эти обстоятельства, необходимо констатировать, что на временно оккупированных советских территориях германская пропагандистская машина работала широко и порою добивалась заметных результатов. Разветвленный пропагандистский аппарат, созданный усилиями нескольких министерств и ведомств нацистской Германии, в основном состоял из профессионалов, применявших известные на тот момент средства информационно-психологического воздействия. Что касается непосредственно антипартизанской пропаганды, то к ее реализации подключались все оккупационные структуры. Противник добивался того, чтобы эта деятельность носила не только оперативный, но и системный характер.

Глава вторая

«Война блох». Основные стратегии и направления нацистской пропаганды против партизан

Истребительная война на востоке и «партизанский вопрос»

Военно-политическое руководство Германии с самого начала рассматривало войну против Советского Союза в качестве битвы двух диаметрально противоположных мировоззрений. В своих программных речах, произнесенных перед высокопоставленными деятелями нацистской партии и военачальниками, Гитлер достаточно ясно обозначил цели предстоящего похода. Среди них – полный демонтаж советской государственной системы, уничтожение советских вооруженных сил, экономическое использование захваченных ресурсов СССР, оккупация европейской части страны с последующей ее колонизацией, уничтожение еврейского населения и лиц, лояльных советской власти.

На встрече с командованием вооруженных сил Германии в рейхсканцелярии 14 июня 1941 г. Гитлер говорил своим генералам о том, что предстоящая война – война с большевизмом, «каждый солдат должен знать, за что он сражается. Не за страну, которую мы хотим захватить, а против большевизма, который должен быть уничтожен»[161].

Германское верховное главнокомандование не планировало вести затяжную войну. Концепция блицкрига, на основе которой разрабатывалась операция «Барбаросса», исключала какое-либо длительное сопротивление противника и меньше всего учитывала возможность возникновения массового партизанского движения[162]. Опираясь на опыт предыдущих кампаний, в Генеральном штабе Главного командования сухопутных войск (ОКХ) полагали, что вермахт сумеет быстро разгромить Красную армию. Появление в тылу действующей армии «саботажников, террористов и инсургентов» должно было пресекаться самыми решительными мерами[163]. Предвидя такого рода действия, начальник ОКВ генерал-фельдмаршал В. Кейтель выпустил целый ряд особых приказов, давших мощный толчок к систематическим актам насилия.

В частности, 13 мая 1941 г. вышло распоряжение Кейтеля о военной подсудности на оккупированных советских территориях. В этой директиве все преступления «враждебных гражданских лиц» (под которыми подразумевались коммунисты, партизаны и евреи) изымались из юрисдикции военных и военно-полевых судов. Приказ предписывал войскам применять карательные меры в отношении населенных пунктов, в которых воинские части и подразделения подверглись нападению[164]. 23 июля 1941 г. вышло дополнение к этому приказу, где в том числе говорилось, что любое сопротивление будет пресечено не только юридическим наказанием, но и «когда оккупационные власти посеют такой ужас, который лишь один способен отбить у населения какое-либо желание к любому неповиновению»[165].

19 мая 1941 г. было издано специальное распоряжение Кейтеля № 1 («Директива о действиях войск в России»). В нем выдвигалось требование о принятии строгих мер против большевистских агитаторов, партизан, саботажников и евреев, а также высказывалась необходимость «тотального подавления любого активного или пассивного сопротивления»[166].

Распоряжение от 6 июня 1941 г., известное как «приказ о комиссарах», и дополнение к нему от 8 июня требовали от войск немедленного уничтожения политических комиссаров всех рангов, в случае если они будут захвачены в бою или окажут сопротивление. Их уничтожение виделось значимым компонентом ликвидации важной части советской элиты[167]. «Приказ о комиссарах» также приравнивал советских политруков к партизанам. От комиссаров следовало ожидать полного ненависти и жестокого обращения с военнопленными. Поэтому брать их в плен было нельзя, а следовало «устранять» по приказу офицера